Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

А.С. Пушкин написал «Там лес и дол видений полны». Дол – сейчас
так не говорят, но, может быть, отчасти чувствуют. Это ощущение
– несколько перевернутое, щемящее-асимметричное, присутствует
на картинах Алексея Ивановича Новикова. Когда к этим картинам
начинаешь привыкать и пристально вглядываться в них, то это ощущение
выносишь и за пределы картин. Скажем, едешь в электричке и начинаешь
воспринимать пейзаж с лугом и пасущимися коровами как родственный
тому, что изображен у Новикова.

Но коровы и луг – это одно. Чуть поодаль же находится церквушка,
одна на много километров кругом. Церквушки рисуют часто, коров
же – значительно реже.

Как сказал когда-то Довженко: двое смотрят вниз, один видит лужу,
другой – отраженные в ней звезды. И все же драматургия здесь несколько
схематична. Вот мол, какой плохой этот первый – видит лужу. А
у Новикова взгляд из области «верхом на звезде». Он говорит, что
его любимые книги – книги по астрономии. И это живописное видение
продиктовано тем, что автору важно: земля летит со скоростью 20
км в секунду. То есть летят и первый, и второй – и тот, что видит
лужу, и тот, что видит звезды. А с ними все остальные, кто совсем
на эту лужу не смотрит. И это уже совсем другое, если хотите,
кино. Тут можно говорить о некоторой драматургии взгляда, взгляда
как некоего поступка. От картин Новикова сразу исходит такое ощущение,
наверное, так и должно быть в работе живописца, который свой взгляд
вынашивает и оформляет месяцами, если не годами. А бывает, посмотришь
на картину – ну да, что-то на ней нарисовано, а где драматургия,
авторский подход… Так предметы какие-нибудь. Разница – как между
сказками Пушкина и одноименным шоколадом.

Этот порыв, изображенный на картинах, где все парит в невесомости
российского космоса, являя собой целое, держит какая-то пронизывающая
пространство ось, ось идет из глубины веков, и ее хочется назвать
осью асимметрии.

«Рассказывают мне селяне, что там вдали, за третьим перевалом
– ты там такое найдешь, что дай бог назад донести.

Как будто я уже не там». Н. Болдырев, «Восточный ветер».

Философ Г. Гачев сказал: «Я не эгоист, я целоист». О таком взгляде
напоминают и произведения Новикова. И хотя самого Гачева это касается
не особенно, но российским философам всегда как-то не хватало
этого вот оттеночка, асимметрии, нахождения «за третьим перевалом».
Как писал Бердяев: «При постановке вопроса «все или ничего» русский
человек слишком часто соглашается на «ничего». Но если оказаться
«там за третьим перевалом», то «ничего» так же будет и «все».
Отчасти. В этом и фишка. Хочется привести в пример сцену: шел
я как-то по району, вижу – старуха стоит во дворе и обращается
к другой, стоящей на четвертом этаже на балконе: «Все стоишь?
Уже сколько правительств сменилось, а ты все стоишь и стоишь?».
Эпоха на дворе была, понятное дело, ельцинская. А у каждой эпохи
свой «третий перевал». Другой сюжет на тему этого «дола», полного
видений - из практики самого Новикова. Встретился он как-то, точнее
оказался в одной комнате с торговцем автомобилями. Тот в своем
репертуаре: «Да ну эти художники, вообще непонятно, что они все
сейчас делают». А Новиков сказал так: «Ну почему же непонятно?
Вам Пушкин понятен? Как просто: у Лукоморья дуб зеленый, златая
цепь на дубе том… Цепь – это же вам понятно».

Если вдуматься в историю и внимательно посмотреть на картины,
то здесь обнаруживается пример перформанса, которому могли бы
позавидовать профи жанра «живописи действия». То есть Алексей
Новиков как будто берет в этот российский полет и нового русского
с голдой и подержанными автомобилями. Восточного ветра хватит
на всех.

Еще здесь ощущается присутствие Джима Джармуша с фильмом «Таинственный
поезд». Есть там титр «лост ин спейс», потерянные в космосе. Сидят
там люди в баре в затянувшейся прострации. А у Новикова скорее
«найденные в космосе» - ощущение, что у этих летающих людей тьма-тьмущая
важных моментов в этих космосферах. Есть здесь и ирония – без
неприятной самодостаточности и цинизма, и лапидарность без грубости.

Дело в том, чтобы увидеть этот момент многогранным, проходящим
сквозь века, со всей тревогой, которую содержит эта «ось асимметрии»,
со всем тем, что отразилось в фольклоре, анекдотах, литературе,
песнях. Это чуть ли не живописное «фэнтези», полет сквозь «сны
о чем-то большем», где «дол» уже даже чуть переполнен видениями.

Кажется, у русских писателей, при всем оставленном ими наследии,
это пешка никогда не проходила в ферзи.

Прогремел недавно фильм «Старухи», и это означает, что как бы
ни была бела и пушиста цивилизация (в лучших проявлениях), но
вулкан возвращения к глубинным эзотерическим линиям время от времени
вновь активизируется. Кстати, в живописи Новикова есть что-то
вулканическое, магма такая. И в то же время над абстрактным, фольклорным,
анархическим материалом торжествует ум и воля мастера. Архитектура
полотна замечательная, акценты расставлены удивительно. Есть и
признание профессионалов, узнаваемость в их среде, и персональные
выставки, – правда, как водится в таких случаях, в основном на
Западе, в частности, - в Швейцарии. Известно, что России надо
уметь сохранять то, что есть только здесь и больше нигде - говорят
обычно иностранцы. Нашим больше нравится ругать «Черный квадрат»
за шарлатанство.

А в связи с разветвленным, эксцентричным, парадоксальным пространством
Новикова как раз вспоминается Василий Кандинский, обрушивший в
начале прошлого века «на головы беспечных парижан» всего мира
ворохи и охапки линий и точек. А также творчество группы «Аквариум»,
песни про полярников с их бесконечным днем «и билетами в рай,
на корабль, уходящий под лед», а также про «мы стояли на плоскости
с переменным углом отражения, наблюдая закон, приводящий пейзажи
в движение». И действительно, под влиянием Новикова, высоко ценящего
БГ, понимаешь, что эти две песни точно отличные.

  Восточный ветер не несет перемен.
  Восточный ветер реет с вершин.
  В восточном ветре нет ни измен,
  Ни скрежета воли, ни воплей машин.

А что есть в Восточном ветре? Много чего, но говорить об этом
сложно, скорее это можно увидеть на картинах. А о том, чего нет,
сказать можно и должно. В восточном ветре, как и в стране в целом,
нет правильного арт-рынка. Вот гастролерша Айдан Салахова совершенно
справедливо говорит, что грамотных коллекционеров живописи в Москве
(а это ведь одна из мировых столиц) – от силы два-три человека.
То есть таких коллекционеров, которые понимают серьезную живопись
и согласны, что за картины хороших художников надо платить серьезные
деньги, если эти люди, скажем, участвовали в биеннале в Венеции.
Все больше, говорит Салахова, здесь в ходу «Набор родная речь»,
какие-нибудь шишкинские мишки в сосновом бору, а всякие там биеннале
здесь всем до фонаря. Поэтому, скажем, успех художников на аукционе
Сотбис в 80-е годы – это был успех на Западном рынке. Но потому,
что этого захотел Запад. «Они просто поиграли в быстрые деньги»,
- сказала Салахова, то есть покупалось то, что было на перестроечной
волне. А потом оказалось, что рынка в России нет. Для многих художников
это довольно невесело закончилось с точки зрения карьеры. Я это
говорю потому, что… вот «Коммерсант» пишет, что недавно премирована
«самолучшая» европейская картина 2000 года – некое полотно итальянки
из области охраны животных, с новациями в области формы. Ну да,
соглашается обозревательница Милена Орлова, неплохая живопись,
но как главная европейская картина 2004 года – не очень-то это
впечатляет, потому как художественного события нет. А ведь картины
Новикова, которые содержат и духовный посыл, и изысканную рефлексию
(он превосходно говорит), – это событие весьма серьезное. Потому
что пока в городах России происходит неокапиталистический «мильон
терзаний» здесь вряд ли может появиться глубокая живопись – до
тех пор, пока какой-либо талант не докажет, что невозможное возможно.
Здесь может быть телевидение, реклама, дизайн интерьеров, литература,
клипы, перформансы, даже кино – но только не урбанистическая живопись.
А то, что делает Новиков, – это некий максимум российской живописи
со многих точек зрения, также и с той, что с этими полотнами возвращается
связь времен. Конечно, Европа может не захотеть пережить «сельский
час» с российским уклоном, во всяком случае, на уровне официальных
премий. Но нам-то надо понимать, какое веское слово произносится.

Примечательно, что Новикова часто сравнивают с Шагалом. Сравнение
для любого художника, мягко говоря, лестное, но Новиков не согласен.
И приводит те аргументы, что у него движение более застывшее и
т.д. – специальные такие аргументы, для знатоков и ценителей.
У Шагала действительно немного такие «воздушные кисы», парящие
несколько беспричинно. А у Новикова - предки из ремесленников,
и можно высказать предположение, что многое диктуется этим здравым
началом. И даже скорость, изображенная на картинах, она посчитанная,
то есть нет аффектированной позы художника-пророка, куда, мол,
хочу туда и лечу. То, о чем можно говорить с ремесленником. То,
о чем можно рассуждать по мобильному телефону (сложнее представить
себе такой разговор о Шагале). Хотя сам Новиков мобилку не использует.
При этом Алексей Иванович не делает, как люди, покрикивающие на
«Черный квадрат», - такие «крепкие хозяйственники» по художественной
части. А профессионалов, в которых соединяются открытость мировой
культуре и здравый смысл с почвенным уклоном, у нас до обидного
мало, или голос их несправедливо тих. А научная аргументация –
это очень здорово, потому что самое ценное в этом искусстве –
грань между «неведомыми дорожками» и логикой.

Так что очень приятно, что картины, создававшиеся в 70-е годы
по рядовым заказам парткомов, потом продавались в музеи Греции,
Италии, Швейцарии, Франции.

Новиков ценит Миро и Пикассо, Сальвадора Дали, но так же – Петрова-Водкина,
Пластова. Ему доступны миры, которые можно увидеть в полужесте
на улице. Он слышит тот зов, который когда-то вел толстовцев в
деревни.

«Шел я вдоль кромки села, размышляя о сущем. Мужик с телеги мне
вдруг – здесь ничего не найдешь». Это тоже Болдырев, «Восточный
ветер».

Характерно, что толстовцев в деревнях не любили. Им говорили:
получил образование – иди занимайся своим делом, нечего с нами
гусей гонять. Кстати, Новиков отрицает и «лейбл», который охотно
к нему лепят коллеги-журналисты – примитив. «Примитив – это то,
что идет сразу от народного духа. А я и изучал перспективу, был
начальником отдела по промышленной эстетике». Поэтому эти затерянные
фантастические миры так хорошо организованы с профессиональной
точки зрения.

И мне кажется, очень хорошо, что такой кардинальный для страны
сюжет разрешается в столь важной плоскости – плоскости картины.