Жизнь как есть

• Продолжение.
• Продолжение.
• Продолжение.
• Продолжение.
• Продолжение.
• Начало.

Занятия социологией, этой в то время молодой и перспективной отраслью научного знания, серьезная постановка дела, великолепные научные результаты были по-должному оценены за рубежом, где социология была более популярна. Князь Тенишев был избран 7 декабря 1899 года членом Интернационального социологического института и членом Парижского социологического общества. Часто бывая в Париже, князь постоянно присутствовал на заседаниях этого общества, выступал на обсуждениях докладов и научных сообщений. Он покорял ученых своим чисто юношеским пылом, непоколебимостью убеждений, искренней заинтересованностью в успешном движении науки. Интересно отметить один факт. Князь учредил премию за лучшую научную работу по теме «Нарушения общественного порядка». Он поручил Интернациональному социологическому институту организовать конкурс работ, создать представительный комитет для оценки работы. Главной целью всех этих мероприятий было выявление в научной среде разных стран мира оригинальных исследовании по проблемам возникновения революций и способах их бескровного предупреждения. Однако, несмотря на серьезную заинтересованность этими вопросами научной общественности, спасти Россию от революции все-таки не удалось... Параллельно с занятиями социологией и этнографией, а, возможно, и благодаря им, Вячеслав Николаевич занимается осуществлением своих заветных педагогических идей. Он приступает к строительству престижного учебного заведения на Моховой улице, д. 35, в центре Петербурга. Купив очень дорогой участок земли, князь незамедлительно начал постройку здания. Как бы предчувствуя свою судьбу, которая отпустила ему совсем немного времени на занятия столь важными делами, он торопит строителей, подрядчиков, вкладывает в дело огромные суммы. Мария Клавдиевна не одобряла затею супруга. Ей было жаль, что огромные затраты производились для горстки детей богатых родителей, которые при своих средствах могли любым образом обеспечить образование своих наследников. Ей казалось, что необходимо развивать образование парода, о котором позаботиться было некому. Кроме того, княгиня, понимая, в какой туник зашло реальное и гимназическое образование, призывала мужа воздействовать через печать на Министерство просвещения, чтобы коренным образом улучшить всю систему образования, а не тратить силы на создание уникального, но единственного в своем роде училища.

Вячеслав Николаевич придерживался других взглядов. Помогая материально жене в организации народных школ, он все-таки считал необходимым развивать в первую очередь культурный, просвещенный слой общества. «Он был открытым врагом современной системы образования юношества, — писала княгиня в своем дневнике, — и ему казалось, что стоит лишь учредить образец училища на новых началах, как пример этот будет признан правительством, и остальные учебные заведения немедленно подвергнутся преобразованию» ¹. Возможно, так оно и было, но нельзя не учитывать огромную энергию Вячеслава Николаевича в достижении своих целей. Он предпочитал реальное дело вместо бесплодных, по его мнению, споров и дискуссий.

Здание училища, спроектированное по самым высоким стандартам того времени, было закончено к 1898 году и обошлось его создателю в сумму фантастическую — 1 млн. руб. Но этим не ограничивалось материальное субсидирование князя: ежегодные дотации на содержание здания в первые годы и оплату преподавателей составляли около 50 тыс. руб.

Обучение юношей в этом среднем учебном заведении осуществлялось на «новых началах». В основе всего учебно-воспитательного процесса лежали принципы, отстаиваемые Тенишевым во всех его научных работах: отсутствие всякого принуждения при получении знаний, наглядное обучение реальным знаниям, которые могут пригодиться в жизни, и соответствие получаемых сведений возрастным и физическим особенностям учащихся.

В училище могли быть приняты представители разных классов и сословий, независимо от их национальности и вероисповедания, но способные внести плату за обучение. Подобные условия приема были весьма прогрессивными в то время, и в демократически настроенных кругах общества училище именовалось передовым. Ученики не носили формы, в старших классах преподавалось законоведение, поощрялись рефераты на общественные и гражданские темы, участие в литературных и исторических диспутах, занятия спортом. Не преподавались классические для гимназии дисциплины — латинский и греческий языки, но зато было много практических занятий по химии и физике, уроков труда, в большом объеме изучались английский и немецкий языки. Интересно, что училище подчинялось не Министерству просвещения, а Министерству финансов, что позволяло ему вести преподавание по своей, а не общепринятой программе и надеяться на материальную помощь от правительства.

Вячеслав Николаевич очень много времени уделял своему детищу, вникал во все проблемы, разговаривал и играл с детьми. Несмотря на его скептическое отношение к «изящной словесности», в училище были приглашены лучшие преподаватели по истории русской литературы, например, А. Я. Острогорский, который заметил и публиковал в своем журнале «Образование» ранние стихи А. Блока. Позже в училище преподавал В. В. Гиппиус, кузен известной поэтессы З. Гиппиус, который и сам писал неплохие стихи. По странной иронии судьбы самыми известными людьми, окончившими это учебное заведение, были именно писатели — всемирно известный Владимир Набоков, талантливейший Осип Мандельштам, прекрасный русский писатель Олег Волков, проведший почти двадцать лет в сталинских лагерях.

Если Тенишев подозрительно относился к романистике, воспитывающей, с его точки зрения, излишнюю чувствительность, мечтательность, просто ненавидел сказки, о которых писал в письме к А. Я. Острогорскому: «Сказки возбуждают в ребенке фантазерство, нервничанье и мешают ему здраво относиться к положительным фактическим данным. Вот корень, откуда вырастают спириты, телепаты и вообще люди, набивающие свою одураченную голову всякими предрассудками, склонные к заключениям гадательным, поддающиеся внушениям фантазеров и даже простых фокусников» ², то В. В. Гиппиус — один из лучших преподавателей русской словесности в Петербурге, работавший в Тенишевском училище уже после смерти князя, с 1906 года, — выступал против излишней рационализации образования, за «развитие индивидуальной силы, зиждущейся в развитии воображения и чувства». Жизнь как бы корректировала излишний прагматизм основателя училища, пытаясь уравновесить практическую пользу и воображение, знание объективной реальности и мира творчества.

Этому способствовали и общественные веяния начала XX века. Дело в том, что один из залов Тенишевского училища, где парты были расположены амфитеатром (позже там находился Ленинградский ТЮЗ, а теперь театр Института театра, музыки и кинематографии), отдавался в аренду Литературному фонду и Юридическому обществу. И ученики имели возможность участвовать в заседаниях, находиться в курсе многих общественных и литературных дискуссий того времени. Литературный фонд проводил вечера, посвященные юбилеям русских писателей, — Пушкина, Гоголя, Некрасова, Тургенева, Плещеева, Надсона и др. Юридическое общество под председательством Максима Ковалевского занималось обсуждением конституционных нрав личности. Соседство учебного заведения с подобными организациями приучало юношей к более свободному восприятию общественной жизни, анализу, подчас и весьма критическому, позиции и мировоззрения демократически настроенной интеллигенции.

«Вот в соседстве с таким домашним форумом, — отмечал в своих воспоминаниях Осип Мандельштам, — воспитывались мы в высоких стеклянных ящиках, с нагретыми паровым отоплением подоконниками, в просторнейших классах на двадцать пять человек и отнюдь не в коридорах, а в высоких паркетных манежах, где стояли косые столбы солнечной пыли и попахивало газом из физических лабораторий. Наглядные методы заключались в жестокой и ненужной вивисекции, выкачивания воздуха из стеклянного колпака, чтобы задохнулась на спинке бедная мышь, в мучении лягушек, в научном кипячении воды, с описанием этого процесса, и в плавке стеклянных палочек на газовых горелках» ³.

Нельзя не заметить, что внедряемые в училище «наглядные методы» у впечатлительных и не слишком здоровых детей вызывали вовсе не научные симпатии. Для таких ребят оказывался очень тяжелым, нудным и утомительным ручной труд, который требовал ловкости, генетической предрасположенности, особой усидчивости. Выходило, что тенишевские принципы «наглядного» и «реального» образования подходили лишь для определенной группы учащихся, а не для всего пестрого состава обучаемых.

В воспоминаниях Осипа Мандельштама содержится весьма любопытная характеристика социального и психологически-группового состава того класса, в котором учился будущий поэт: «Все время в училище пробивалась военная, привилегированная, чуть не дворянская струя: это верховодили мягкотелыми интеллигентами дети правящих семейств, попавшие сюда по странному капризу родителей. Некий сын камергера, Воеводский, красавец, с античным профилем в духе Николая I, провозгласил себя воеводой и заставил присягать себе, целуя крест и Евангелие. Вот краткая портретная галерея моего класса: Ванюша Корсаков по прозванию Котлета — семейная земская традиция, Борец — семья дружит со Стасюлевичем («Вестник Европы»), страстный минералог, говорит о кварцах и слюде, Леонид Зарубин — крупная углепромышленность Донского бассейна, сначала динамомашины и аккумуляторы, потом — только Вагнер, Гржесецкий — из бедной шляхты, специалист по плевкам. Первый ученик в классе Слободзинский — человек из сожженной Гоголем второй части «Мертвых душ», положительный тип русского интеллигента, умеренный мистик, правдолюбец, хороший математик и начетчик по Достоевскому, потом заведовал радиостанцией. Надеждин — разночинец, кислый запах квартиры маленького чиновника, веселье и беспечность, потому что нечего терять. Близнецы — братья Крупенские, бессарабские помещики, знатоки вина и евреев. И, наконец, Борис Синаши, человек того поколения, которое действует сейчас, созревший для больших событий и исторической работы. Умер, едва окончив. А как бы он вынырнул в годы Революции» ⁴.

Интересно заметить, что, несмотря на передовые устремления создателей училища, в отдельных классах сохранялось традиционное деление коллектива по принципу чуть ли не патриархальной общины, т. е. был свой лидер, свой положительный герой, мудрец, весельчак, гулена, бедняк и даже борец за историческую справедливость. И в этом смысле Тенишевское училище мало чем отличалось от других учебных заведений. Об этом рассказывает в своей книге «Другие берега» Владимир Набоков, который посещал училище с 1911 года: «...Тенишевское не отличалось ничем от всех прочих школ мира. Как и во всех школах мира... ученики терпели некоторых учителей, а других ненавидели. Как во всех школах, между мальчиками происходил постоянный обмен непристойных острот и физиологических сведений, как и во всех школах, не полагалось слишком выделяться» ⁵. Единственным фактом, о котором почти с благоговением упоминают мемуаристы, были столпы Тенишевского училища — первый директор А. Я. Острогорский «с невообразимой чеховской улыбкой» и последний директор до революции В. В. Гиппиус, «необыкновенный рыжеволосый человек», писавший стихи, казавшиеся гениальными его ученикам.

В последнюю перед революцией зиму 1916–1917 года Тенишевское училище было захвачено свободолюбивыми настроениями, политическими волнениями, национальными инцидентами. В классах постоянно вспыхивали ссоры и конфликты между революционно настроенными беженцами из западных провинций (Царства Польского) и столичными монархистами. Преподаватели, которые были настроены либерально и сочувствовали полякам и евреям, были вынуждены улаживать отношения между враждующими группировками. Дисциплина в школе упала, увеличились прогулы занятий, ученики устраивали «обструкции» учителям, позволяли себе на манер думских парламентариев покидать класс во время урока из-за малейших несогласий с преподавателем. Начиналась другая эпоха, в революционные события были втянуты все слои общества, включая и учащихся. Рушилась налаженная, размеренная жизнь, особый мир Тенишевского училища оставался лишь в воспоминаниях людей, его окончивших ⁶. «А все-таки в Тенишевском были хорошие мальчики, — заключал свои воспоминания О. Мандельштам. — Из того же мяса, из той же кости, что и дети на портретах Серова. Маленькие аскеты, монахи в детском своем монастыре, где в тетрадках, приборах, стеклянных колбочках и немецких книжках больше духовности и внутреннего строя, чем в жизни взрослых» ⁷. Ростки этой духовности, пожалуй, самое ценное, что вынесли из стен Тенишевского училища его ученики благодаря усилиям его создателя.