Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

(1998 – 2002)

Продолжение

Начало

Монтень – человек исключительно своей эпохи. Писал (как ему
думалось) для себя, для близких; считал, что иным поколениям он
будет чужд. Записывал понемножечку свои мысли – но, глядите,
сколько веков мы восхищаемся его «Опытами». В наше время все
это невозможно. Я вот тоже считаю, что пишу для себя, да,
может, ещё для одного человека; тоже записываю свои мысли –
однако, поди ж ты – кому это надо. Но – безусловно – не Монтень,
и не мысли – так, обоссаный песочек.

Большинство писателей и поэтов, и вообще, творческих людей, как
правило, обостренно чувствуют мир. Отсюда – их нередкая
несчастливость. И вот еще что – они даже не всегда понимают, в чем
их проблема. А она в том, что все они – хотят согреться, но
не согреть!

В.Х.Кандинский: Душа от того, что она заболевает, не перестает быть душой.

Даты вокруг твоего дня рождения давно стали чем-то вроде сигнальных
флажков, указателей того, мимо чего мне пройти нельзя.
Закрываю, чтобы отбросить, «Искусство кино» 2001-3 и случайно
вижу дату под последней публикацией: 6-9 ноября 1974 года. За
десять лет до появления на свет тебя (раньше бы написал –
Тебя). Читаю – и боже, рифма какая: смущенный, робкий, чудесный
пьяница Шпаликов встает перед глазами со страниц девушки,
пишущей о нем, описывающей несколько дней (или день) до его
самоубийства.

…Извиняясь…пробормотал…светло оглянулся…просительно…уберечь тебя… –
кто напишет эти слова обо мне? Почему я рожден не там, живу
среди не тех, почему никто не видит ничего во мне – даже
друзья, оно ведь есть – я точно знаю, что есть. Это не проза,
не стихи, ничто другое; это – нечто необъяснимое внутри.
Средоточие души.

Боже, Боже… читаю все это в ИК и леденею, морось по коже: я, я, ведь
это я… такой же, в смысле лепета, манер и слов – к любимой:
«Но ведь ты придёшь…рано или поздно придешь…а если я буду
знать, что ты придешь, я могу тут просидеть сколько
угодно…потом у меня есть бумага…я что-нибудь попишу…только, ты мне не
дашь два рубля? Я немножко чего-нибудь выпью…»

Лев Толстой: Если здание рухнуло, то это не значит, что оно вообще
не могло устоять.

Удивиться жуку-пожарнику,
его яркой окраске спины.
Захотеть раздавить – жалко,
но это происки сатаны?

Запись, по-моему, 96 года:

Ты знаешь, милая, я прочитал у замечательной писательницы Людмилы
Петрушевской потрясающую фразу: «Человек светит только одному
человеку один раз в жизни, и это всё». Я давно уже выбрал
свой путь, свою дорогу. Я хочу светить тебе, светить своей
любовью, освещать Твой Путь. В какой-то момент я вспыхну
особенно ярко – и это будет тот самый «один раз», о котором
написала Петрушевская, обладающая удивительной способностью
чувственно ощущать бытие.

Где? Где, пожалуйста, где я – Я – девяносто шестого года, обнявший
Дашку? Где я – двухтысячного года, рыдающий над этой фоткой?
Где все мы?

Неоконченное:
Душа натужено рвалась к печали,
Она искала грусть в каждом мгновеньи.
И пасмурные звуки для неё звучали
Светлопечальным вдохновеньем.

Та девочка, что говорила нараспев
В моей душе осталась вечно юной.
Она успела меня ранить, не успев
Раскрыть себя  …………………….

Будущее – странное слово расплывчатого значения, призванное
обозначить то, чего никто не знает. Это понятие растяжимо от одного
дня до бесконечности (реальной). Но почему о будущем говорят
часто как об уже свершившемся? То есть как о прошлом?

О Веселове. Он родился в один день с Сахаровым. Он – наш местный,
провинциальный (в том лишь смысле, что не столичный) Хармс.
Введенский говорил о своем друге: «Хармс не создает искусство,
а сам есть искусство». С соответствующей скидкой на размах
могу сказать аналогичное о Васе Веселове. Разница та, что
Веселов – искусство в своем крайне разболтанном и
неорганизованном проявлении. Однажды я видел отличную по задумке обложку
какой-то антиалкогольной советской книжки. Её составляли
шесть одинаковых квадратов-степеней: в первом – маленькая
рюмка на фоне большого лица, в последнем – за огромной рюмкой
лица уже не видно. Веселов борется с переменным успехом за
право остаться в предпоследнем квадрате. В процессе борьбы он
пишет песни и стихи и, что чаще и продуктивнее, выдает
многообразные иррациональные дискурсы. Совсем свежий пример из
нашей недавней беседы: «Все Кати – дуры, все люди – Наташи,
один я не Наташа». А вот мы с ним на пару сочиняли экспромтики:

«Морион» – магнитофон
И вино такое есть.                    (я)
Как-то пил его из баночки
И ведь их не перечесть!           (Вася)

Перечесть их мы не можем –
Даром только глотку гложем.         (я)
Даром гложем гложем гложем       
Только какать мы и можем.            (Вася)

Хроника уходящего тысячелетия.

27,12,2000 День рождения папы. Сегодня должны были ему принести мою
телеграмму с поздравлениями. Жаль, что в свой день – он в
больнице. Хотя, возможно, его на денек отпускали… Вечером был
у Макса в Хмелях. Хлопнули по баллону «Балтики медовой» их
кружек, подаренных (мной и Андреем Ш.) накануне. Упражнялся в
составлении «стихов на случай»: Макса черт дернул
предложить на работе сделать новогоднюю стенгазету – и ему же это и
поручили. За каждый стишок выпрашивал рюмочку спирта.

28,12,2000 Целый день месился по универу, потом плюнул и решил
выпить бутылку пива. Перед историей критики парни вдули в меня
парик шмали. Приехал домой – а там шампанское, хлопнул пару
стаканов и пошел к Лехе. Леха находился «в бозе» после
вчерашнего празднования на работе (был Дедом Морозом) и
меланхолично играл в кости.

29,12,2000 Думал, что сегодня точно не буду пить – надо ведь и
перерыв сделать! Результат: поехали с Андреем К., по быстрому
нашабашили 200 рублей и по быстрому их пропили. Характерно: в
забегаловке, куда мы заглянули, всё было уже вверх дном, под
нашим столом валялась какая-то полная бутылка, мы ее
заныкали и потом, на улице, рассмотрели этикетку: «Денатурат. Меня
пить нельзя». Ну, мы её и трахнули об забор.

Мой телефон ноль-ноль.
Мне не поймать моль.
Мне не сыграть роль.
Потому что рассыпал соль.

Все чаще героями книг и фильмов становятся углубленные в себя
интраверты, странные гении, отстраненные от внешнего мира, ищущие
подходы к своей, выстраданной истине; не совсем нормальные,
подчас просто безумцы – Бахманы и Лужины, герои картин «Пи»
и «Игры разума». Это суть герои времени. ХХ век не
закончился, ХХI – его продолжение, дубль. Мы все ещё стоим оробевшие
перед невиданным техническим прогрессом, век информации
заставляет многих уйти внутрь себя, жизнь, навязанная машинами
отупляет, лишь немногие остаются способны отринуть никчемную
шелуху, валящуюся на нас каждую минуту…

Я не устану повторять,
Что боль рождается немой.
Ещё она как правило слепая.
И никому не нужен ее вой,
Она молчит и бьет в ворота рая
Обескровавленной рукой.

Боже мой, на чем я записываю! На обертках от пирожных, которые
валяются на столе в буфете… Сегодня один из трех дней, которые я
считаю нужным отмечать: 5 ноября, 30 июля и 3 апреля.
Сегодня третье апреля. Не буду расшифровывать, но – прошел год с
того жуткого и важного дня, важного, скорее, для меня, чем
для нее (например, 30 июля – для обоих одинаково важно). Это
был какой-то настолько удивительный взлет всех чувств, всего
моего существа, кризис, перелом – да, действительно, это был
перелом – потому что она сломала меня в тот день… После
того дня я изменился – очень изменился. Сам не могу сказать
точно, необходим наблюдатель, видевший меня до и после, скажем,
в середине-конце 1998 года и середине-конце 1999го.

… Написать о том, как предметы – становятся талисманами, дареные
когда-то «на счастье», бездумно или со значением; любимым или
похожим на него; как они, предметы-талисманы, обретают новую
жизнь и новый, сакральный символический смысл после того,
как стремительное время промелькнет мимо, состарив дарителя и
обладателя.

В рецензии на какой-то старый хороший фильм, написанной не сухо, а с
чувством – прочитал фразу и даже выписал: «Её кожа
по-прежнему пахнет его желанием…».

Паустовский: Найдется чудак и подарит золотую розу.

Кило бумаги – не роза, но в ней, на ней запечатлены слова такой
любви, какая может сравниться с драгоценным цветком, приносящим,
по поверью, счастье.

Сначала – зов сердца, в юности. Потом – Зов Времени. Уничтожая нас,
оно через наши мучения дает импульс к творчеству.
Следовательно, творчество – результат медленного умирания думающего
человека. Человека, чувствующего немочь свою. Пережить все три
варианта Времени: прошлое, настоящее, будущее.

Кто не испытывал волнения от едва слышного дыхания спящей молодой
женщины, тот не поймет, что такое нежность.

( Паустовский )

Но кому нужна нежность поношенного урода!

( он же )

Мысли в утренней дреме:

Ни вдохнуть ни выдохнуть без неё не могу…

Даша ничего не могу без тебя ничего без тебя не хочется. Главное – ты.

Видеть тебя. Ты рядом твои глаза и улыбки. Ты моя. Ты со мной…

Сон во сне.

Мы в весне.

Весна в нас.

В неслучайный час.

Каждый рассказ Петрушевской – как ещё один гвоздь в сердце, как ещё
один удар туда молотом, который не вернуть… И плачет оно,
бедное, уже в безмолвии, не надеясь ни на что. Не думая ни о
чем, а только плача, плача…

Главное:

Почему меня так отчаянно влекло к ней в её детстве, отрочестве? – То
был зов несвершившегося будущего. Принцип подсолнуха и
солнца.

А.Володин: Составляю списки, перед кем виноват.

Подумал – а ведь перед всеми, кого люблю. Точно так же начать
перечисление: Даша, папа, мама…

Банальность, наверное.

Каждый человек с момента рождения заключен в темницу. Искусство –
результат попыток вырваться из неё.

Продолжение следует.