Поэзия

***

В электричке – капли на оконном стекле,

Пассажиры заняты транспортным флиртом,

Вверх ногами висит на стене

Реклама борьбы со спиртом.

Он сел напротив меня.

Трехголовый, я сразу понял, что свой.

Откуда-то на три дня 

Прилетел погулять выходной.

Нам слов не надо, чтоб говорить,

Не надо мыслей читать.

Это миф, что сказочные герои не любят пить,

Просто они не умеют блевать.

– Где здесь можно? – спросил он

И похлопал себя по горлу.

– Можно на следующей взять гондон 

За тридцать шесть рублей пол-литровый.

У него пятнадцать, и у меня четвертак,

Мы вышли в Подлипках, взяли пол-литра.

– Пошли теперь в гости, ты клевый чувак,

Здесь живет художник по кличке «Палитра».

Это он нас когда-то нарисовал:

Тебя, алкаша, и меня – Змей-Горыныча.

Ты стоял на четвереньках, а я летал

На плакате, заказанном противниками синего.

И он повел меня в престранные гости,

А там все сидели уже на игле,

И художник, руками, трясущимися от нарко-похоти

Рисовал мак, выросший на пне.

Наркологи этот плакат заказали:

Пень означает, что все потеряно,

Все, во что верили, все, что знали,

А мак как бы заменяет огромное дерево.

Что это за дерьмо, в натуре?!

Что изобразили твои карандаши?!

Мак не пускает корней в древесной структуре, 

Об этом знаем даже мы, алкаши!

Сраный создатель отстойных плакатов,

Выйди на улицу и посмотри вокруг!

Лучше нарисуй дерьмо на лопате

И напиши: «Добро пожаловать в Москву!»

– Это очень хорошая идея, – сказал он, и выгнал нас, – 

И меня, и трехглавого змея.

Все это время у подъезда опер пас:

– Ну что, ребята, медленным затарились?

Покажите мне вены, вы, два говнюка,

Дырок нету, по ноздрям запарились?

Новички в этом деле? Гоните оба дозняка!

– Мы не брали героина, мы по синему делу,

И денег у нас нету ни копья!

Я очнулся в электричке, привалившись к чужому телу.

Что было с нами дальше, не помню ни хуя.

Да так ли это важно – то, что было когда-то,

Капли продолжали стучать и стучать за окном.

Выхожу, а на вокзале везде плакаты:

«Добро пожаловать в Москву!» – и лопата с говном.

Скандофорды

На платформе Москва-Третья

Продает скандофорды 

Маленький дедушка в пиджаке.

Морщины на лбу у него как фиорды,

И синяя жилка на желтом виске.

– Мне семьдесят пять лет,

Я продавать скандофорды вынужден,

Чтобы купить дорогие лекарства, -

Так говорит, глядя на наши наглые морды.

Я не купил скандофордов у деда,

Я не люблю ребусы,

Чтобы убить время, оставшееся до смерти.

Достаточно купить дорогие лекарства.

Мне тридцать лет, и я вынужден

Ездить на электричках и на метро.

Не заставляйте меня хотя бы

Разглядывать скандофорды по дороге!

Монах и девочка с глазами собаки

Совещаются, кто первый пойдет в вагон побираться.

Они еще старые не очень,

Но им тоже нужны дорогие лекарства.

И вот уж следом вошли музыканты,

Раздались синтезатора мощные аккорды:

Будут деньги на дорогие лекарства,

И даже хватит на скандофорды.

Гуляет поезд по кривым фиордам,

Карманы забиты ненужным, прошлым.

И все уже в прошлом мои скандофорды,

И дорогие лекарства тоже.

***

Красавица и наркоманка с длинными ногами

Живет со мною уже около года.

Она бывшая девушка известного музыканта,

Совершенно сторчавшегося рейвера-урода.

Я знаю: наверное, она мне не изменяет,

В последнее время чего-то боится:

Старается не встречаться со старыми друзьями,

Предпочитает общение с одноразовым шприцем.

Я ее понимаю, она усталая сука,

Нужна тихая гавань и большому фрегату.

Со мной она отдыхает – я спокойный и скучный,

И никогда при ней не ругаюсь матом.

Она работает секретаршей, я потихоньку ворую

В секонд-хендах, магазинах USA Global,

Приторговываю шмалью, на Арбате танцую:

Под рейв перед лохами кручу жопой.

Мама говорит: во всем жена виновата,

Что я скоро надорвусь, да и я сам это знаю.

На кончике иголки коричневая вата,

Но я не боюсь, это жизнь такая.

Я стараюсь быть сильным, стараюсь быть смелым,

Пить наравне с ее бывшими френдами.

Жить по-настоящему, отдавать всего себя,

Хотя по жизни окружен сплошными секонд-хендами.

Она тоже секонд, в некотором роде:

Вещи устают и ищут тихих хозяев.

И, кстати, героин, в отличие от природы

Не оставляет впечатления потерянного рая.

***

Олег и Валентин повстречали Леонида,

Который дал им утром денег,

Чтобы ему привезли белый.

Вечером они и повстречали Леонида,

И Леонид спросил Олега и Валентина:

– Ну что, привезли?

Олег и Валентин достали белый.

Леониду, когда он развернул, показалось,

Что его обманывают.

– И это все? – спросил он.

– Это все, Леонид, – отвечали друзья.

– Но здесь очень мало белого,

Тогда отдавайте деньги!

– Деньги у нас отняли в милиции, Леонид, –

Отвечали друзья.

Я слышал, как они орали друг на друга

Практически до самого метро "Чеховская".

– Где деньги, где деньги, Олег и Валентин?!

– Нас кинули, Леонид, нас кинули, Леонид!

– Танцующий приедет сейчас

Скиньтесь со Стасом, если хотите.

Танцующий привезет белый

Через полтора часа, подождите.

– Нет, Леонид, не доставай ножа!

Давай, Леонид поговорим не спеша! 

Олег и Валентин, Олег и Валентин...

– Где белый, где деньги?

– Потом поговорим.

Около метро "Чеховская" я встретил

Танцующего и Стаса.

Они были под белым.

***

Однажды на море, стоя около дельфинария

И находясь в плохом настроении

Я услышал вдруг из репродуктора: «А сейчас прозвучит ария»,

И следом отвратительный рев вместо пения.

Не сразу я понял, что это была

Из дельфинария прямая трансляция.

Мое настроение упало ниже нуля,

Но после этих мерзких звуков

Я вдруг услышал овации.

Дельфиньи старанья были сполна вознаграждены

Заполненным до отказа зрительным залом:

Люди, приехавшие со всех концов страны

Считали хорошим то, что я считал калом.

Мне захотелось курить, хотя на отдыхе я не курю.

Я решил, что с меня довольно арий.

Пройдя метров двести, я сел на скамью у какого-то здания,

Но это оказался еще один дельфинарий.

И когда из открытых дверей донеслось:

«А сейчас вы услышите пение котика»,

Я сорвался со скамьи, как будто сел на гвоздь.

Еще немного, и мне опять захочется наркотиков.

К сожалению, я не мог уходить, 

Поскольку у меня здесь была стрелка забита.

Что заставляет этих животных так выть?!

Что заставляет так выть паразитов?!

А может, они глумятся над тем,

Что люди прикалываются к их мотивам?

Они, дельфины, в натуре ничего не стесняются совсем:

Чего стесняться, если ты – рыба!

Но больше всего меня умиляло то, 

С каким восторгом их пение встречала публика.

Наверное, чувствуешь себя как Кусто, 

Слушая звуки моря, не выходя из кубрика.

В тот вечер я сильно напился с горя,

И все равно долго не мог забыться сном:

Мне казалось, я слышу чье-то пение из моря,

Но это пение мне уже не казалось таким говном.

***

Мой ночной вор Алик

Ходит за мной по пятам.

Если я пьяным заснул на бульваре,

Алик сразу лезет ко мне в карман.

Алик за три года украл у меня

Три пейджера и два телефона,

Один бумажник, в котором было два рубля,

Еще две кожаные сумки стали добычей этого вора.

Один раз проснувшись на лавочке утром

Я обнаружил на пальцах пропажу серебряных гаек.

В моей записной книжке была сделана надпись красной ручкой:

«Привет. Я твой ночной вор Алик».

Кажется ночью, в пьяном бреду,

Я видел его лицо в бумажном стакане.

Алик, Алик, гореть тебе в аду!

Гореть тебе в аду, проклятый Алик!

Мой ночной вор крадется за мной,

Когда я иду в ночное кафе.

С клетчатой сумкой, пока пустой, 

Он ходит вокруг меня и улыбается мне.

Алик – акула ночных скамеек,

Это стая наглых чаек.

Вот все, что умеет

Мой ночной вор Алик.

Когда-нибудь я куплю гранату

И обклею ее золотою фольгою:

Пусть Алик взорвется, вернувшись на хату,

И больше не будет ходить за мною.

Пусть он подавится золотым пейджером

И еще одним золотым телефоном.

А я спокойно вздохну, и вечером

Тихо пойду дорожкой знакомой.

***

Давным-давно, в магазине «Книги»

Работал я экспедитором-грузчиком.

Входившая в моду профессия барыги

Заставляла меня относиться к книгам, как к мусору.

В то время произошел случай со мной,

Точнее, неприличный случай с моим начальником.

А моим начальником была женщина-алкоголичка.

Она пила, как лошадь, работала, как вол.

«Под небом голубым есть город золотой», –

Ей очень нравилась эта песня.

Временами у нее начинался запой,

Шаг за шагом она приближалась к бездне.

К бездне, в которой, если лететь до самого дна,

Можно попасть в Золотой Город прямиком.

Забыл сказать: она пила не одна,

А с мужем своим, телемастером, обычным мужиком.

Однажды приходит она рано утром на работу

И сразу вызывает меня:

– Иди и купи портвейна на сотку.

По тем временам это было до хрена!

Мы сели пить, и примерно к обеду

Выпили все, что я на сотку принес.

– Сходи еще, я домой не поеду:

Останусь здесь ночевать. – Не вопрос, -

Я отвечал, еле ворочая язык.

До этого мы, кстати, сидели молча,

Ее глаза были, как два входа в тупик.

Мы выпили еще, и я услышал такую 

Историю, достойную пера Генриха Сапгира:

Мать ее мужа разрешала этому мудаку Юре

Днем изменять жене в своей квартире.

Сама же отмазывала его перед женой,

Говорила, что он пожрать к ней заходит.

«Под небом голубым есть город золотой», -

Пришла мне на ум одна из ее любимых мелодий.

– И как же вы вычислили этого вонючего козла? -

Спросил я, вытягивая сигарету из ее пачки.

– В обед случайно к его матери я зашла,

А она открыла дверь, не надев собачки.

Он валялся на диване с какой-то блядью,

А мать слушала в это время «Маяк».

И тут она заплакала. Она плакала до вечера, и мы пили коньяк.

Вскоре ее уволили за пьянство,

Потом и меня поймали на воровстве.

И я всегда вспоминаю об этом блядстве,

Когда читаю в своей трудовой книжке,

Что уволен по статье...

Город тупиков, гаражей и заборов,

Рождает истории, одна паршивей другой.

Я стою на пустыре с трудовой книжкой вора

И пою: «Под небом голубым есть город золотой».

***

Проезжая мимо помойки

Иногда увидишь: в грязи

Лежат холодильник или плита,

Расписанные фантастическими цветами.

Эта тяга народа к творчеству

Умиляет и настораживает,

Но примитивное зодчество

Помойку облагораживает.

Твой холодильник не такой, как у всех,

На твоем серванте – бумажная аппликация.

На стене – картина неизвестного художника,

Который умер в четырнадцать лет

Во время мастурбации.

Ты как вылезший наружу конец пружины диванной,

Ты была большая оригиналка.

Твой холодильник, раскрашенный странно

Я вспомнил, проезжая мимо свалки.

И пусть уже пусто, и нет просвета:

Потянулись заборы и гаражи,

Ты продолжаешь вкладывать душу в предметы,

В предметы, у которых нет своей души.

***

Я сел в поезд одного из направлений местных,

Вагон был почти пустой.

Заняты были всего три места,

И все три заняты передо мной.

На одной скамье сидели втроем

Баба и два мужика.

Я им, видимо, помешал, не знаю, в чем:

Они с ненавистью посмотрели на меня.

Вагон тронулся, я устроился удобно,

И притворился, что крепко сплю.

Минуты три они сидели спокойно,

Потом пересели на другую скамью.

– Что они там делают, узнать пора бы, -

Продолжая как-будто спать, 

Я увидел, что торчащую над сиденьем голову бабы

Мужская рука попыталась обнять.

Внезапно один из мужиков обернулся,

Но я вовремя успел глаза закрыть.

– Только бы этот мудак не проснулся, -

Услышал я голос, но чей, не смог определить.

Тогда я решил вскрыть неизвестности дамбу,

Узнать тайну их странного поведения.

Я встал, взял сигарету и пошел в тамбур.

Все трое вздрогнули при моем появлении.

 

Раньше я мог видеть только их головы:

Спинка сидения загораживала тела.

Но подойдя к ним, я увидел, что все трое – голые,

И лишь подвернута на шее водолазка на бабе была.

Докурив сигарету, я вернулся,

Оргия была в самом разгаре.

На меня уже не обратил внимания никто,

И я спокойно сделал несколько фотографий.

Завтра продам их в «Мегаполис-Экспресс»

По двести рублей за штуку.

Репортаж под названием «железнодорожный секс»

Прославит двух работяг и привокзальную шлюху.

***

На платформе Северянин, 

Северянин, Северянин

Пьяный инопланетянин

Электричку поджидал.

Подошел к нему я сзади,

Добрый, блядь, самаритянин,

Подошел к нему я сзади

И коленкой наподдал.

У меня крепки коленки,

У меня крепки коленки,

Полетел он как в тарелке

Над платформою пустой.

Колесом товарный поезд

Раздавил его по пояс.

Мерзкий маленький захватчик!

Не такой уж ты крутой!

Прилетали тут тарелки,

Очень черные тарелки,

Злые инопланетяне

Гнули щупальца свои.

И нависли надо мною,

И со мной забили стрелки

Ночью в следующую среду

У созвездия Змеи.

Над платформой Северянин, 

под платформой Северянин

Мертвый инопланетянин

Улетел в последний рейс.

Я уехал в электричке,

Я куплю змею на Птичке,

Я отвечу им предметно

За работу МПС.

Из «Галактического цикла»

Ройтан

Это страшное место – планета Ройтан 

Здесь одни кабаки и бордели!

Здесь в кругу безобразных инопланетян

Я полжизни истратил без цели.

Где ответ на вопрос, почему я такой?

Я не знаю такого ответа.

Я опять просыпаюсь в кровати чужой -

В лапах монстра с далекой планеты

Я хотел стать разведчиком новых миров,

Чтобы мною гордились земляне.

Но, физически креп, да душой нездоров,

Я застрял на проклятом Ройтане.

Нет забот у меня, лишь бы денег достать,

Чтоб потратить их в грязных притонах...

Лишь когда у меня перестанет стоять

Из десанта повестка догонит.

***

На подходе к системе Вега

Почувствовал грохот удара.

Пробоина в нижнем отсеке -

Это начало кошмара!

Звездолеты врагов Основания

Появились на мониторе.

Командир обратил наше внимание

На тот факт, что все мы сдохнем вскоре.

Сдаваться не имело смысла:

Тех, кто сдается пытают.

Лазерной пушки раздался выстрел,

И у нас отвалилась часть кормовая.

Почему же молчит наша артиллерия?!

Враги нас уничтожают целенаправленно.

Это генералы Галактической Империи

Привели сюда свою огромную армию.

Прощайте, жена и дети!

Уже командир застрелился,

И штурман-предатель на самодельной ракете

В игрек-пространство смылся.

Разваливается на части наш звездолет,

Оставшиеся в живых сходят с ума.

Вот и закончился наш полет -

Нас ожидает космоса вечная тьма.

Нечего было черт знает куда летать

Неизвестно чего искать, черт знает где.

Сидели бы дома, едрёна мать,

А теперь нам, ребята, похоже пиздец!

Галактическая кулинарная

За бортом чужой и враждебный мир,

Новых странных планет круговерть.

Заболел инженер, и тогда командир

Разрешил подарить ему смерть.

Наше топливо кончилось, скоро как год

Мы дрейфуем в краю мертвых звезд.

Есть в огромных цистернах запасы белков,

От которых у всех тут понос.

Да, еды у нас хватит на тысячу лет,

Хорошо, что мы раньше умрем.

Мы дрейфуем средь мертвых и древних планет

И от пищи белковой гнием.

Говорят, что раз в год в этой части небес

Пролетает ракета с Земли.

А пока капитан мертвецов наших ест:

Инженера к нему унесли.

Может быть, он наврал, что двигатель мертв -

Зреет мненье средь наших ребят.

Может быть, мы лишь мясо для чьих-нибудь ртов:

Всех сожрут и вернутся назад.

Людоеды, чудовища древних миров,

Наберут в экипаж новичков,

Привезут их сюда, выключают мотор

И весь год потом жрут дурачков.

Злобный ящер в контейнере - это был груз

Зоопарку на Альдебаран.

Может быть, с ним вступили в преступный союз

Повар-враг и мудак-капитан.

Почему до сих пор отвратительный монстр

Не подох от нехватки еды?

От белковой-то пищи воротит он нос:

Год прошел возле красной звезды.

Скоро год. Исчезает один за другим

Моего корабля экипаж...

Скоро очередь, Марта, за мужем твоим.

Не волнуйся, я робот-муляж!

***

Превращаются в ткани живые машины,

Неживые машины мои.

Я человек лишь наполовину -

В созвездии Наполовину-Змеи.

Пока вены не вскипели жидким металлом,

Надо оторвать лицо от резинового коврика.

Кто укрыл меня силовым одеялом,

Кто пожалел робота-алкоголика?

В брошенной крепости на планете-пустыне

Я прихожу в сознание после бойни.

Кто меня вылечил – свои, или чужие,

В краю, где бушуют звездные войны?

Это женщина с золотистыми волосами

В конце коридора с обвалившимся потолком,

Это она меня выходила,

И теперь что-то произойдет между нами.

А в рубке остались бутылка и сифон.

Она – потомок расы древнейшей,

Она помнит Первых, а я ничего, хоть убей,

Она знает про тумбочку с фотографией гейши,

Она знает, кто уничтожил моих людей.

Затаившихся врагов не обнаружил локатор,

Мы были разбужены взрывом стен.

Она говорит: спи, отважный навигатор,

На этой планете ты и я – одни совсем.

Мое древнее волшебство исцелит твою душу:

Ты больше не вспомнишь про свой сифон.

Враги улетели, корабль твой разрушен.

На этой планете теперь навеки наш дом.

Я встаю, мои руки и ноги целы,

Дева берет мои руки в свои.

Но я лишь получеловек, и у меня в глазах прицелы.

И в инфракрасном излучении

Я вижу тело полузмеи.

Напрасно, дура, ты думаешь, что меня бросят свои. 

Но я пока ничего не расскажу тебе:

Инструктор в школе предупреждал,

Что когда такие женщины просят -

Лучше соглашаться и все терпеть.

Здесь три луны и четыре солнца,

И воздух, которым можно дышать.

Пойдемте, мадам, чем-нибудь там займемся,

А звездные войны могут подождать.

***

Гуманоиды в трюме завыли

Обычную песню рабов.

Они нашли его в зарослях,

В зарослях синих грибов.

Он убежал с плантации,

Три дня и три ночи не ел.

Они нашли его в зарослях –

Когда он уже околел.

– Это последний землянин

В нашей звездной системе, –

Сказал надсмотрщик строгий.

– Хоронить в нерабочее время!

Никто не выдерживал долю

На невыносимо-тяжелой работе.

Они нашли его в зарослях,

Похоронили в болоте.

В трюм спустился надсмотрщик,

Бластер поднял и сказал:

– Кто будет петь эту песню -

На завтрак получит свой кал!

Гуманоиды больше не выли,

Наступила везде тишина.

На той планете, куда они плыли

Зарослей до хрена.

_______________

Прим.: существует аудиоверсия авторского чтения А.Р, по адресу
http://www.geocities.com/fedor_frantsev/rodionov1.mp3