Онтологические прогулки

«Homo Mysticus»

Сутры солнечного удара

Антиномии нечистого разума

В Палийском каноне буддизма часто поднимается вопрос о так
называемых бесполезных метафизических вопросах (десяти), которые
смущают разум человека и на которые Будда категорически
отказывался отвечать кому бы то ни было. Некоторые поверхностные
исследователи буддизма считают, что Будда просто не знал на них
ответа. Знал. Но проблема лежит глубже.

Ответы на эти вопросы человека интересовали всегда, в особенности
так называемого интеллектуала, которому праздные умозрения,
по-видимому, заменяют чувственные удовольствия. В одной из
сутт Маджджхима Никаи даже повествуется о том, как некий монах
решил выйти из Сангхи (монашеской общины) только на том
основании, что Будда не дает ответа на эти метафизические
вопросы, и что если он не даст на них ответа немедленно, он тотчас
покинет Сангху. На эти десять вопросов, сформулированных в
некоторых суттах как десять взаимоисключающих утверждений,
Будда неизменно отказывался отвечать потому, что
сансарическое (феноменальное) знание трансцендентного
бесполезно (и невозможно) для ограниченного
разума; для дела освобождения человека важна духовная
практика, а не праздное теоретизирование, которое неизбежно
превращается в самопожирание рассудка. Несвободный, ограниченный
разум неизбежно трансцендирует всякую проблему, даже
имманентную разуму, и превращает ее в свой страх, в своего
Бога. Это ведет к блужданию во мраке
бессознательного и чревато безумием. Вот эти вопросы. (или утверждения)

1. Мир вечен; только это истинно, все остальное ложно.

2. Мир не вечен; только это истинно, все остальное ложно.

3. Мир конечен; только это истинно, все остальное ложно.

4. Мир бесконечен; только это истинно, все остальное ложно.

5. Душа и тело тождественны; только это истинно, все остальное ложно.

6. Душа и тело различны; только это истинно, все остальное ложно.

7. После смерти Татхагата (Будда) существует; только это истинно,
все остальное ложно.

8. После смерти Татхагата не существует; только это истинно, все
остальное ложно.

9. После смерти Татхагата и существует, и не существует; только это
истинно, все остальное ложно.

10. После смерти Татхагата ни существует, ни не существует; только
это истинно, все остальное ложно.

Кратко эти вопросы-утверждения могут быть сформулированы теперь так:

а) мир вечен и не вечен;

b) мир конечен (пространственно) и бесконечен;

c) душа и тело одно – душа и тело различны;

d) посмертная судьба Просветленного: он существует; он не
существует; он и существует, и не существует; он ни существует, ни не
существует.

Сравним это со знаменитыми, тоже четырьмя, антиномиями Канта.

Антиномия определяется как противоречие между двумя законами,
суждениями, умозаключениями, одинаково логически доказуемыми и,
следовательно, равно имеющими право на существование.

По Канту, разум необходимо впадает в противоречие с самим собой,
когда он пытается познать мир в его сущности, как единое целое,
так как познавая он неизбежно выходит за пределы
чувственного опыта, что недопустимо. В результате познавательный
процесс порождает четыре антиномии:

a) мир конечен и бесконечен;

b) каждая сложная субстанция состоит из простых вещей – и не
существует ничего простого;

c) в мире существует свобода – и господствует детерминизм;

d) существует первопричина мира (Бог) – и не существует первопричины мира.

Антиномии у Канта играют роль опознавательных знаков, сигнальных
огней, поставленных на границе, разделяющей мир явлений,
феноменов (вещей-для-нас) и мира ноуменов или вещей-в-себе,
познаваемого и непознаваемого, земного и Божественного. Они
должны, с одной стороны, останавливать наш разум на этой границе и
предупреждать все его тщетные попытки познать мир
вещей-в-себе, а с другой – защитить веру в Бога от посягательств
разума.

Очевидно если не полное, то частичное совпадение «антиномий» Будды и
антиномий Канта. Один пункт у обоих мыслителей буквально
совпадает. Вопрос о тождестве души и тела может быть соотнесен
либо с вопросом о сложности (простоте) субстанции, либо с
антиномией свободы и детерминизма. Последний, о Боге как о
первопричине мира, несомненно, очень близок к вопросу о
Татхагате (Будде) и в обоих случаях примыкает к третьей антиномии,
как бы вытекает из нее.

Однако, если у Канта его антиномии порождены дуализмом его сознания
(мир вещей-в-себе – мир вещей-для-нас), чем, собственно, и
порождена неразрешимость антиномий, то у Будды они просто
обозначаются, фиксируются, но никак не комментируются.
Комментировать измышления дуалистического сознания –
заведомый абсурд, поэтому Будда и отказывается делать это.
Все это – антиномии не чистого, а нечистого
разума, разума, впавшего в двойственность (двайта).

Разум оперирует двумя порядками категорий: чувственными (данными
чувственного опыта) и внечувственными (понятиями); последние,
как и первые, все утончаясь в йогическом созерцании,
становятся ничем, разум познает самого себя и
наконец достигается его единство, адвайта,
недвойственность, в которой не существует больше «я» и мира, «я»
и Бога, мысли и разума, познающего и познаваемого, феноменов
и ноуменов; всякий дуализм прекращается, и созерцающий зрит
себя как Единого, Вечного, Целого, Брахмана. А какие
антиномии у Единого? Точка, на которой Кант выставляет пограничные
знаки своих антиномий, есть точка его дуализма: он не хочет
отказаться от мира (чувственного опыта), с которым чистый
разум находится в бесконечном противоречии; он не хочет
отказаться и от чистого разума, с которым мир также спорит. По
существу, Кант отказывается от выбора потому, что он все еще
боится Бога: если бы он разрешил для себя эту единственную
(но бесконечно размножающуюся) антиномию, остальные для него
также перестали бы существовать. Приравнять себя к Богу,
найти в себе Бога – на это наш дуалистический профессор никак не
мог решиться. Этого «истинному философу», сохраняющего
своего Бога как постоянную возможность философствования,
оставить никак нельзя. Лучше я четырежды объявлю мир неразрешимым
противоречием, выгородив себе в нем уютную площадку для
своего чистого разума, бог весть почему
называющегося чистым, когда в нем присутствует Бог.
Чистый Бог и есть то, что пятнает разум.

Чтобы признать существование Бога, мне нужно сначала признать
существование своего «я» – непостижимый для верующего порядок
доказательств, которому он тем не менее неукоснительно следует.
Скорее добродетельный христианин согласится признать
существование Бога без себя, без мира, без ада и рая, даже без
Христа, однако мы заметим, что и в этом случае начальной точкой
рассуждения будет он сам, добродетельный христианин, и
никогда он, грешный и смертный, из любого представления о Боге не
может быть устранен. Просто, это его навязчивая
идея, в которой он любит свое вечное «я», свое
младенческое «эго». Сделать следующий шаг и превратить это «я» в
Высшее – на это ни его смелости, ни его жизни не хватает.
Потому что вырастить из «я» Единого – труды многие, неземные.

Монах, отказывающийся вести святую жизнь и угрожающий оставить
Сангху и вернуться в мир, если ему не дадут немедленного ответа
на эти вопросы, по существу, отказывается от чистого разума,
от очищающей работы духа, и, как бы ни мучил его дуализм – а
именно в этом гносеологическом страдании состоит его
нетерпение – не желает избавляться от дуализма. На самом деле он
снова бежит в мир феноменов – в пространство, где их
существование больше не подвергается сомнению. Ответов на эти
вопросы нет ни в мире, ни в Сангхе, потому что нет самих вопросов:
они порождены дуалистическим сознанием и будут преодолены с
преодолением двойственности. Правда, для этого нужно очень
постараться: пройти весь духовный путь, намеченный Буддой, и
достичь Нирваны. Поэтому Будда и ведет с неверным учеником
этот диалог, изящно уклоняясь от ответов:

– Говорил ли я когда-нибудь тебе, Малункья: «Приди, Малункья, веди
святую жизнь под моим началом, и я разъясню тебе эти
вопросы»?

– Нет, Бхагават.

– Говорил ли ты когда-нибудь мне: «Я буду вести святую жизнь под
началом Татхагаты, если он разъяснит мне эти вопросы»?

– Нет, Бхагават.

– Если это так, заблудший ты человек, то кто ты есть, и что ты
оставляешь? (То есть – какую «Сангху», какого «Просветленного»,
какой «мир», какое «незнание».)

И далее Татхагата говорит, что там, где есть эти взгляды, эти
бесполезные метафизические вопросы, там нет места святой жизни,
нет места Благородному Восьмеричному Пути, нет места
свободе разума, и везде, где бы ни возникали эти
вопросы, там есть рождение, есть старость, есть смерть, есть
печаль, скорбь, боль, горе и отчаяние, уничтожение которых он,
Будда, предписывает здесь и теперь. «Почему я оставил эти
вопросы без ответа, почему я этого не провозглашаю? –
спрашивает Будда. – Потому что они бесполезны, неблаготворны, не
принадлежат к основам святой жизни, не ведут к
непривязанности, к бесстрастию, к прекращению, к миру, к непосредственному
знанию, к просветлению, к Ниббане. Вот почему я оставляю их
без ответа, вот почему я это не провозглашаю.

А о чем я говорю, что я провозглашаю? «Это – страдание» – об этом я
говорю, это провозглашаю. «Это – происхождение страдания» –
об этом я говорю, это провозглашаю. «Это – прекращение
страдания» – об этом я говорю, это провозглашаю. «Это – путь,
ведущий к прекращению страдания» – об этом я говорю, это
провозглашаю.

Почему я говорю об этом, почему я это провозглашаю? Потому что это
полезно, благотворно, принадлежит к основам святой жизни,
ведет к непривязанности, к бесстрастию, к прекращению, к миру,
к непосредственному знанию, к просветлению, к Ниббане. Вот
почему я говорю об этом, вот почему я это провозглашаю».

И еще, говорит Татхагата, какими бы ни были ответы на эти вопросы,
узнай их человек, они бы лишили его стремления к
свободе. Цель – ничто, движение – все. Так объявляется
бесполезным позитивное знание.

Обрести Путь и пройти его, освободить разум, устранить
двойственность – значит не задавать больше бесполезных метафизических
вопросов ни себе, ни миру, значит сделать разум действительно
чистым, в котором больше нет и не может быть
никаких антиномий.

Ибо все противоречия, ограничения, антиномии – свойства нечистого
сансарического разума, в котором отражена Вселенная наших
заблуждений. Чистый разум не отражает ничего, кроме самого себя.
Он не отражает в себе даже Бога.

Вот что значит: «Встретишь Будду – убей его». Это значит –
преследовать и уничтожать двойственность.