Проза

Ночью сидел с котом на кровати, думал, чего не хватает для счастья. Ушастого ручного ежика, спутникового телефона, чтобы, подвиснув в ущелье, на высоте трех тысяч метров сказать, извини, но здесь высоко, не жди сегодня? Да, она не пригласила меня, но и я бы ни за что в тот день ради нее дома бы не оставил, — и мысль об этом не делает меня счастливее.

Денег? — на что они, когда и без них мало можешь. Появятся — так и решишь, что лучшего времени уж не будет, и последние эндорфины с рассветом покинут тебя, осажденного неподдельной той бумагой.  

Кот подошел к окну; снаружи темно. Он растянулся на полу, уперевшись лапами в стену. Лица наши похожи: порой, когда зеркало далеко, глядя на кота, я узнаю, что пора искать бритву.

А что нужно для несчастья? — я задумался.

Кот тихо лежал у стены, отвернувшись от меня; проведя ладонью по подбородку, я подумал, так лучше: возраст другой.

Но ведь иногда я запираю ворота дома, вижу незнакомку в зеленых джинсах, которая часто проходит мимо подъезда, и улыбаюсь! своей красивой улыбкой такого же как она безымянного человека!

…Но это потом, когда девушка пройдет, а значит, есть лишь моя улыбка, и никто ей не причиной: один иду.

Случается, оглянусь. Хороший человек. И опять, только я в тот миг узнал, что он хорош, а сколько ведь было рядом, никто не заметил. Так что совершенно я независим от мнений других: достаточно скупого факта, как я узнаю́, в чем здесь дело.

Вот так идем; он приготовит кому-то чай, польет розы на окне; я пойду прямо. И этот мой прямой путь тоже достоин восхищения.

Подходит ко мне человек. Вы, говорит… нравятся мне ваши тетерева. Все правильно, говорю.

Пожали руки. Он обо мне знает. Я интерес ценю. Сам интересуюсь всяким.

Но однажды я услышал бездомного, чуть слышно затянувшего белую песнь о влюбленных, собиравших цветы по разные стороны холма, всегда приносивших на вершину одинаковые букеты.

Лежал на траве бездомный. Давно ли он таким стал; и кто нашептал ему эту легенду?

Полагаю, девушка в зеленых джинсах всегда накрашена не потому, что хочет для других выглядеть хорошо, но и не для себя, — как иногда говорят, для себя. Полагаю, она красится ради того присущего дамам взгляда, что направлен на свое тело в отсутствии зеркала; а я случайно бываю рядом, обычно, запирая ворота. Так что мы подходим друг другу: она красивая, я вообще с воротами. Черными и решительными.

Вернулся как-то под вечер домой, звоню.

—Вы противны мне, — говорю.

—Это ты? — сказал он. Мы не знали друг друга.

—Все не то; манера разговора, обувь.

—Я цветочник. Ты покупал у меня цветы? Один букет? Могу сделать такой же.

—Думаю, у тебя проблемы, — сказал я. Он молчал. — Это у тебя проблемы; потому и звоню.

—Кто же они?

            Щелкнул губами, посмотрел в потолок. Собеседник настроен воинственно.

—Слушай, здесь женщина и много цветов, — сказал он. — Что нужно тебе?

—Разговор по существу. Женщины и цветы — это фигуры в пространстве.

—Плохие были цветы? Могу сделать другой букет, — сказал он. — Два букета — это два букета; какими бы они ни были. Цветы, собранные вместе.

—Вместе, говоришь? В одном месте? Я тут слышал одну историю.

             Он молчал.

—Приличные букеты дарят в цирке; сам не знаю, почему, — сказал он. — Так я думаю.  

—В квартире, хорошо знакомых людей трудно отделить от обстановки. И в цирке цветы бросают; прощай.

—До свиданья. Буду советовать клиентам всегда бросать цветы. Вечно брошенные букеты, назову второй магазин.

            Кот потянулся, посмотрел на меня; я подошел к окну, взял на́ руки своего друга. Он не мурчал, лишь вытянул шею вослед грузовику.

—Это омлет? — сказал я, когда остановился с котом на руках в дверях кухни. — И ты его не ешь. — Кот потерся щекой о ладонь. — Да и омлет холодный.

            Помню, мне было девятнадцать, когда часы, проведенные под ивой у пруда, видел я много богаче тех, что в шумных компаниях именуют общением.

Так вошел я с котом на кухню.   

            О чем полночи гадал? сидел на кровати, затем поднялся; кот черный, и когда голоден, кусает меня за локоть, а иногда за пальцы ног, — много случайного вокруг. Но куда исчез грузовик? И как чайка, развернувшись против ветра, летит потоку навстречу, взмывая над берегом? — я бы так никогда не смог. Скоро апрель; вишни белой пеной распушат парки, затихнут над скамейками своим цветом.

—Счастлив, ты кот, что вишен пребудет цвет?

            С кухни я ушел давно, а кот все это время был рядом. Так я забочусь о нем — уходя, оставляю порой еду на плите.