Жизнь как есть

Мы никогда не будем прежними.

 В. Л.И.

Недавно побывал в стоматологии. Когда меня пересадили в кресло, перед самым началом щепетильной процедуры, я признался женщине в белом: «Ещё ничего не началось, а я уже вижу свет в конце тоннеля».

А уже после, в машине, возвращаясь домой с родителями, я сказал им на ту же тему: «В определённый момент перед глазами замаячили врата Вальгаллы».

Но, шутки в сторону. Мой случай, называемый Нейромышечное заболевание Беккера, достаточно редок, и я должен хоть пару слов написать о нём для новых людей, чтобы ввести в курс дела. Я слабею. И всё же вместе с ограниченностями я умею жить на позитиве, и моя вера в Бога только крепнет.

На момент 08.11.2021 года, когда я начал эту рукопись, я уже не могу ходить, а только стоять до изнурения, для чего требуется минуты четыре. Я всегда стою в своей комнате, держась мёртвой хваткой правой руки за комод. К невозможности ходить я отнёсся спокойно – это было ожидаемо. За пару дней до этого одно неверное движение легко могло нарушить баланс тела, как заваленная игра Дженга (построение деревянных фигурок). Я больше всего опасался, что тело и организм будут неистово меня мучить, прося ту нагрузку, которую я дать не в силах, отчего будет ныть сердце и изнывать мышцы. Признаюсь, это в некоторой степени было и есть, но уж точно не является смертельным и неспособно довести меня до белых палат.

Порой ничего сделать нельзя, плохие времена, и день нужно просто оставить позади («Утро вечера мудренее»). Так у меня было, когда я был одолён тягучей втаптывающей депрессией несколько лет назад. Я не умел жить в гармонии с собой, и те времена были самым лучшим уроком, показав, когда депрессия ушла (когда я раскрыл глаза на плюсы в жизни), что может быть гораздо хуже, чем есть. Всегда может быть хуже, и наверняка прямо сейчас – весьма неплохо.

Мне говорили, то стоя из-за неестественно выгнутой спины (баланс тела сам, без меня изменился), я похож на вопросительный знак (Загадочник). Получается нормальные люди, это восклицательные знаки. Шучу. Ну а вообще сейчас спина просто идёт на излом в положении стоя. Когда меня ставит Папа или Мама, им и мне сложно совладать с этим телом и найти тонкую грань баланса, чтобы зафиксировать себя. Правда, хоть бери штырь или лом и просовывай через хребет, чтобы не клонило ни назад, ни вперёд. Дунет ветер позади меня из окна, или скромненько и тихонько чихнёт Барсик далеко на кухне, и от этой волны я окажусь на полу (почти шучу). И я, всё это пропуская через себя, понимаю, что однажды, быть может, выход в социум мне будет отрезан. Но даже когда всё очень плохо, когда ты можешь мочь всё меньше и меньше, видишь и понимаешь: жизнь, какой бы она ни была, прекрасна.

Есть сны, что приходят ко мне и настойчиво повторяются. Мне грезится, как я плаваю под водой, и вода чистая, сверкающе-бирюзовая, а дно и скальные выступы щедро украшены дивными кораллами. Я погружаюсь всё более, доплываю до корпуса фрегата, севшего на мель от пробоин, нахожу у его основания выступающее инородное тело в виде трубы, в какую я влезаю, теряюсь переплетениях тёмных тоннелях, и чувствую, как нечто, уж точно не человек, преследует меня.

Я не раз бывал в некоей диковинной лавке, битком набитой ценнейшими реликвиями и антиквариатом. Но именно в ней, среди всей дороговизны, от каких сложно оторвать взгляд, меня каждый раз манила особенная книга, в какой я видел наиважнейшую ценность. Она была прямоугольной, вытянутой, но не особенно большой. Имела переплёт в виде драгоценных металлов, золота и серебра, чередующихся и образующих гравировкой замысловатые замки и крепости. Внутри же она была написана на недоступном мне языке (возможно, латынь), но являлась несомненно старинной, так как имела художественный подчерк, каким не налюбуешься. От неё исходила сила недоступных знаний, и казалось, что я, пытаясь её постичь, ощущаю от неё то же самое в ответ.

И ещё есть третий, часто появляющийся сон. Из раза в раз я оказываюсь в огромном, многоуровневом больничном инновационном комплексе. Там мне отчего-то надо быть тише воды ниже травы, действовать скрытно, чтобы не поймали, и найти некие ответы в бело-сиреневых комнатах, заполненных сложнейшими, неподдающимися описанию медицинскими оборудованиями.

Эти сны преследуют меня года четыре, и я не знаю, что им от меня надо и что я должен понять.

И бывают также сны про социум, похожие, как близнецы. Я блуждаю в сумерках по неизвестным городам и мне кажется, что это ничто иное, как изнанка другого моего настоящего, какое было бы, если бы не было этого заболевания. Я очень люблю эти прогулки, я упиваюсь ими, но мне становится печально, когда я просыпаюсь и теряю эту связь, где у тебя руки развязаны и ты волен над собой.

Именно по свободе действия я очень скучаю, и иногда получаю её только в грёзах.

***

Сейчас самое сложное в обращении со своим телом, это перекинуть себя с кровати в коляску, не умудрившись оказаться на полу, и постоять отведённое тебе время где-то раз в час. На всякий пожарный над полом в особенном месте есть долгосрочное печенье и вода. Когда я стою, у меня в голове возникает ассоциация, будто бы я до последнего держу не себя, а трепещущий флаг, символизирующий некое сопротивление своей участи. В глуби себя ощущаю неотвратимость проводить в кровати всё больше и больше времени, но я стараюсь не думать об этом и жить так, как пока живётся, на позитиве, не думая об этом также, как человек, просто живущий, не особо задумывается о своей смерти, находящейся где-то далеко.

Когда меня нынче поднимают постоять, чтобы кровь прилила ногам, чтобы хоть как-то продержаться, тело может этому воспротивиться, само, без моего разрешения, насильно выгнуться торсом вперёд как бы в свёрнутое положение из-за слабой поясницы и худющих ног, каким уж давно надо бы дать ремня. Это напоминает мне конфликт интересов как в фильме Человек-паук 2 (2004) между Доктором Осьминогом и его щупальцами, обладающими подобием разума. Стою пока стоится, живу пока живётся. Пишу пока пишется, пока власть рук у меня под контролем. Таков жребий. И не сказать, чтобы он самый худший, нет.

Якобы эта болезнь не смертельна. Но нет. Я не могу себя даже по минимуму обслужить, помыться в ванне, допустим, взять с холодильника еду и разогреть, так как руки не вытягиваются вперёд и тем более вверх, неспособны удерживать вес даже менее полу-килограмм. То есть даже если ты схватишь тарелку или боксик с едой, рука (и даже рука, удерживающая руку) упадут и, скорее всего, еда окажется на полу. И всё же хитрить в жизни можно. Пока что мне оставляют еду в тех самых боксиках (увы, пластмассовых, неспособных долго держать нужную температуру) в моей комнате на столе. Словом, выкручиваемся как можем, и пока не сказать, чтобы было уж слишком туго. Туго – да, но не слишком.

И даже будучи верующим после всего этого (и ещё сдерживаемого в себе, личного), можно позволить себе воззвать: «Господи, какого дьявола?..» Вот только унывать – это самое неблагодарное дело, по себе знаю. Я лучше, как и обычно, подумаю наперёд, на заранее приготовлюсь ко многому и предприму нужные действия, обращусь к позитивным моментам, сосредоточусь на настоящем и, увидев в них плюсы, спокойно выдохну.

***

На мой 29 день рождения родители подарили мне индейский амулет ловец снов из натуральных материалов (кожа, древесина, перья). И, что самое интересное, пусть он до конца не перекрыл поток плохих, редких снов, но я их более не страшусь и, просыпаясь, как и обычно ищу в них некие послания.

***

И, да, я же пишу! Уже как восемь лет. Довелось, и не раз, пообщаться, правда письменно, с издательствами. Увы, у тамошних людей нет устоявшейся планки качества, редакторы порой реагируют на текст понравился ли он лично им и вообще, поняли ли они его. Я общался с возрастным редактором, и он совсем не знал даже о таком жанре, как постапокалипсис, и в силу этого непонимания, в силу глубоко укоренившихся старых моральных устоев, они могут это просто не переносить. То есть они (не все, конечно) просто могут не воспринять, не дать шанс работам новых, выбивающихся писателей. И это печалит.

И пока мои руки работают, я планирую замахнуться на антиутопию. Осилю ли? Да, но нужно подготовиться (начитаться, насмотреться, чтобы были заметки).

***

Это заболевание заставляет меня жить по приоритетам, то есть успевать в первую очередь сделать нечто действительное важное, чтобы потом не сожалеть. Я хочу успеть как можно больше. Это также повлияло на моё мышление (я умею мыслить наперёд), разбираться, то есть отсеивать в жизни всё лишнее, а на незаслуживающее внимание никак не реагировать. Очень многое в этой жизни на самом деле невесомо и не стоит затраченных нервов, подтачивающих здоровье. Чуда исцеления я не очень-то жду, даже несмотря на веру в Бога, потому что уже давно на себе наблюдаю течение болезни и даже минимального прорыва, хотя бы в виде какой-нибудь ничтожной прибавки сил, за эти 13 лет не было. Но мои родители и некоторые знакомые хотят верить, что всё наладится, что изобретут лекарство, и оно будет нам по карману (а не стоить, как принято, сто тысяч миллионов-миллиардов). Их вера поддерживает меня. Но я умею смотреть далеко вперёд и, взвешивая прошлое и настоящее, считаю, но не до конца, что счастливый исход, или, как говорится, хэппи энд, штука слишком роскошная, слишком фантастическая, попахивающая чем-то недостижимым, но всё же очень долгожданным, как заслуженная передышка после всех мук или изматывающих сотен раундов на ринге. И всё же эти муки пошли мне только на пользу, дали пищу для ума, направили куда надо, и пора бы заболеванию уже остановиться, иначе дело дойдёт до абсурда.

Как говорится, последний бой, он трудный самый. Сейчас, когда я стою из последних сил, то чувствую в ногах лишь сомнение и трепет. Я не в безопасности от самого себя и не знаю, что выкинет новый день. Но я ко многому готов. Пусть это порой и кажется мне бессмысленным, но человек должен бороться до конца. Но если я не смогу перекреститься перед отбоем во время молитв, тогда я, конечно, не усомнюсь в Боге, но как минимум уйду в думы о его целях и справедливости по поводу меня.

***

Мне есть немного, что сказать о коронавирусе. К примеру: «Наличие в доме туалетной бумаги способно вселить веру в ближайшее светлое будущее». Ну а если серьёзно, то, с одной стороны, лично мне кажется, что всё не может быть так просто, что за всем этим что-то стоит и, быть может, всё это часть некоего огромного плана или проекта. С другой может показаться, что это испытание дано человечеству Свыше, чтобы сплотиться против новой угрозы. И если придерживаться ближе ко второму мнению, то из этого выльется то, что всё это просто новая напасть, с которой человечество непременно справится. Справлялось до этого, справится и теперь.

На меня, затворника, коронавирус почти что никак не повлиял. Всего лишь лишил наполовину обоняния и вкуса от еды, напитков, и длится это уже полгода. Плюс в этом только один – можно пить зелёный чай литрами. Я годами жил как в режиме самоизоляции до того, когда это стало модно (двоякая шутка). И тем не менее нынче на ранке электроники конкретный дефицит игровых консолей (точнее, полупроводников) и т.п. Люди, даже имея средства, как, к примеру, я, не могут позволить купить себе прекраснейшую отдушину, чтобы отвлечься от смутных времён, да и просто не сойти с ума ближе к вечеру, заслуженно отдохнув.

Плохие времена и дальше будут, как, впрочем, и хорошие. Но какой урок мы извлечём из пандемии? Я не знаю. Возможно, ещё рано. Но Человек – это звучит гордо, сильно, способен адаптироваться, как вода под ёмкость, под любые трудности. Я верю в светлое будущее человечества, верю, что ситуация выправится общими усилиями и всё вернётся если и не на круги своя, то в конце концов в более лучшую сторону жизни.

А что же я?..

Я просто, как бы там ни было, буду жить дальше.

_______________________

Контакты: viacheslav.lebedinsky@                     yandex.ru ;     https://vk.com/foxteka