Онтологические прогулки

Выбор цели

Герой Махабхараты, принц Арджуна, однажды участвовал вместе с
другими воинами в состязании по стрельбе из лука. Дрона, военный
наставник царской семьи, вызывая каждого из участников
состязания к себе по отдельности, предлагал им нарисовать цель,
как они представляют ее себе, – гнездящуюся в лесу птицу.

Одни нарисовали целую рощу деревьев, в роще поляну, на поляне
дерево, на дереве гнездо, над гнездом птицу. Другие изображали
дерево с множеством веток и сучьев, на ветке гнездо, в гнезде
птенцов и птицу. Третьи рисовали раскидистую ветвь, на ней
гнездо, в нем птицу. Когда очередь дошла до Арджуны, то он
сразу нарисовал птицу, затем только ее голову, затем только ее
блестящий глаз, а затем – только горящий зрачок глаза,
который он и назвал своей целью.

Для всякого обладающего минимальным медитативным опытом читателя
этот эпизод Махабхараты прозвучит как прекрасная и притом
хорошо знакомая метафора; другим, возможно, она не покажется
столь красноречивой. В этой символической стрельбе из лука
говорится о «самозатачивающемся» в акте медитации разуме (случай
Арджуны); в других случаях речь идет о «растекании» сознания
при созерцании, склонности разума преследовать всякую
побочную цель, ветвиться в многообразных мыслях и мыслеобразах,
тогда как перед ним поставлена одна задача – сосредоточение
на единственном объекте. Отсечь все мешающие
мысли, сфокусировать сознание, увидеть в созерцании только
самое средоточие объекта – значит увидеть «зрачок птицы»,
который увидел Арджуна. Последний уже в самом выборе объекта
концентрации был предельно сконцентрирован.

Когда ум возбужден, трудно контролируем, блуждает, переходит от
одного объекта к другому, не задерживаясь ни на одном, это
значит, что в нем преобладает раджо-гуна; мысли «ветвятся»,
бесконтрольно размножаются, отпочковываются друг от друга и в
смятении погружаются в подсознание, формируя его материю и
из-под спуда беспокоя нас. Такой разум трудно контролировать и
сосредоточить на одном объекте, «лес» мыслей загромождает
его, и в нем почти неразличима его цель. В таком состоянии
разума никакая концентрация невозможна.

Разум вял, медлителен, апатичен, туп, подолгу равнодушно
задерживается на каком-либо объекте, не сознавая этого объекта; это –
безличная (беспредметная) сосредоточенность инерции,
неразличение, нераспознавание, неведение, незнание, майя, невежество
в его наиболее непривлекательном виде; это – эманация
тамо-гуны; захваченный ею разум также не способен
сосредоточиться.

Разум энергичен, светел, ясен, легко сосредоточивается на объекте,
разом отсекая все побочные мысли, видит только одну цель, как
Арджуна – горящий глаз птицы. Здесь разум эманирует в
саттво-гуне и пригоден для концентрации.

Необходимо сознательно культивировать соответствующую нашей духовной
задаче ментальную пищу, практиковать соответствующие,
слова, поступки, мысли ощущения, желания, восприятия, которые
развивают и поддерживают саттву. Раджас и тамас могут быть
поглощены саттвой и растворены в ней. Сначала – создается ее
доминанта, а в ней – доминанта цели. Тогда разум становится
экагра, однонаправленным, видит только
один объект, соединяется только с одной
целью. Он сам становится целью.

Блуждание в лесу неосознанных или полуосознанных мыслей, движений,
слов, желаний, грез, обрывков поступков, чувств, жестов,
страстей, волений, вожделений, хотений, стремлений, целей –
обычная жизнь среднего человека, пестрая ткань его личной
сансары, в которой едва ли различима ее магистральная нить. Это
его папаньча, proliferation, онтологическая
диверсификация, размножение ментальных образований, умножение
бытийного сора, увеличение сущностей, бесконтрольное
разрастание кармы, в котором уже не только не видна – но и
невозможна – никакая истинная человеческая цель и тем более –

Сверкающий зрачок птицы.

Как бы он мог поразить ее?

Две стражи

Отец Бодхисатты, будущего Будды, с каждым новым предзнаменованием
(сбывшимся предсказанием брахманов, предсказавшим явление его
сыну четырех знаков сансары – старого, больного, мертвого и
отшельника) относит охрану своих владений все дальше –
расширяет владения чувственного
мира. Так он надеется удержать сына в
границах феноменального. Удовольствий и
наслаждений становится все больше, они уже граничат с
божественными, в них включено уже все царство, но ничего не помогает, и
Сиддхартха, во исполнение пророчеств, уходит из мира.

Достигнув Просветления – и даже раньше этого – принц тоже выставляет
охрану: охрану своих собственных чувств, индриясамвару,
ибо, если они остаются без контроля, влечение и отвращение
охватывают разум, злые и неблаготворные состояния порабощают
его. То есть Будда сужает владения
чувственного мира, выходит за границы феноменального.

Так две охраны, два конвоя, две стражи пребывают в мире:
расширение феноменального, оберегание его границ –
тщетная защита от горестей мира: наслаждением ли, бегством,
забвением, ложной активностью, невежеством, подавлением,
сном – или свертывание сансары,
защита свободы внутри нас, священного покоя разума,
пробуждение сознания.

Развертывание мировой иллюзии – цель первой стражи, сворачивание ее
– задача второй.

Последовательность и одновременность

Знаменателен сам порядок появления знамений, их
взаимообусловленное возникновение перед лицом наблюдателя.

Первой является старость, самое понятное и
угрожающее для молодости; она ближе всего к
молодости, ее кошачая повадка уже знакома ей.

Затем является болезнь, к которой молодость
относится вполне беззаботно и верит, что она легкопреодолима и
несущественна.

Смерть появляется третьей, это
совсем где-то далеко, думает юность, и бывает с кем-то другим,
мне она не угрожает.

Отшельник (монах), воплощающий в себе путь
спасения, и вовсе неразличим для молодости, поскольку появляется
после смерти, в которую она не верит,
последним: если я бессмертен и неуязвим – зачем мне путь
освобождения?

В том же порядке эти знаки бытия являются умершему, когда бог Смерти
Яма спрашивает о них у новопреставленного. «Нет, я не видел
их!» – отвечает умерший Яме, и бог Смерти понимает, что тот
действительно их не видел. Поразительно,
что даже умерев, человек не имеет представления о смерти, не
верит в нее.

Так, путь спасения – является феноменальным существам
последним, после того, как они увидели первые три знака,
старость, болезнь и смерть, но до этого последнего они
обычно не доживают.

Чтобы увидеть Путь Освобождения, нужно увидеть все
знаки, которые можно увидеть только в экзистенциальном
времени, то есть – одномоментно.

Пятый элемент

Но на самом деле было не четыре, а пять предзнаменований, побудивших
Бодхисатту уйти из мира. Старый, больной, мертвый, монах,
новорожденный – страдание и новое страдание,
круговорот сансары: не было только пути.

Рождение Рахулы, сына будущего Будды, рождение как таковое, – пятый
недостающий «элемент» в системе грозных предзнаменований
сансары – завершает картину мира и решает все.
Джати (возникновение, рождение) войдет потом отдельным
звеном, отдельной причиной в двенадцатичленном Законе причин и
следствий, Патиччасамуппаде, приводящей к
дуккхе, или страданию жизни. Этот Закон
взаимозависимого возникновения Будда откроет на пике своего
Просветления, в Ниббане.

Страдание не только самого себя, но и близкого существа,
сына, решило выбор принца.

Джати – узловой принцип Патиччасамуппады, всей доктрины кармы, на
котором проверяется весь кармический опыт существ, их
готовность принять или отвергнуть рождение.

Поняв это, существа стремятся к Ниббане.

Телесные радости

Великая максима Будды: «В этом призрачном одномоментном теле я
провозглашаю и мир, и происхождение мира, и прекращение мира, и
путь, ведущий к его прекращению» – заключает в себе весь
завет буддийской мудрости, внутреннюю
обязанность адепта, вставшего на дорогу Освобождения. В ней
содержится вся Дхамма, все предзнаменования, все Истины, весь Путь,
весь Закон Татхагаты. Сатипаттхана,
пристальное самосозерцание всех феноменальных процессов,
происходящих в теле и сознании, есть практическое применение этой
максимы, разрешение узла сансары.
Патиччасамуппада, или Закон взаимообусловленного возникновения, – ее
теоретическое обоснование.