Про это самое #короткие_рассказы
Вячеслав Баширов (20/12/2021)
Ильгиз Гимранов. Из цикла "Хрущевочки".
***
О юности рассказ, о чём ещё,
о тихо окликающей в потёмках
по имени, и взгляд через плечо
бросающей, верней рассказ о том, как
ознобом пробирает ветерок,
неопытное раздувая пламя,
о том, как прикасаются плечами,
подбрасывая ветки в костерок,
о нём, о заплутавшемся в трёх соснах,
запутавшемся в тёмном и пустом,
глядящем в небо, в гороскопах звёздных
не смыслящем, верней, рассказ о том,
как вспыхнувший шарахнется костёр,
захваченный врасплох за разговором,
выстреливая искрами в простор,
трепещущим заполыхает взором,
выхватывая то кошачий глаз,
то искорку на пальце безымянном,
рассказ о том, как серая зола
остынет утром, навсегда туманным...
***
Стояла весь день, колыхалась жара, от земли
плыла, поднималась и с неба спускалась волнами,
гроза начиналась, ворочалась где-то вдали,
катилась с огромной далёкой горы валунами,
слегка погромыхивая, всё никак не могла
до нас докатиться, и мы, от жары обессилев,
под деревом старым лежали в тени, ты спала
и, мне показалось, а может, приснилось, спросила:
ты будешь... потом неразборчиво, я не пойму
сквозь морок дремотный, как будто из мира другого:
ты будешь всегда... я не слышу, сквозь жаркую тьму
скажи это снова.
***
Вздохнуло за окном протяжно
и потянулось, и зевнуло,
и утренней прохладой влажной
в окно раскрытое плеснуло,
руладой раскатилось птичьей,
рассыпалось на мелкий щебет,
швырнуло пёрышко синичье
и канареечного щепоть,
весёлым солнцем натекая
к нам на постель и на обои,
и ты проснулась, дорогая,
как будто живы мы с тобою.
***
Повеяло вдруг холодком и сверкнуло, тотчас
вблизи громыхнуло, и вздрогнуло, и покачнулось,
и ты улыбнулась, ещё не открывшая глаз,
ещё не проснулась, в объятьях моих потянулась.
Когда убегала по склону, казалось, едва
касалась босыми ногами тропинки, казалось,
сбегая с тобою с холма, луговая трава
лилась торопливо, тропинка в овраге терялась.
Когда разразилось внезапно, и хлынуло враз,
и лёгкое платье мгновенно тебя облепило
смеясь, оглянулась, молния взорвалась
меня ослепила.
***
С другом юности, обаятельным и забавным
(я хотел быть таким же радостным и развязным)
мы ходили к девчонкам в гости в их выходные,
взяв армянского и чего-нибудь из закуски.
Две смешливые бойкие и одна смурная
небольшие балетные худенькие танцорки
где-то рядом с аэропортом снимали хрущёвку
из двух спален и так называемой гостиной.
Было весело, две блондиночки хохотали,
третья, тёмная, участия не принимала
в глуповатом веселье, только пила со всеми
и ни разу прямо в глаза не взглянула.
Оставались на ночь в этой двуспальной квартире
у подружек наших весёлых, а лишняя третья
очень громкую музыку слушала, снова и снова
Оду к радости ставила или Полёт валькирий.
Сколько лет прошло, никого уже не узнаю,
даже если во сне или в жизни иной увижу,
только эту, что дверь за мной затворяя,
прошептала: сволочь, как я тебя ненавижу!
***
Нарядная, как мухомор, явилась,
такая, что из из сарафана даже
немного жалко было вынимать.
Дождь за окном весь вечер торопливой
скороговоркой бормотал пустое
и глухо погромыхивал вдали.
Была игрива, как щенок, шутила,
пила вино, смеялась, танцевала,
забавная и странная слегка.
Одну магнитофонную кассету
всё время ставила, раз десять за ночь.
На фоне бесконечного дождя.
томились умирающие звуки
и, оживая, тосковали снова
сомнамбулические, ни о чём.
Наутро проводил её на поезд,
пообещала, что вернётся скоро,
в июне, или позже… может быть.
Нигде и никогда потом не слышал
забытой этой музыки, порою
пытался вспомнить, вслушиваясь в дождь.
***
Над столом кружатся осы,
привлекаемые сливовым вареньем
и дымок от папиросы,
увлекаемый ленивым дуновеньем.
Облака неторопливо
проплывают в беспечальном этом мире,
пташка мелкая на сливе
пианиссимо пощипывает лиру.
Миша курит, Маша вяжет
что-то розовое розовенькой дочке,
Лялечка вареньем мажет
маечку и абрикосовые щечки.
Во саду ли, в огороде
спички ширкают, пощёлкивают спицы,
ничего не происходит,
птичку слушает двухлетняя певица.
Полустёртые растенья
пририсованы для пущей благостыни,
и отчетливые тени
расползаются, как змеи, по картине.
***
Воспоминания серого волка
были полны серой волчьей тоски,
зачем отпустил ее, как наверное, страшно
одной в этом темном лесу, полном всякой нечисти,
леших, оборотней, ведьмаков, упырей, вурдалаков,
ежиков, зайчиков, мышек-норушек, лягушек-квакушек,
и всем ничего от нее не нужно, и никому она не нужна
в этом темном, огромном, чужом, равнодушном лесу,
эта маленькая, бестолковая, сумасбродная девочка-ведьма.
***
Когда под гимн Советского Союза
однажды с ней проснулся в шесть утра,
подумал вдруг, что, может быть, обуза
такая впору, и уже пора...
конечно, не всерьёз, поскольку музы
не терпят уз, ведь это же игра.
Она была, вестимо, не весталка,
с ней жизнь была бы дуракавалялка,
где он, понятно, в роли дурака,
такая свалка, перепалка… Жалко,
ушла однажды, бросила: пока!
***
Когда её за мелкое враньё
хватает за руку, как мелкое ворьё
хватают за карманную покражу,
ещё не знает он, дурак,
что там не мелочь в кулаке,
там ровным счетом ничего, а если даже,
так это мелочи, пустяк,
всего лишь несколько монеток медных,
заботились о бедном дураке,
когда выбрасывали мелочь незаметно
среди других вещей, не слишком важных,
чтобы не чувствовал себя дурак,
как выброшенный выпотрошенный бумажник.
***
Как грубый северный варвар из бедной суровой страны,
тяжело распростёртой под сумрачным небом,
отражённым в холодной, серой, как камень, воде,
не могущий позабыть разграбленного и сожжённого
города на берегу тёплого южного моря,
грезящий в пьяном бреду о белых цветущих садах,
как тупо мычащий дикарь, в чьём варварском языке
нет человеческих слов, способных выразить
что-либо, кроме звериной тоски.
***
День рождения, а настроение вовсе не праздничное,
потому что не выспалась и на работу опаздываю,
просто кошмар, а вчера начальник ругался,
он жутко противный и носит сиреневый галстук,
я на него ноль внимания, поэтому он придирается,
второпях не успела накраситься и настроение дурацкое,
говорят, что в этом пальто я совершенно неотразима,
обошлось страшно дорого, а нужно еще зимнее,
боже мой, уже осень, как время летит, кошмар,
этим летом по мне все посходили с ума,
даже надоело, всё время одно и то же,
мне однажды сказал один любимый художник,
что я похожа на церковь Покрова́ на Нерли́,
а послышалось: девка, покрывала не рви,
как я тогда смеялась, а сейчас мне хочется плакать,
разве можно носить туфли в такую ужасную слякоть.
***
У него на коленях гитара,
у неё контрабас на груди…
- Дорогой, ты опять не в ударе!
- Драгоценная, не уходи!
Он печально играет глиссандо,
пиццикато играет она…
- Ненаглядная, ты беспощадна!
- Я тебе, милый мой, не жена!
И страдая в орфическом раже,
он, рыдая, за нею бежит,
и впадая в аид, о пропаже
дребезжащей струною дрожит.
Репродукция
Слабый тёплый свет в окне спальни маленькой на третьем...
Над кроватью, на стене репродукция с портретом
Гончаровой Натали кисти старшего Брюллова.
На обоях журавли, ласточки, удоды, совы.
Полки, полные томов на французском и немецком,
книжки, книжечки стихов на родном, как жалко, не с кем
поделиться... Некий herr год назад сюда совался,
до него был инженер, турок из столицы вальса,
заходил и я не раз, может, три или четыре...
Сколько там бывало нас в этой маленькой квартире,
полупризрачных людей, где грустна в толпе случайной,
ты одна среди теней неразгаданною тайной?
Ах, Наташа, Натали, грустно как-то не по-блядски!
Эти плечики твои, эти губки, эти глазки…
Песня Сольвейг
Он среди них, такой таинственный, ходит,
чудный, чудный в своих красивых ботинках,
у него такие крепкие плечи и сильные ноги,
ровные зубы и совершенно классический нос.
Улыбается своими зубами, такой хороший,
ходит среди них своими ногами, простой,
носит повсюду такой загадочный образ,
чудным носом нюхает чужие цветочки.
Доброжелательно улыбаясь, проходит мимо,
будто понял когда-то, что промахнулся жизнью,
обнимает других девчонок, пьёт чужое пиво,
чужими словами говорит свои разговоры.
Он однажды проснётся и увидит, что умер
и подумает, что наконец освободился из плена,
но ангелы, как тёлки на поселковой дискотеке,
передерутся из-за него, такого чудного, чудного.
Они смеялись
Из сообщения уважаемого доктора Пихельсона
следует, что в городе Энске губернии Энской
появлялся некий инкуб, похотливый и дерзкий,
принимавший обличье офицеров местного гарнизона.
В результате, город погряз в самом грязном разврате,
дамы ходили по улицам в неблагопристойном платье
и совершенно явственно над распутными их домами
читались скверные письмена, написанные дымами.
Почтенный доктор пытался пользовать дам декоктами,
но бесстыжие твари смеялись над бедным доктором.
Посему он властям предлагает принять, для примера,
самые суровые и неотложные полицейские меры,
супротив беспорядков и упадка нравственности и веры.
Последние вопросы
По вечерам собирались на конспиративных квартирах,
произносили вполголоса тосты и речи разные,
о страданиях простого народа, о несовершенстве мира,
сомневались в существовании Высшего Разума.
Михаил говорил, что не цели важны, а средства,
приуготовление к подвигу, а не триумф победный,
Константин взрывался: ах, оставьте эти юродства!
были оба в Софию они влюблены безответно.
Время от времени товарищ Дантон (мы не знали
его настоящего имени) приносил приказы
Организации, в этот раз была акция на вокзале,
последняя, почему-то было понятно сразу.
А потом нас всех повесили, и я спросил перед казнью:
Саша, ты тоже считаешь, что не стоят полушки
наши бессмертные души? А может, всё не напрасно?
Как ты думаешь, у Сони и на груди веснушки?
Спящая на фоне луны и пантеры
Приснились дьявольские очи,
отверзлись медленно, зажглась
и вытекла из сгустка ночи
из аспидовых узких глаз
тоска жестокая, жесточе
пронзающая, чем игла
в зрачок, и в самом средоточье
мерцала ледяная мгла.
Она спала, её пронзало
больное сладостное жало,
в ночную душу тьма вползла.
Очарованье зла сильнее
всего, что въяве было с нею,
она очнуться не смогла.
***
Вздрогнет поезд от лязга, вдруг
друг за другом вагоны дёрнутся,
и упруго прокатится стук,
и колёса со скрежетом стронутся,
и медлительно-тяжело
вдоль перрона вагоны, вагонные
освещённые окна, стекло,
и за ним твоя заоконная
так близка, но всё резче, злей
спотыкливые пульсы разлуки,
только руку протянешь к ней,
и глаза её близорукие
улетают, и тает свет
хвостовых фонарей, и стуки
затихают на стыках, звуки
умирают, и тает свет.
***
В комнате нежилой,
погружённой в зимние сумерки,
заставленной предметами,
не отбрасывающими теней,
в дальнем тёмном углу
на периферии взгляда,
кажется, что-то таится
в зеркале чернокнижном,
словно там утонула
в сумрачной глубине
та, что гляделась подолгу,
расчесывая длинные волосы,
медленно погружаясь
в свой таинственный сумрак,
магическим ритуалом
навеки поглощена.
***
Пьяный блюз, как пьяный дурак, в дымной одури кабака
всё кружится, кружится, как голова дурака:
О детка, ты убила меня, когда ты ушла,
когда ты ушла, ты убила меня без сожалений,
ты ещё пожалеешь об этом, детка, ещё заплачешь,
ты заплачешь, ещё пожалеешь о том, что ушла.
Пьяный блюз, полный пьяных слез, под гармошки губной визг
всё куражится с пьяных глаз, пьяный вдрызг:
А когда ты захочешь вернуться, я тебя не прощу,
я тебя не прощу за то, что я плачу, а ты не вернешься,
не возвращайся, а то я убью тебя, детка, не возвращайся,
но ты не вернёшься, не заплачешь, не пожалеешь.
***
Мужчина глядит на женщину,
которая смотрит в зеркало,
ребёнок гладит собаку
и смотрит "В мире животных",
собака глядит на бога,
который ей гладит брюхо.
Курчавая черная маска,
вися на цветных обоях,
таращится с диким восторгом
на С. Есенина с трубкой,
который взирает с красивой
усмешкой или печалью.
А тысячеглазый Аргус
заглядывает в окошко
на этот ясный оазис
среди ужасного мрака,
и веет прохладой август,
который уже проходит.
***
Надо бы встать, пойти на кухню, кран завернуть,
сволочь такая, капает, капает, не даёт заснуть,
медленно, тихо, жутко, как бывает в больном
сне, который потом оказывается сном
во сне, погружённым в другой, и так без дна…
Словно из ямы чёрной, выкарабкиваюсь из сна,
осыпается подо мной песок, и сползая вниз,
превозмогая ужас удушья, вижу из
темноты, на краю ты стоишь, озарена
ослепительным светом, и я выныриваю со дна,
барахтаясь, выплывая из последних сил,
в отчаянии сознавая, что навсегда упустил
тебя, оставшуюся там, на дне, во сне,
куда уже никогда не проснуться мне…
Последние публикации:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
