Комментарий | 0

Чайка

 

 
 
Чайка – это собака. Это не просто собака, а сетевая собака, не объемная, а плоская. Она живет на фотографиях Артиста. В прошлом Артист пользовался невероятной популярностью в народе, но я застала Артиста на пенсии, на сетевой пенсии. Чем на самом деле занимался Артист, мне неизвестно, но сетевой Артист играл сетевого Пенсионера, старого, толстого, неприятного, влюбленного в свои фантазии о собаке, о женщине, о мужчине. Меня не интересовал мужчина Артиста, хотя я сочувствовала тоске Артиста по мужчине, покинувшему его внезапно и навсегда. Меня не интересовала женщина Артиста, умершая или живая, реальная или воображаемая, сбывшаяся или только мечтающая сбыться в жизни Артиста, потому что это был великий артист - так мне казалось, когда я просматривала многочисленные сетевые фотографии и видео Артиста и с Артистом.
Артист подкупал пластичностью, мягкой, проникновенной интонацией, гибкими перевоплощениями, своей внешностью, артистичными манерами, королевскими, снисходительными позами во время многочисленных интервью, своими масками Принца и Нищего, Короля и Слуги, Мужчины и Женщины, Мальчика и Девочки, Мастера и Маргариты, Поэта и Толпы, Учителя и Ученика… Сколько ролей сыграл Артист за свою двадцатилетнюю звездную жизнь – не сосчитать. Но меня интересовала Чайка – черная карликовая такса Артиста. Однажды я сказала, что ее зовут Соня, та самая, «рыбачка Соня» Марка Бернеса.
У Чайки вообще оказалось множество имен: Ася, Сара Бернар, Жорж Санд, Зимняя Вишня, Тамара, Наталья, Татьяна, Ольга, Онегин, Ленский, Пушкин… Чайка меняла маски истерически, почти панически, словно боялась быть узнанной, угаданной, а, значит, расшифрованной.
Артист вел сетевой дневник Чайки, в котором с преданной подробностью отмечал каждое ее действие или бездействие, каждый шаг или лай, а также – молчание и взгляд, так что порой Чайка напоминала мне Миранду из «Коллекционера» Джона Фаулза. Вы ведь помните сюжет романа: некто, посредственный и неприятный, захватывает в плен и держит в подвале нечто яркое и оригинальное, просто держит в подвале, ни для чего, ни для кого, позволяя этому медленно и мучительно умирать и, пользуясь беззащитностью, беспомощностью, зависимостью этого создания и своим всевластием, иллюзорным, конечно, временным, создает множество эротических фотоснимков.
Беззащитная, умирающая Чайка… Нет, у нее еще не было имени «Миранда», и вся буря – только в стакане. И вся Буря – только в душе Артиста и в позах, и взглядах его Музы – актрисы Чайки.
Собаки похожи на своих хозяев, а хозяева – на своих собак, я это знала всегда, поэтому не любила собак, но Чайка… Почему-то хотелось следить за каждым ее сетевым шагом, как за путеводной нитью Ариадны.
«Пойдемте как-нибудь по Москве вместе», - предложила я однажды Артисту, не надеясь на взаимность, даже на ответ на это предложение. Но Артист легко согласился. Он вообще оказался на редкость легким и, можно сказать, удобным собеседником – не возражавшим, не истощавшим, не поглощавшим твой Интернет-контент, поскольку неустанно, бессонно и беспробудно творил свой собственный.
Влюбленный в Чайку, в какого-то мужчину, в какую-то женщину, Артист и меня, как мне казалось, включил в свой Список Шиндлера – тех, кого он спасет от… Да от чего хотите. Посмотрите очередную серию «Чайки», и вам полегчает. Не вылетайте в трубу! Еще не вечер! Чайка возьмет на себя грехи ваши, расскажет вам о вас все, что вы сами боялись сказать или спросить у самих себя. Потому что Чайка – это Артист, а Артист – это Чайка. Потому что теперь Артист подключился к вам, подключив и Чайку.
Вам стало легче жить, не правда ли? Вот Артист на даче, читает стихи Пастернака: «Я кончился, а ты жива, И ветер, жалуясь и плача, Раскачивает лес и дачу. Не каждую сосну отдельно, А полностью все дерева, Со всею далью…» или «Но кто мы и откуда, Когда от всех тех лет Остались пересуды, А нас на свете нет». И в эти мгновения, у окна, с острым, лошадиным, лицом, Артист – и светлой печалью – так остро, так пронзительно пастерначен. А вот он уже вознесся, словно Вознесенский, резкий и решительный, рубящий с плеча, Мэрилин Монро в рубище Марии-Антуанетты. Или вот вам Чайка в роли ленивой Ахматовой, духовной Карениной, непреклонно-преклоненной Цветаевой… И это все – вы. И это все – о вас. Артист любит вас. Артист приглашает вас, на ваше счастье, на вашу жизнь, на ваш танец. Идите и смотрите. Зайдите на его страничку. Загляните в глаза Чайки, да и не в глаза, а в целые Очи, горящие странным, почти неземным, можно сказать, дьявольским, огнем. Переведите взгляд на лицо Артиста, сейчас, в игре светотени, у окна, в сирени, в это мгновение…
- Вы хоть знаете, кто я такой?!
Я вздрогнула, словно внезапно разбуженная, или укушенная бешеной собакой. Чайка?
- Нет, - дрожу от страха, но стараюсь не показать виду, - Иннокентий Давидович, боюсь, что уже не знаю…
Иннокентий Давидович молча уставился на меня.
- Я, я непременно узнаю. Постараюсь понять… Если Вы позволите… Если…
- Делайте, что хотите, - равнодушно отвечает Иннокентий Давидович, - но все равно вы ошибетесь. Потому что всегда ошибаетесь.
- Да нет, я всегда шучу, - пытаюсь пошутить я снова.
Иннокентий Давидович, кажется, оживился. Безжизненное лицо вновь заиграло огнем страсти и сообщения.
- Вы шутите неправильно. Вы путаете слова и понятия… Это несерьезно. Слова должны звучать однозначно, точно, понятно для всех.
- Но я… Я не для всех, Иннокентий Давидович. Это Вы – для всех. А я – для себя, исключительно для себя…
Иннокентий Давидович дьявольски хохочет.
- Но объясните, что же мне делать?
- Больше читайте. И ваши слова встанут на свои, законные, места, а не будут прыгать, как попало… Деточка, ведь вас же невозможно читать! Но вот хоть это – «Чайка». Кто эта Чайка?
- Ваша собака…
- Нет! Вы читаете Википедию хотя бы?
Заглянув в Википедию, цитирую:
- «Как правило, это крупные либо среднего размера птицы, с белым или серым оперением, часто с чёрными отметинами на голове или крыльях. Одними из отличительных характеристик являются сильный, слегка загнутый на конце, клюв и хорошо развитые плавательные перепонки на ногах».
- Молодец! – Иннокентий Давидович чрезвычайно доволен моими успехами в наделении слов одним-единственным значением.
- Но, послушайте, - беспомощно оправдываюсь я, - если бы я сказала, что это – «птица», мой рассказ оказался бы тавтологией… Потом, неэтично, знаете ли, Птице писать о птице… И Ваша собака, она ведь не птица… Она только играет роль…
По мертвому лицу Иннокентия Давидовича прошла тень некоторого интереса.
- О’Кей.
Значит, на «Чайку» дали добро. Дал Сам. Популярнейший из популярных. Нежнейший из нежных. Сумасшедший из сумасбродных. Безумнейший из рациональных. Я могу продолжить подношения превознесений, но Чайка, точнее, Миранда, она умерла.
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка