Жизнь как есть

          После сожжения второго тома «Мертвых душ», Николай Васильевич Гоголь, находясь в религиозно-мистическом состоянии, понял, он наконец-то знает, как следует писать, а именно – «устремить все общество к прекрасному». В 1847 г., в 36 лет, он издает «Выбранные места из переписки с друзьями», в них Николай Васильевич охватывает все стороны общественной и литературной жизни, дотошно во всем разбирается: в христианстве, поэзии, помещиках, женщинах и, конечно же, России. Знаменитый критик Белинский, глубоко уважаемый и ценимый Гоголем, разносит «Переписку» в пух и прах. Он критикует каждый пункт произведения.

Для Николая Васильевича – это потрясение. Он – мессия слова, наставник, врачеватель и созидатель человеческих сердец втоптан в грязь, оскорблен, обвинен в реакционных идеях, подвергнут упрекам и негодованию. И если бы чужими людьми, так своими же друзьями! Аксаков убеждал Плетнева и Шевырева не печатать последних произведений Гоголя, так как "все это ложь, дичь и нелепость, и если будет обнародована, то сделает Гоголя посмешищем всей России". И что уж самое нелепое, называет Гоголя изменником: «О, недобрый был тот день и час, когда вы вздумали ехать в чужие края, в этот Рим, губитель русских умов и дарований! Дадут Богу ответ эти друзья ваши, слепые фанатики и знаменитые Маниловы, которые не только допустили, но и сами помогли вам запутаться в сети собственного ума вашего, дьявольской гордости, которую вы принимаете за христианское смирение. Горько убеждаюсь я, что никому не проходит безнаказанно бегство из отечества: ибо продолжительное отсутствие есть уже бегство – измена ему».

Чем заслужил Гоголь столь горькие слова? Сумели ли современники понять его? Честного, прямого, долгие годы жившего в Европе, а потому посмотревшего на российскую действительность свежим взглядом. Что поразило их, надушенных франтов, тщеславных дамочек с удовольствием перемывающих косточки тем, кто не вписывался в богемный образ жизни? Гоголевский крик – «Монастырь ваш – Россия!» Или страшная правда, которую осмелился высказать только он, - «вы не знаете, что такое для русского Россия»? Как же все переполошились, закудахтали – и этот чудак, живший заграницей 12 лет, вздумал нас уму разуму учить!

Да! Вздумал! Надумал! Осмелился!

Увидел за тысячи верст то, что никто не видел у себя под носом. «Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас все это производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, это еще не любовь, далеко вам до любви, это разве только одно слишком еще отдаленное ее предвестие. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем».

Вот так! И как современно!

Кто смолчит после такого? Кто из чиновников, дворян, всех тех, кто кичится неким предназначением для России и теми «благими» делами которые они якобы свершают ради отчизны, а уж жертвы то какие приносят! - Гоголь так бесстрашно подверг сомнению – проглотит такое обвинение и не подавится? Конечно, подавились.

«Даже честные и добрые люди между собой в разладе. Велико незнанье России посреди России. Все живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек человека; люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями».

 К такой правде не был готов никто. Страшная правда, даже по сегодняшним меркам.  Ведь она про нас, живущих двести лет спустя. Что это? Провидение, прозорливость, догадки или просто бред? Писатель – человек тонкий, с особой психикой, чрезвычайно чувствительный не только ко дню сегодняшнему, но и  завтрашнему. Словно провидец говорил он о России настоящей и о России будущей. Но, как известно, нет пророка в своем отечестве. Для современников он шагнул в бездну. Поговаривали даже о том, что талант-то его, в энтой-то Италии, тю-тю давно.

            Гоголь в смятении и подавленном состоянии духа оглядывается на самого себя, ужасается правде вышедшей из него и с христианским смирением сознается, «слишком самонадеянно вздумал он учить других, когда еще сам не успел состроиться». Уверовав в то, что он совсем не знает России, что ему самому надо по ней поездить и пожить, Гоголь принимает решение вернуться на Родину.

____________

Книга  "Прощальная повесть Гоголя. (Опыт биографософии)" Малека Яфарова в Литературно-философском журнале "Топос".