Проза

Нижние ветви тополя, растущего во дворе среди других – безлиственны, и когда глядишь с лоджии, кажутся, сплетёнными в причудливую сеть.

 Или – так представлен природный орнамент, несущий тайну древесного существования.

 Или – так даны письмена былого: нечто среднее между санскритом и армянской письменностью…

 Но Мешроп Маштоц едва ли бы узнал многое, вернись он сейчас из параллельного пространства.

 …советская память, включающая различные бездны, то отсвечивает золотом, то играет траурными мотивами.

-Марь Иванна, колбаски к празднику сможете сделать?

Постараюсь, Егорыч.

-А мясца… повкусней?

-Осетринку должны завести, я вам оставлю.

Духи протягивает с улыбкой, она, кокетничая, принимает дорогие, французские.

 Транзиторы, телевизоры, холодильники – блат, как логичное следствие дефицита,  пронизывал бытовую сферу; длинное зелёное, пахнет колбасой – электричка из Рязани: в столицу! За едой!

Какая там Третьяковская галерея!

Тем не менее, и она не была обделена вниманием.

 Вот классная руководительница рассказывает пятиклассникам об Иисусе Христе пред огромным холстом, на котором он является народу,  рассказывает, подбирая эвфемизмы, ибо впрямую многое не скажешь.

 Газеты читали на улицах: стенды такие были, каждодневно обклеиваемые новыми; и читать учились между строк.

 На уличных же стендах изучали репертуар кинотеатров, думая, куда пойти, чтобы скоротать вечерок.

…к Новому году начинали готовиться чуть не за месяц: как нарядиться, что приготовить.

Аромат детства – может быть, великолепная симфония запахов хвои? Плюс мандарины, корица… А холодец пах чесночком.

 К морю – летом.

Белели среди зелени анапские домики; мы завтракали в беседке, увитой декоративным виноградом, а потом – метров триста, и вот оно – сияющее, древнее, помнящее кентавров и корабли Ясона…

Дома пионеров, как подлинные дворцы: роскошны, и каких только не было кружков…

 Блестит бумага, но рисунок сплетается туго, точно не слушается карандаш.

 Нижние ветви тополя когда-то были густо украшены листвой – он постарел, как ты, но в отличие от тебя, не думает о смерти, и едва ли способен вспоминать.

И даже не вспоминаешь, но – будто живёшь былым, вдруг закипающим сильнее реальности, и проступившим так ярко в течение пяти минут, пока длилась сигарета…