Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Продолжение

На место происшествия первыми приехали ППСники, дежурившие в парке.

Было решено ничего не трогать до появления экспертов из Центрального
РУВД. ППСники выставили меня из общественного туалета, и я остался
один на один с Надей, которая от непонимания всего происходящего
готова была броситься и разбиться о стены сортира. По счастью,
ее так и не пустили вовнутрь, и она не видела ни лужи крови, ни
отчлененную голову Игоря, ни его холодные, полные удивления и
боли глаза. Да и я, ошарашенный мудак, ничего не мог ей рассказать.
Слова не мог из себя выдавить.

За свои неполных три десятка лет я видел много смертей. Достаточно
вспомнить только мать с дочерью, над которыми поработали банда
Колчака, и личинки-трупоеды, или практические занятия в морге.
Но тут было другое... Пять минут назад мы весело шагали по лесным
дорожкам, болтали о том о сем, и вдруг эта страшная, нелепая развязка.
Казалось, что в засранный угол сортира полетела вовсе не голова
Игоря Книппера, а моя собственная. Б-р-р...

Примчалась «скорая помощь». Из машины вышел врач с санитаром.

– Где они? – спросил у меня врач.

Я показал в сторону туалета и добавил:

– Но туда никого не пускают.

– Меня пустят, – ответил врач и скрылся за дверью сортира.

– Ну, тут и вонища, – услышали мы его голос изнутри. – Боже мой,
какое несчастье!..

– Он будет жить? – спросила у меня Надя, у которой по щекам текли
черные от туши слезы.

Эксперты из РУВД, два молодых парня, выставили из туалета ППСников
и медиков и остались одни с трупом Игоря Книппера. В туалет зашел
фотограф с допотопной камерой, вышел, снова зашел. Потом из сортира
долго никто не появлялся.

– Он будет жить? – спросила Надя у врача «скорой помощи». Тот
мрачно промолчал, подвигав желваками на скулах. Думал, видимо,
о том, что сюда, в станционный сортир, нужно было вызывать не
его бригаду, а эвакуаторов.

Наконец эксперты вышли на перрон и стали обследовать туалет снаружи.
В руках у них появилась рулетка. Они измерили высоту окна, записали
результаты в блокнот, осмотрели землю под окном: никаких следов,
– о чем-то переговорили в полголоса и разрешили войти в туалет
врачам. Дежурная бригада «скорой помощи» пробыла там не долго:
а чего решать, смерть можно было констатировать и без специалистов.
Потом приехал серый фургон эвакуаторов, и тело Игоря Книппера
в кожаном мешке понесли в машину. Отдельно маленький худенький
эвакуатор нес пакет с головой хирурга.

– Держите женщину! – крикнул кто-то в темноте.

Надя из последних сил пробивалась к серому фургону. Ее держали
за руки врачи «скорой помощи» и двое эвакуаторов.

– Это ваш муж? – спросил у нее одни из эвакуаторов.

– Это наш друг, – подошел к ним я.

– Тогда распишитесь вот здесь и вот здесь, – предложил он. – По
организации похорон вы можете обратиться в нашу фирму «Цербер».

– Он мертв, – прошептала Надя и уронила зонтик, который все это
время тискала в руках. Ее уже больше никто не держал. Надя стояла
молча и не шелохнувшись. Взгляд ее старался проникнуть вовнутрь
серого фургона, но там ничего не было видно.

Игоря похоронили спустя три дня на Цинковом кладбище.

Могилу ему вырыли в ограде, где были погребены его бабушка и дед,
заслуженный хирург Советского Союза. Я пришел на похороны с Альбертом
Поком. В тот день стояла необычайно теплая погода, наливались
красные гроздья рябин. Отец Игоря, Борис Карлович Книппер, так
же, как и дед, заслуженный хирург Советского Союза, бледный, высокий,
стройный, держался из последних сил. Надя была настолько убита
горем, что мне не удалось обмолвиться с ней и полусловом. Прямо
на дорожке, ведущей к фамильным могилам Книпперов, был произведен
погребальный обряд иудеев. Игоря отправили в ветхозаветный рай,
к Ною и Моисею, а у нас практически ничего не изменилось.

После службы в синагоге мы с Альбертов поехали к нему в редакцию
и нализались, как две старые собаки.

– Жалко парня, – сказал Пок, поднимая хмельные глаза. – Сколько
ему было? Тридцать шесть... Слишком мало.

– Нелепая смерть, – заметил я.

– Ты так считаешь? – удивился Альберт.

– А ты считаешь по-другому? – спросил я.

– Я считаю, что это было убийство.

Пок проглотил целую стопку водки не закусывая. Я налил себе и
тоже проглотил. У нас уже практически ничего не оставалось в третьей
бутылке. Как говорит Альберт, такие два мужика, как мы, после
первой бутылки становятся людьми. Приятно поговорить. После второй
– обезьянами. После третьей – снова людьми. Снова приятно поговорить.
И это правило не рушимо ни в горе, ни в радости.

– А что ты имеешь против убийства? – спросил Пок, заплетающимся
языком. – Вспомни, как был убит бомжара Зотов? Ему поездом отрезало
голову... Что произошло с Книппером? Стеклом отрезало голову...
Две недели назад, я забыл тебе рассказать, к нам в газету поступила
информация о том, что в аэропорту повесилась молодая женщина.
Причем повесилась она на тонкой рыболовной леске. Которая прямо,
– Альберт, не к ночи будет сказано, показал это на себе, – прорезала
ей шею, и голова висела только на нескольких сухожилиях... Сегодня
перед похоронами я поинтересовался в органах, и знаешь, как ее
зовут?..

Я помотал своей отяжелевшей головой.

– Ее зовут Ирина Александровна Ляхова...

Я выпучил глаза.

– Вот так-то, – добавил Пок в конце.

– Не может быть! – вырвалось у меня.

– Вот так-то, – повторил Пок и разлил нам по стопкам остатки водки.

Ирина Александровна Ляхова, жена Семена Андреевича Ляхова, была
первой в моем списке пропавших ВИЧ-инфицированных. В начале июля
этого года они продали свою квартиру на проспекте Комарова и отчалили
в неизвестном направлении. Две недели назад ее нашли повесившейся,
с отчлененной головой в челябинском аэропорту. Так-так... Возможно,
они вернулись в Челябинск из своей поездки, стучало у меня в голове.
И что же произошло? Что заставило молодую женщину залезть в эту
странную петлю? И почему в аэропорту?

– Почему ты не рассказал мне об этом раньше?! – выкрикнул я.

– Я повторюсь: я узнал об этом перед самыми похоронами, – безапелляционно
ответил Альберт. – Ну, давай!...

Мы снова выпили, но на этот раз хорошо закусили шпротами и колбасой.

– Надо срочно найти ее мужа! – выдвинул я предложение.

– И это тоже, – согласился Альберт. – Я узнал, что похоронами
Ляховой занималась фирма «Цербер». У тебя там друзья. Наведи справки,
не оставлял ли Ляхов в их документах свои челябинские координаты.
Но для начала тебе надо будет еще раз съездить к сторожихе в медицинский
техникум и узнать, не ошивался ли там в последние месяцы человек
по фамилии Зотов. Его фотография у тебя есть... Затем займись
снова этим чудаком номер три. Голубевым, что ли. Съезди к бабушке,
потом в Криворотово, узнай, не появлялся ли он... И наконец нам
нужно сами осмотреть туалет в парке. Там наверняка не все чисто.
Должны быть какие-нибудь следы... Ну, что, пойдем еще за водкой,
или у тебя завтра день тяжелый?

В 10 утра я подъехал к офису похоронной фирмы «Цербер».

Самого Евгения Борисовича не было на работе, но я представился,
и мужички из свиты Старка узнали меня.

– А, Ма-ака-аров, – протянул один из них. – Шеф давно уже ищет
тебя. Что раньше не зашел?

– Я сейчас по другому делу, – сказал я. – Несколько недель назад
ваша фирма организовывала похороны некой Ляховой Ирины Александровны...

– Минутку, – мужичок пошел в угол, выдвинул один ящик бюро и долго
перебирал в нем карточки. – Ну, есть такая. Судебный случай. Под
машину, что ли попала? Тебе-то она зачем?

– Ее должен был хоронить муж, Семен Андреевич, кажется. У вас
не осталось его домашнего адреса? Никак не могу найти...

– А, не-ет, – снова протянул мужичок. – Мы обычно не записываем
такие данные. У нас не паспортный стол.

– Может быть, в ЗАГСе есть? – предположил я.

– Нет, и в ЗАГСе быть не может. Если только адрес, по которому
была прописана покойная. Но тут написано, что она не прописана
в Челябе.

Я поморщил лоб.

– Ладно. Спасибо. Привет Евгению Борисовичу. Передайте, что скоро
заеду.

Я вышел на улицу. В принципы, шансы, чтобы я вот так быстро отыскал
координаты Семена Ляхова, были слишком малы. Нечего уж тут расстраиваться.
Я сел в Девочку и поехал домой к бабушке Апраксиной. Дверь мне
никто не открыл. И это тоже еще не беда. Выпив бутылочку «Челябинского
темного», я вырулил на курганское направление и выехал из города.

В Криворотово заканчивалась уборочная страда.

Комбайны, как стадо неповоротливых бронтозавров (иначе я их ни
с чем не могу сравнить), выстроились в ряд на голом поле. Я влетел
на своей Девочке в раскрытое чрево поселка, промчался мимо поштампа
и оказался перед домом матери Наташи Калашниковой. Во дворе у
нее никого не было. Я вежливо прошел в калитку и поднялся на высокое
крыльцо. Постучал в дверь. Сначала мне показалось, что дома никого
нет, а значит, я напрасно проделал путь в Криворотово. И вдруг
дверь тихонько открылась и на пороге показалась печальная высокая
девочка.

– Вам кого? – спросила она.

– А Вы Наташа? – ответил я вопросом на вопрос.

– Нет, – сказала девушка. – Наташи нет дома.

Сказала и уже собиралась закрыть перед моим носом дверь.

– Э-э, подождите! – я схватился за дверную ручку. – Может быть,
вы подскажете, когда она подойдет?

На вид девушке было лет 15 или 16. В ее больших бездонных глазах
я уже почти захлебнулся и разбух, как утопленник. Интересно, а
она будет включать мне по утрам Шевчука?! На девушке был вязанный
толстый джемпер, который полностью скрывал ее грудь; трико, обтягивающие
тонкие длинные ноги, и... тапочки. Девушка держала в руках плеер
с наушниками. Я, вероятно, отвлек ее от прослушивания приятной
музыки. Что может быть лучше приятной музыки на свежем воздухе,
в деревенском доме!.. Под ее взглядом я почувствовал себя полным
ничтожеством. Гадом, который навонял на своей Девочке в нетронутом
весеннем саду, въехал на самосвале в археологический заповедник...

– Честно говоря, я не знаю, когда она придет, – ответила девушка.
– Наверное, после работы. Если не уедет в город.

Бог ты мой! Что же мне еще такое спросить, запульсировало у меня
в висках. Только бы не как всегда! Только бы не мерзости про журналистику!
Только бы не нахамить и не наврать! Но я был по-прежнему верен
себе...

– А где работает Наташа? – спросил я.

– В фирме, у матери, – грустно ответила девушка, словно это было
известно мне и без ее ответа.

– Далеко? Далеко от сюда? – вырвалось у меня.

Девушка равнодушно указала рукой в сторону поштампа:

– Почти на другом конце села.

Вот и хорошо, подумал я. Чем дальше, тем лучше. Лучше бы она вообще
работала на другом конце света!

– Как найти?

Девушке уже явно надоедал наш разговор. Она посмотрела на меня,
как на конченого кретина. Мол, проваливал бы ты со своей навороченной
машиной к чертовой матери и не мешал бы слушать музыку!

– Поезжайте по главной улице до поворота, – сказала она. – Там
налево будет дом с большой табличкой. Там они работают.

Я с умным выражением лица посмотрел в сторону, куда указала мне
девушка, поморщился и пробурчал себе под нос:

– Не найду.

Девушка пожала плечами.

– Может быть, Вы проводите меня? – предложил я неожиданно для
самого себя. – Я на машине...

Девушка не долго раздумывала.

– Пожалуйста, – сказала она и закрыла передо мной дверь.

Через несколько минут она снова показалась из дома, на этот раз
в ярко-красном пуховике и села ко мне в Девочку. Я тронул вожжи,
и машина покатилась по пыльной дороге. Девушка (я так и не узнал
ее имени) молча погладила торпеду моей Девочки и улыбнулась, когда
на встречу нам попалась какая-то старушка.

– Надеюсь, у меня не будут проблемы с местными ребятами? – спросил
я, как бы мимо ходом.

– Почему? – удивилась девушка.

– Из-за Вас...

– Хм, – девушка скрыла от меня свою улыбку, а в ее глазах я прочитал:
хоть бы были. Большие неприятности. И поскорее. Ну, почему я не
родился в деревне на сеновале?! Ну, почему я не бегал с маленькими
девочками к реке?! Ну, почему я не стал трактористом?! Ну, почему?!

Господи, я не знал даже, что еще можно спросить у своей пассажирки,
чтобы не обидеть ее?!

– Всё, приехали, – сказала девушка. – Поворачивайте к этому дому.

Она провела меня в старое канцелярское учреждение, толкнула одну
из дверей по коридору, и мы оказались перед амфитеатром любопытных
березовых столов.

– Привет мама, – сказала девушка и плюхнулась в кресло, втиснутое
между двумя столами.

– А, Олеся, – обрадовалась ее мама, и они обе и весь отдел, толстые
безобразные тетки, с интересом уставились на меня.

– Здравствуйте, – мать-Калашникова узнала меня. – Вы снова приехали...
А нет Наташи. Отпросилась с обеда и уехала с Юрием в город.

В голосе ее было искреннее сожаление.

– Значит, они уже вернулись?! – обрадовался я.

– Вернулись, – подтвердила мать. – Вернулись недели... Сколько
же назад?..

Она повернулась к Олесе, ожидая от нее подсказки. Та пожала плечами.

– ...Да недели уже три назад. Вернулись, и Наташа сразу же начала
работать... А сегодня ее нет.

Я выдержал паузу.

– Мы бы не могли выйти на минутку? – предложил я.

– Конечно, конечно, – согласилась мать-Калашникова.

Мы вышли из душного отдела, подошли к окну, которым заканчивался
коридор и закурили. Мать-Калашникова тоже закурила. Длинную ментоловую
сигарету.

– Я вас слушаю, – сказала она, элегантно выпуская дым изо рта.

Я немного сконфузился.

– Дело в том, что в прошлый раз я вас немного обманул. На самом
деле я вовсе не из Туапсе. Я из Челябинска. Журналист Артур Макаров.
Вот мое удостоверение...

Женщина с интересом изучила мой служебный документ.

– ...дело в том, – продолжил я, – что я ищу Наташу в связи...
в связи с... м-м одной неприятностью Юрия. Мне нужно позарез найти
его. Не могли бы вы при случае передать ей вот это?

Я протянул матери-Калашниковой свою визитную карточку.

– Если Наташа приедет в город и будет не очень занята, пусть позвонит
ко мне по этому телефону.

– Хорошо, – кивнула головой женщина. – А что собственно случилось...
с Юрием?

Я задумался, но тут же нашелся.

– Он вам потом все сам расскажет.

Я проводил мать-Калашникову до ее кабинета, попрощался со всеми
присутствующими в отделе и снова увидел Олесю.

– Вас отвезти обратно?

Олеся вытащила из ушей наушники и помотала головой:

— Я здесь останусь.

Я мчался по Курганскому тракту под сто пятьдесят. Моя Девочка
обгоняла попутные «иномарки», как деревья.

Черт-черт! Ну, почему я такой невезучий?! Подумать только, какие
глаза! Кажется, я оставил свое сердце в селе Криворотово. А она
даже не обратила на меня никакого внимания! Чтобы успокоиться,
мне обязательно надо сходить к проститутке...

На сорок первом километре моя полоса была перекрыта патрульными
машинами ГИБДД. Я начал издалека снижать скорость и на дрожащих
колесах подъехал к затору. На меня никто из инспекторов не обратил
внимания. Произошла крупная авария: грязная старая «копейка» влетела
под задницу автомобиля «МАЗ». Крышу «легковушки» снесло, как у
шизофреника. Вокруг было много крови. Вероятно, были трупы или
раненные, но их уже увезли. После объезда места происшествия по
встречной полосе я уже хотел вдавить в панель педаль акселератора,
но тут увидел своего одноклассника, лейтенанта ГИБДД Вована Селезнева.
Он помахал мне рукой, и я свернул на обочину.

С Вованом мы жили в одном квартале. Вместе подсматривали в щелочку
школьного туалета для девочек, вместе тиражировали на фотоувеличителе
порнографические картинки... У Вована в третьем классе был любимый
прикол. Он привязывал к скрепке длинную нитку, незаметно подцеплял
скрепку сзади к юбке какой-нибудь смазливой девочки. Так же незаметно
перекидывал второй конец нитки ей через плечо. А потом кто-нибудь
из нас указывал девочке на нитку. Та, несчастная, дергала ее,
пыталась убрать, а весь класс со спины смотрел шоу. Когда к нам
в пятом классе попала новенькая, именно Вован заметил, что у нее
самая большая грудь на нашей параллели. Мы оба влюбились в эту
девочку, а потом набили друг другу морды.

– Привет. Что стряслось? – я пожал Селезневу руку.

– Полный пздец, – раскудахтался он. – «Копейка» под сто двадцать
шла на обгон и залетела под самосвал. Куда смотрел водитель, черт
его знает! Вроде бы не пьяный был. Молодой. Подружка его на переднем
сиденье сидела. Обоим головы, как топором, снесло. Мозги на асфальте
сохнут.

– Ни хрена себе!

– Вот и я говорю: ни хрена себе! Куда смотрел, о чем думал?! То
ли тормоза у них отказали, то ли...

Вован махнул рукой.

– «То ли» что? – поинтересовался я.

– То ли помог кто, – выдал Вован.

– Как так?!

– А вот так. Есть мнение, что впритык за «копейкой» шел другой
самосвал. С места происшествия скрылся. Вот ребята и говорят:
может быть, он помог им влететь под «МАЗ».

Я разволновался:

– А как звали водителя?

Вован недоуменно посмотрел на меня: мол, какая теперь разница?!

– По документам то ли Араксин, то ли Апраксин, черт их разберешь.

На въезде в город я позвонил Альберту.

– Номера три больше нет, – сказал я в трубку.

– Как так?! – удивился Пок.

– А вот так. На трассе попал в аварию, залетел на «легковушке»
под грузовик, голову оторвало и ему, и его подружке.

– Значит, опять оторвало голову... – прогундосил Альберт. – Ко
мне сегодня заедешь?

– Нет. Поеду домой.

– У сторожихи уже был?

– Пока еще нет.

– Плохо. Надо бы сейчас заехать.

– Сегодня не могу. У меня нервный срыв. До встречи.

Дома у нас как всегда был Тимур с Лизой и Артем. Софи приготовила
для всей команды плов. Я посмотрел, что они пьют, замахнул с порога
полстакана и сел за стол.

– Как дела? – спросила Софи.

– Нормально, – я скорее кивнул своим глобусом, чем произнес это
слово вслух.

– Что-нибудь случилось? – не унималась она.

– Так, ерунда. Два трупа на дороге...

– Ты про Апраксина и Калашникову? – встрял в разговор Кульков.
– Да-а, не повезло ребятам...

Этот как всегда все знает вперед прессы, подумал я. Злость и бессилие
будоражили меня. Я злился на то, что упустил драгоценное время
и не нашел Апраксина раньше тех козлов во втором грузовике. Я
чувствовал бессилие, потому что боялся, что завтра точно так же
не успею найти других вичей из списка, которые еще остаются живы.

– Просто беда с этими «спидоносцами», – продолжал Артем. – 30
сентября в мусорном баке в Советском районе бомжи нашли голову
Саши Пуксиной из Магнитогорска. А вчера из Миасса выловили ее
тело в целлофановом мешке... И знаешь, чем ее обезглавили? Обыкновенной
ножовкой по металлу. Будем надеяться, что к тому времени Пуксина
была уже мертва...

– Это просто кобздец! – я сидел, и у меня на голове шевелились
волосы. – Четыре обезглавленных трупа за две недели! Этого не
может быть!!!

Лиза и Тимур уже поели, поднялись из-за стола и ушли в комнату.

– Может, Тюря. Все может быть, – сказал Кульков, и мне показалось,
что свитер у него на плечах прожигают звезды капитана ФСБ. – С
Книппером тоже не все чисто. Когда вы с ним гуляли в парке, за
вами следили какие-то три типа. Теперь один из них сидит на хвосте
Надежды Палкиной, подруги хирурга...

– Ты что-то стал слишком разговорчив, – заметил я мимо ходом.
– Начальство попросило?

– Попросило, – признался Артем. – Мы должны сотрудничать в этом
деле. Отдел не хочет, чтобы в газетах появилась лишняя информация...

Когда Софи ненадолго вышла из кухни, Кульков придвинулся ко мне
поближе и просипел прямо мне в лицо:

– Ты хоть изредка пользуешься моим диктофоном? Надо пользоваться...

– Знаешь, – ответил я ему, – я где-то слышал, что во время войны
в Чечне ФСБшники специально отрубали головы нашим солдатам, чтобы
свалить вину на боевиков. Было такое?! И я не удивлюсь, если сейчас
вы работаете по той же методе.

Артем побагровел от такой наглости.

После ужина я извинился перед гостями и поехал в медицинский техникум.
С Альбертом мы высчитали, что этой ночью там как раз должна была
дежурить баба Вера. Так и оказалось.

Я долго объяснял ей с крыльца, кто я такой и зачем приехал. Совал
в открытую форточку свое удостоверение. Наконец до нее дошло,
и она открыла дверь.

– Так бы сразу и сказал, что журналист из газеты. Я ведь тебя
помню, – баба Вера провела меня в гардероб, где у нее находился
угол для тихого часа. Поставила чайник на электрическую плитку,
села напротив и закутала ноги в одеяло.

– Ну, я тебя слушаю.

– Баба Вера, – начал я. – Я к вам вот по какому вопросу...

Я показал ей копию криминального фотопортрета Олега Зотова, сделанную
в Центре «Анти-СПИД».

– Вам не знаком этот человек?

Старушка внимательно рассматривала фотографию на свет. Щурила
то один глаз, то второй.

– Нет, не знаю, – резюмировала она под конец.

– А если еще внимательнее посмотреть? – предложил я.

– Вроде на Олежку похож...

– На какого Олежку?

– Да, жил тут у нас один в подвале. Бомж, вроде как.

– Так-так. А давно жил?

– Да с полгода уже. А, может, больше. А кто это? Друг твой?

– Нет, не друг, – ответил я. – А в лабораторию он заходил?

– Что ты! Что ты! – открестилась баба Вера. – Кто же его туда
пустит, лохматого?!

Закипел чайник. Сторожиха налила две чашки и достала из шкафчика
шоколадное печенье.

– Хотя однажды я прихожу на работу, а этот... обормот сидит у
меня в гардеробе. «Что, спрашиваю, как дела?». «А вот, говорит,
баба Вера, сдавал я сегодня кровь на анализы. Хороший результат
получил». Я думаю, может он где-нибудь кровь за деньги сдавал.
Выпить-то ему всегда хочется. А на что тебе?

Я промолчал.

– Я тут, знаешь, что узнала? – продолжала баба Вера. – Оказывается,
в нашей лаборатории... ну, той, что погромили... проводились какие-то
секретные опыты с людьми. Следствие-то снова возобновили, вот
оно все и всплыло. Теперь милиция разбирается, какие именно опыты
проводились да зачем...

– Вот и хорошо, что разбирается, – сказал я. – Пока еще ничего
не выяснили?

– Нет, ничего, – печально заметила старушка. – Найдут! На то они
и сыщики, чтоб найти.

– Спасибо вам, баба Вера. За чай, за рассказы.

– Да чего там!

Я вышел из техникума одухотворенным. Теперь стало проясняться
хоть что-нибудь.

Софи ждала меня в полной темноте на кухне. Я не стал зажигать
свет и упал прямо к ней в объятья. Мы занимались с ней любовью
столько, пока я совсем не выдохся. А потом Софи таинственно улыбнулась,
юркнула под одеяло и... стала вылеплять меня своими губами.

Однажды мы занимались с ней этим прямо на Балу прессы в драматическом
театре. Софи затащила меня в какую-то темную «подсобку». В вестибюлях
звучала музыка, раздавался смех, ходили высокомерные оперенные
метры в английских костюмах, проплывали журналистки в вечерних
платьях, мэр угощал всех шампанским с красноикорными бутербродами
и произносил громкие тосты, а я стоял в темной «подсобке» со спущенными
штанами и... радовался больше всех. Я был самым лучшим нерукотворным
памятником на вечеринке! И это было моей самой лучшей премией!

...Когда я умер, Софи положила свою голову с большими влажными
губами ко мне на подушку.

– Что нужно сказать? – спросила она.

– Мне – минет, тебе – тибет?

– Да, – улыбнулась она.

Лично я считаю, что любимую женщину нужно любить часто. Долго.
Везде и всюду. В поезде, в лесу, на Балу, в ванной, на кухне,
на диване, под диваном, в лифте, на крыше дома, под водой, в пирожок,
в задние подушечки, в губы... Причем, любить так, чтобы после
любви она никуда уже не могла уйти, только щелкнуть пультом музыкального
центра, включить Шевчука и уснуть.

Может быть, я что-нибудь и недопонимаю в этой жизни, но это мое
личное мнение. С ним я живу вот уже десять лет и надеюсь прожить
еще раз в пять-шесть больше. А потом... А потом от меня уже все
равно не уйдет ни одна женщина. Проблематично будет уйти...

– Только не сегодня, – попросил я в шутку и прикинулся спящим.

– Сегодня и сейчас, – сказала Софи.

Я стал медленно опускаться по телу своей женщины, сжимая в руках
поясок, который она постоянно носит на талии. Обидно будет, если
Софи изменяла мне тем местом, с которым я сейчас столкнулся нос
к носу...

Утром к моему удивлению в коридор из комнаты-спальни вышел Тимур
в одних плавках. Караул! Полный разврат, хотел закричать я, но
вместо этого повернулся на другой бок и поцеловал спящую Софи
в носик. Она томно поморщилась, но не проснулась.

Я включил в памяти все события последних дней.

Из девяти ВИЧ-инфицированных нашего списка в живых оставались
(по крайней мере, я так считал) только четверо. Причем, Игорь
Паленко, номер пять, меня уже давно перестал интересовать. Я даже
почти не подозревал его в убийстве Зотова. Хотя, конечно, чем
черт не шутит?! Скорее всего у Паленко были серьезные основания
убрать своего неблагодарного гостя. Но почему именно на железнодорожном
полотне, почему именно с отчленением головы? Простого совпадения
в этом не могло быть. Да и за то, что именно Паленко убил Зотова,
говорили только показания машиниста электровоза. А что он мог
толком разглядеть на ходу?

Скорее всего, все пять смертей – дело одних и тех же рук. И я
уже догадывался, кому принадлежали эти руки. Тем, кто установил
с помощью диктофона слежку за моим расследованием. Тем, кто приходит
в дом Софи и ведет со мной уморительные разговоры. Наконец, тем,
кто отрубал головы нашим солдатам в Чечне и подбрасывал трупы
боевикам... Большому и опасному Пауку, который после Перестройки
поменял свое название на более благозвучное, но не изменил сути.
С этими мыслями я чувствовал себя полным диссидентом. Потомком
Солженицына и Довлатова...

Это мне понравилось!

Когда я пришел с утра в свой офис, на автоответчике меня ждало
одно неожиданное сообщение.

– Здравствуйте, Артур, – произнес на записи шепелявый мужской
голос. – Вчера я заходил в «Цербер» за Свидетельством о смерти
моей жены и узнал, что вы меня искали. Евгений Борисович дал мне
Ваш рабочий телефон. Я не знаю, зачем я Вам понадобился, но думаю,
за тем же, зачем и я хочу встретиться с Вами. В Челябинске я живу
у друзей. Я оставлю Вам один телефон, по которому Вы можете меня
найти. Записывайте... – далее следовал номер телефона. – Я бы
очень хотел с Вами встретиться. До встречи. Семен Ляхов.

Не долго думая, я набрал номер телефона, который мне оставили.
На другом конце провода долго не брали трубку. Наконец незнакомый
мужчина сказал:

– Алле?

– Здравствуйте, – протороторил я скороговоркой. – Меня зовут Артур
Макаров. Сегодня на автоответчике мне оставили Ваш номер телефона...
оставил Семен Ляхов. Я хотел бы его услышать.

– Хм, – произнес мужчина. – А Вы кто?

– Я журналист, – ответил я. – Мое имя Артур Макаров. Он должен
знать.

– Хорошо, – мужчина соображал с трудом. – Вы можете назначить
ему место и время встречи?

– Конечно, – я назвал адрес своего офиса. – Я буду его ждать в
течение дня.

– Хорошо, – мужчина повесил трубку.

Настроение у меня было превосходное. Мне казалось, что сегодня
утром на меня пала Божья роса. Я почему-то был уверен, что Семен
Ляхов найдет ко мне дорогу раньше, чем его найдут палачи кардинала.
А если найдет, то я сделаю все возможное, чтобы он не повторил
судьбу Игоря Книппера. Все возможное и невозможное!

В половине двенадцатого на пороге моего офиса появился высокий
худой мужчина. Я сразу же отправил к маме мальчика Леву, который
почти до обморока закормил моего Аха, и предложил человеку сесть
на диван.

– Вы Семен Андреевич? – спросил я.

– Просто Семен, – уточнил посетитель. – И на «ты». Мы почти ровесники.

– Очень хорошо, – сразу же согласился я. – Чаю или, может быть,
пиво?

– Спасибо, не хочу ни того, ни другого. Я до сих пор еще немного
в шоке, даже пить не хочу, – произнес Семен и откашлялся.

– Ты, наверное, искал нас с Ириной в связи с нашим исчезновением?
– начал он после небольшой паузы. – Мы никуда не исчезали. Мы
просто уезжали к одному хорошему специалисту в... в другой город.

«К какому специалисту? В какой город?» – чесался у меня язык,
но я продолжал внимательно слушать.

– Я не знал, чем все это может закончиться, – продолжал Семен.
– Теперь Ирины не стало...

– Вы с ней прошли лечение? – наконец спросил я.

Ляхов внимательно посмотрел на меня, грустно улыбнулся:

– Вижу, ты уже все знаешь сам. Да, мы прошли курс лечения и вернулись
в Челябинск.

– Где вы были?

Семен не ответил.

Я повторил вопрос.

Он снова промолчал.

– Все это связано с профессором Знаменским? – спросил я на прямоту.

Ляхов неприятно поежился.

– Надеюсь, здесь нет прослушивающих устройств? – задал он контр-вопрос.

– Надеюсь, что нет. Я даже свой диктофон выключил, – ответил я.
Разговор у нас явно не клеился. Но это только начало...

– Я пришел к тебе совершенно по-другому поводу, – признался Ляхов.
– В нашей стране пока еще только пресса имеет возможность говорить
правду...

– Совершенно верно, – вставил я, а Семен продолжил:

– Дело в том, что Ирину убили, – он ждал от меня какой-то сногсшибательной
реакции, и, не дождавшись, вяло удивился. – И я боюсь, что следующий
на очереди – я. Я это чувствую. Я не знаю, кого мне опасаться,
но они скоро придут за мной. Возможно, это связано с нашей поездкой.
Возможно, нет, я не знаю. Я просто так думаю. Если они убили Ирину,
значит, они убьют и меня.

– Кто «они»?

– Я не знаю. Я скрываюсь у друзей. Мне надо уехать из Челябинска,
но я пока не хочу светиться даже на вокзалах и в аэропорту.

– Может быть, тебе нужна охрана?

– Нет. Бесполезно. Они убили Ирину прямо в женском туалете среди
белого дня. Меня не спасет никакая охрана. Думаю, тут действует
сила посильней... Думаю, это какие-то спецслужбы... Сейчас я должен
идти, – признался Семен. – Не задавай мне лишних вопросов. Так
будет лучше и тебе, и мне. Я буду звонить к тебе каждый день,
если можно, на этот телефон, и если я внезапно пропаду, я хочу,
чтобы ты написал правду.

– Но я еще не знаю никакой правды! – возмутился я.

Ляхов посмотрел на меня пустыми глазами.

– Не провожай меня... И извини за такой... скучный визит. Больше
я пока ничего не могу тебе сказать.

Он еще раз вежливо извинился передо мной и вышел из офиса.

Я сидел в полной растерянности. Надо было схватить его, вытрясти
все, что он знает! И никуда не отпускать! Ни за что! Ни под каким
предлогом! Но я почему-то не стал этого делать. Семен Ляхов, один
из живых вылечившихся вичей, сидел у меня в офисе, разговаривал
со мной, ничего существенного не сказал, и я позволил ему уйти.
Одно было ясно: то, о чем он промолчал – о Питере и профессоре
Знаменском, – читалось у него в глазах. Это было ясно, как Божий
день. И первая часть моего расследования была практически закончена.
Но оставалась новая тайна с убийством «возвращенцев». Кому же,
черт подери, это нужно?! И, главное, зачем?! Я начал строить догадки.

– Можно к тебе? – в дверях показалась белокурая головка Левы.

– Конечно, проходи, – обрадовался я ему. – Только больше не корми
черепаха. Ему и без того уже плохо. Лучше поиграй с ним в римские
позиции.

Я открыл ящик стола и достал из него набор пластмассовых солдатиков.
Мальчик разулыбался, и пока он на полу строил и разрушал Ахом
римские позиции, я завалился на диван и случайно заснул. Дома
этого никак нельзя было сделать.

Я проснулся от того, что в офис зашла Верочка. Сегодня на ней
было новое голубое платье.

– Привет, – сказала она. – Не помешаю? У, да ты спишь...

– Ничего, проходи, – я поднялся с дивана. Что за черт! Подошва
на одном кроссовке вспухла и отстала, образовав неприятную дыру.
Чертова китайская подделка!

– Можно я посижу у тебя, – произнесла Верочка, сев ко мне на диван.
– Там опять пришел этот козел. И устроил какие-то разборки.

– Конечно, сиди, – разрешил я. – Поиграй с Левкой в солдатики.

Я с досады поковырялся пальцем в противной кроссовочной дыре.
И вдруг... Что за черт! Из кроссовка выпал маленький клоп с булавкой.
Я поднял его с пола и поднес к сонным глазам.

– Что это? – спросила Верочка.

Я вертел его в руках, еще ничего не понимая. Клоп был самим совершенством.
Маленький, аккуратный, с острой булавкой, которой он был вколот
во внутрь моего кроссовка. Таких портативных клопов в России еще
не научились делать, и не скоро научатся. То ли израильский, то
ли американский... Гребаный Артем не успокоился на одном диктофоне
и решил подстраховаться. Суки! Хотя бы башмак потом нормально
заклеили! Как я теперь ходить буду?!

– Зачем это тебе надо? – не унималась Верочка.

– За надом, – ответил я не весело, потому что сам еще спросонья
находился в непонятках. И вдруг до меня дошло: агенты прослушивали
наш разговор с Семеном Ляховым! Знали, что он приходил ко мне!
Знали о нашем уговоре!

Я, как ужаленный, подскочил с дивана. Надо было что-то срочно
делать! Куда-то бежать! Кого-то найти! Кого-то спасти! Возможно,
сейчас Семена уже нашли и гильотинировали. Это надо ж было постоянно
носить с собой клопа! Суки подлые!

Внезапно дверь раскрылась и на пороге появился огромный бизон
в легкой курточке. Он двигал своим не единожды перебитым носом
из стороны в сторону, потом увидел Верочку и заорал:

– Какого хрена ты тут сидишь?! Пойдем домой, говорю!

– Я никуда не пойду, – спокойно ответила Верочка.

– Забирай своего выродка, и пойдем домой, говорю! – продолжал
орать бизон.

– Это кто? – спросил я у Верочки.

– Мой... друг. Мой муж, – ответила она и отвела глаза в сторону.

– А чего орешь? – спросил я у бизона.

От моего вопроса тот пришел еще в большую ярость. Из ноздрей повалил
пар, как на морозе; копыта застучали по паркету.

– Орать на тебя жена будет! В постели! – выругался он.

Я не усидел на диване и всадил ему клопа прямо в шею. Кий-я! От
неожиданности и боли бизон присел на корточки. Надо было добивать!

Амбал вылетел из моего офиса головой вперед и уперся рогами в
противоположную стену. Я наотмашь хлестнул его кулаком по затылку.

– Пошел вон, скотина!

Драки никакой не было. Удивленные соседи повыглядывали из всех
кабинетов. Я удивленно развел перед ними руками и вернулся к себе
в офис.

– Спасибо, – сказала Верочка, но было видно, что это выдворение
бизона из офиса ее не очень-то порадовало.

– Сама решай, – ответил я, словно она спросила у меня: «Что же
делать дальше?», – и закурил сигарету.

Дверь внезапно раскрылась, и в офис вошли Кнут и Гвоздев.

– Что это за жмурик в коридоре? – спросил Кнутов.

– Он еще там? – поинтересовался я.

– Нет, пошел к себе в комнату, – ответил грубо Владимир Яковлевич.
– Ты, что ли, его разрисовал?

Я промолчал.

– Вы не могли бы выйти отсюда? – бросил Кнутов Верочке. Она и
не сдвинулась с места.

– Выйди, тебе сказали! – рявкнул Гвоздев. – И сопляка своего забери!

Верочка продолжала невозмутимо сидеть на диване. Я повертел пальцем
у виска, показывая ей в сторону Гвоздева.

– Где тут у тебя туалет? – спросил он у меня.

– У меня нет туалет.

– А как же ты ссышь? – удивился Гвоздь.

– В раковину.

Он посмотрел на рукомойник в углу, потом на меня.

– Что, прямо туда? – он показал пальцем в смывное отверстие раковины.

– Прямо туда, – ответил я. – Только открой сначала воду. Верочка,
тебе на самом деле придется выйти.

Она неохотно встала, подняла с пола своего сынишку, попрощалась
и ушла. А Гвоздев стал поливать в мою раковину.

– Вай-вай-вай, как припекло, – сказал Кнутов и усмехнулся. Потом
повернулся ко мне и спросил:

– Надеюсь, ты понимаешь, зачем мы пришли к тебе?

– Совершенно нет, – ответил я.

– У тебя уже побывал Семен? – снова спросил Кнутов.

То ли проверяет, то ли клоп в кроссовке был не его, подумал я.
Тогда чей?

– Не помню, – решил слукавить я.

– Тебя спрашивают: был или не был?! – заорал на меня Гвоздев.
Он закончил колдовать над моей раковиной и застегивал ширинку.

– А тебя вообще никто не спрашивает! – заорал на него я. Мне уже
надоела его наглость и беспардонность. Этому ишачку нельзя давать
спуску, иначе он поступит здесь так, как поступил в офисе директора
Торгового дома «Орфей». А в офисе директора Торгового дома «Орфей»
Гвоздев сначала поссал в кашпо с комнатными цветами, а потом достал
кольт и стал отстреливать стаю пираний в аквариуме. Начал сверху,
чтобы оставшиеся в живых рыбки смогли еще немного понервничать
на дне аквариума. Когда же у них почти не осталось воды, а директор
ТД «Орфей» все еще не соглашался на условия рэкетиров, Гвоздев
стал скармливать пираний их хозяину, поставив его на колени.

Пираний у меня, конечно, не было, но я не хотел, чтобы какой-то
подонок хозяйничал в моем офисе.

Мой ответ немного успокоил Гвоздева, он присел на краешек дивана
и посмотрел на Кнутова. Тот внимательно изучал меня. Наконец ему
это надоело, он поднялся и сказал:

– Собирайся. Поедешь с нами. У нас есть для тебя один сюрприз.

На моей Девочке мы приехали в загородный дом Кнутова. Он помахал
из машины рукой, и два здоровенных бандерлога открыли нам ворота.
Во дворе перед крыльцом были развешаны рыболовные сети, я чуть-чуть
не наехал на них.

– Осторожнее, – сказал Кнут. – Поворачивай за дом, там есть летний
гараж.

Я въехал под деревянный навес и заглушил мотор.

В гостиной горели все лампы. Я прошел вовнутрь и к удивлению своему
увидел за карточным столом Евгения Борисовича Старка и незнакомую
молодую женщину в спортивном костюме.

– Знакомься. Это Старк, – представил хозяин директора похоронной
фирмы «Цербер». – А это...

Женщина сама подошла ко мне и протянула руку.

– Ирина, – сказала она. – Ирина Ляхова. Жена Семена...

Я на некоторое время потерял дар речи, а потом скромно пробормотал:

– Артур Макаров, журналист.

– Очень приятно, – произнесла женщина и пригласила меня сесть
к ним за стол.

– Здравствуй, здравствуй, – Евгений Старк пожал мне руку. – Давненько
хочу с тобой поговорить...

Я, как завороженный, смотрел на Ирину Ляхову. Обезглавленную и
говорящую. Повесившуюся и воскресшую.

(«Странная какая-то полоса покатила у меня, – сказал Игорь Книппер
в кафе в Гагаринском парке. – Полмесяца назад в туалете в аэропорту
вынули из петли челябинку. Она повесилась на рыбацкой леске, так
ей просто, как ножом, отрезало голову...»)

Ирина ласково улыбалась мне, собирая со стола разложенный пасьянс.

(«Две недели назад, я забыл тебе рассказать, к нам в газету поступила
информация о том, что в аэропорту повесилась молодая женщина.
Причем, повесилась она на тонкой рыболовной леске. Которая прямо,
– Альберт, не к ночи будет сказано, показал это на себе, – прорезала
ей шею, и голова висела только на нескольких сухожилиях... Сегодня
перед похоронами я поинтересовался в органах, и знаешь, как ее
зовут?..»

Я помотал своей отяжелевшей головой.

«Ее зовут Ирина Александровна Ляхова...»)

– Тебя удивляет, что моя сестра жива и сидит теперь с нами? –
спросил Кнутов.

(«Дело в том, что Ирину убили, – Семен ждал от меня какой-то сногсшибательной
реакции, и, не дождавшись, вяло удивился. – И я боюсь, что следующий
на очереди – я. Я это чувствую. Я не знаю, кого мне опасаться,
но они скоро придут за мной. Возможно, это связано с нашей поездкой.
Возможно, нет, я не знаю. Я просто так думаю. Если они убили Ирину,
значит, они убьют и меня.)

– Женя, объясни ему кое-что, – обратился Кнутов к Старку.

– Хорошо, – откашлялся Евгений Борисович. – ...Две недели назад
Володя обратился ко мне с просьбой обустроить одно дело. Он...
– Старк посмотрел на хозяина дома. – Он опасался за жизнь своей
сестры и предложил мне сымитировать ее смерть. В туалете, в аэропорту.
Сразу после их возвращения в Челябинск... Сам понимаешь, мои ребята
забрали ее из туалета якобы с оторванной головой... Это было не
сложно сделать. В фирме оформили документы и устроили скромные
похороны...

– Ты забыл сказать, что Ляхов пока ничего не знает об этом, –
напомнил ему Кнут.

– А в чем необходимость-то?.. – спросил я.

– Не понял? – переспросил Кнут.

– Я спрашиваю, в чем необходимость этой имитации? – повторил я
свой вопрос.

Кнут усмехнулся.

– Я думаю, тебе не надо многое объяснять, – произнес он. – В начале
июля из нашей области уехали девять вичей...

– Семь, не считая Зотова и Паленко, – поправил я.

– Нет, девять, – настоял он. – Двое из них не стояли на учете
в Центре. Это Книппер, сын хирурга, и дочь вице-губернатора. Как
ее звали?

– Алиса, – подсказал Гвоздев.

– Да, Алиса, – согласился Кнут. – Так вот, ей первой и оторвали
голову. В Петербурге...

Кнутов замолчал, мрачно посмотрел на меня, словно продумывая,
не сказал ли он чего-нибудь лишнего. Потом продолжил:

– После нее настала очередь одного парня из-под Магнитогорска.
В гостинице «Охтинская» ему накинули на шею удавку и... шмяк,
голова покатилась по паркету. Заметь, это был не несчастный случай,
а убийство. Этим способом мы и решили... покончить с Ириной. Но
до этого был еще один труп. Один из вичей, старый педераст из
Челябинска, высунул свою голову из окна на ходу поезда и ждал,
пока его ни шибанет о столбы... Потом были Книппер, девчонка из
Магнитогорска и пацан в машине...

– Мак? В поезде был Петр Ильич Мак?! – вырвалось у меня.

– Да. Кажется, Мак, – согласился Гвоздев.

Мак и Голубев, подумал я. Мне не придется встретиться еще с двумя
пропавшими вичами. Итого: остаются только Семен и Ирина Ляховы.

– Заметь, этот твой Мак... – продолжил Кнут. – Как-то уж слишком
странно, что он сам высунулся из окна поезда и ждал, пока ему
не оторвет голову. Вывод один: ему кто-то помог... Поэтому я и
попросил своего друга организовать имитацию смерти Ирины. Чтобы
спасти ей жизнь. И запутать убийц.

– Но кому нужны эти смерти?

Кнут внимательно посмотрел на меня, птичий глаз. Пожевал узкими
губами.

– Ты когда-нибудь слышал о китайской мафии? – спросил он.

– О китайской мафии? – удивился я.

– Да, о китайской мафии. Эти звери страшнее, чем русская мафия
в Америке. Очень похоже не них – отрывать головы жертвам в людных
местах. Очень похоже...

– Я принесу вам чаю, – предложила Ирина Ляхова и вышла на кухню.
– Пока не начинайте разговор без меня...

– Ну, ладно, хватит об этом, – переключился Кнутов на другую тему.
– Сейчас весь вопрос в том, чтобы найти Семена, рассказать о том,
что Ирина жива, и... спасти ему жизнь. Ты знаешь, где он скрывается?

Я помотал головой из стороны в сторону.

– Врешь! – Кнут неожиданно перегнулся через стол и заглянул мне
в глаза. – Он должен был выйти на тебя. Мы не успели перехватить
его в «Цербере», он взял там твой телефон...

В этот момент на кухне раздался звон посуды, вскрикнула Ирина
Ляхова, что-то тяжелое упало на пол и потух свет.

Гвоздев на ходу выхватил из-под куртки огромный пистолет. Старк
прихватил с собой декоративную кочергу от камина. Кнут оказался
на кухне первым. Я выглянул у него из-за плеча: маленькая круглая
тень мелькнула в оконном проеме и спрыгнула вниз на клумбу. Гвоздев
бросился за ней следом, догнал, под яблонями завязалась драка.
При свете надворных марсов к нему спешили два бандерлога из охраны.

Пока Кнут искал на кухне выключатель, мы топтались по липкой луже
крови. Ирина Ляхова была обезглавлена топором для рубки мяса.
Никто уже не в силах был ей помочь.

Кнут размякшим мешком присел над ее изуродованным телом.

– Ну, вызовите «скорую», – тихо сказал он.

– «Скорая» тут не нужна, – заметил Старк.

Во дворе трое кнутовцев дрались с тремя китайцами, вооруженными
бамбуковыми дубинами. Один из азиатов сломал Гвоздеву ногу. Свой
пистолет он потерял где-то под яблонями. Я скинул с себя одного
из узкоглазых и чуть-чуть не остался без глаза: слегка по переносице
меня царапнула дубина другого китайского мафиози. Старк бросил
мне с крыльца кочергу, и я погнался с нею за азиатом, но случайно
запутался в развешанных сетях. А в это время третий лазутчик по
всем правилам Шаолиня обхаживал двоих сторожевых бандерлогов.
Одному из них он завернул за спину руку и пинал по голове другого.

Бой продолжался еще минуты три или четыре. Внезапно в ночном саду
раздался оглушительный грохот: Кнут появился за спиной Старка
с медвежьей двустволкой в руках.

Трое китайцев бесшумно растворились в темноте. Только ветерок
зашуршал по опавшим листьям.

Я вернулся в свой офис поздно ночью. Около двенадцати часов. Не
стал зажигать люминесцентные лампы в коридоре и осветил замочную
скважину своей двери красным фонариком-брелком для ключей. Все-таки
во время драки в загородном доме Кнута один из китайцев ткнул
мне дубиной по ребрам. Я до сих пор хрипел от боли. Хорошо, чтобы
ребра не были сломаны.

Внезапно от подоконника в дальнем конце коридора отделился длинный
худой силуэт и двинулся в мою сторону.

– Кто здесь? – спросил я и нащупал под кожаной курткой «Смит-и-Вессон».

Из темноты вышел Семен Ляхов.

– Не пугайтесь, это я, – сказал он. – Я видел, как вас увез Володя
Кнутов, и решил дождаться вашего возвращения. Может быть, что-нибудь
прояснится.

Я пропустил Семена вперед себя в офис. Включил электрочайник.
На полу все еще были расставлены римские позиции. Ляхов сел на
диван и закурил сигарету.

– Здесь можно курить? – спросил он с опозданием.

– Да, конечно, – я передал ему пепельницу.

– Я не мешаю? Вид у тебя какой-то взбалмошный...

– Все нормально, – заверил его я.

В атмосфере офиса повисло напряжение. Семен мелким бесом вертел
в руке сигарету. Наконец он решился, посмотрел мне в глаза и задал
долгожданный вопрос:

– Ирина жива?

Я помотал головой.

Я был готов к этому неожиданному вопросу, поэтому сделал все возможное,
чтобы не вызвать у Ляхова никакого подозрения. Он потушил недокуренную
сигарету на дне пепельницы.

– Понимаешь, в аэропорту мне показалось, что Ирина жива... И на
похоронах мне казалось, что она жива. Мне даже не дали посмотреть
на ее тело. Сказали, что это не эстетично...

– Нет, Ирина мертва, – твердо произнес я.

– Да, да, я понимаю, – Ляхов поджег новую сигарету. Мы посидели
некоторое время в полном молчании.

– Может быть, водки? – предложил я.

– Нет... Спасибо... Я не пью...

– А я, пожалуй, выпью, – я достал из шкафчика початую бутылку
«Пшеничной». – Сегодня у меня день был какой-то тяжелый...

И вдруг Семен опустил голову и начал бормотать себе под нос, словно
порвал нитку крупных маминых бус. Слова, как шарики, рассыпались
у него под ногами:

– ...В 89-ом под Ашой бульдозерист повредил ковшом газопровод.
Повредил и не заметил этого. А природный газ начал стелиться по
долине. Голубой змей прижимался к земле, и никто не замечал этого
– газ не имеет запаха. И вот в долине повстречались два поезда:
«Новосибирск-Адлер» и «Адлер-Новосибирск». В окна влетал поднятый
с земли газ, полз по коридору, протискивался под двери в купе...
Кто-то в тамбуре чиркнул спичкой и... По телевизору показывали
оплавленные вагоны, сотни трупов, которые невозможно было опознать.
В челябинском морге были свалены деревянные горы гробов. Погибло
около двух тысяч человек... За эти несколько часов, пока газ стелился
по чаше долины, туда и сюда сновали грузовые составы, но Огненный
жребий выпал именно на эти пассажирские поезда. Случай! Жуткий
непредсказуемый случай!

– Почему ты рассказываешь мне об этом? – спросил я.

– В той аварии погибли мои родители. Их брак был на грани распада,
они постоянно ссорились. И вот отец решил, что либо они с мамой
поедут на море, либо разведутся... Купили билеты до абрикосового
Адлера, сели в поезд и... Я не видел их мертвые тела. Я надеялся,
что они в последний момент передумали ехать и развелись. Думал,
что перед Ашой они сошли с поезда. Думал, что они вернутся...
Мне было только двадцать...

Я вылил в себя полстакана водки и тоже закурил.

– Знаешь, там, в Питере были еще другие челябинцы, – продолжил
Семен. – С некоторыми из них мы подружились, с некоторыми нет...
Там была одна молодая девушка из Челябинска, так ее просто пополам
разорвало на пристани. Сам не понимаю, как это могло произойти?..
Потом погиб Егор Голубев. На него напали в гостинице «Астория»
и отрезали голову прямо в коридоре...

Пункт 24, Закон нормального журналиста, подумал я. «Важные события
происходят часто и везде, но не у тебя на глазах». Пока я колесил
по всей области в поисках пропавших вичей, в Петербурге им отрезали
головы. Если бы я сразу же поехал в Петербург, им бы отрезали
головы в Челябинске...

– ...Потом все это произошло с Ириной, – Ляхов затушил в пепельнице
вторую сигарету. – Я не мог поверить своим глазам. Она зашла в
туалет, там были какие-то электрики. Потом они ушли. Я долго ждал
ее. Потом попросил одну женщину зайти в туалет и посмотреть там
мою жену. Она вышла из туалета и сказала, что моя жена повесилась...
А теперь эти люди следят за мной.

– Кто? – спросил я.

Семен поднял на меня глаза.

– Китайцы.

Три китайца с бамбуковыми дубинами, подумал я. Я сумел обогнать
их только на трассе, во всем остальном они опережают меня на пол
шага.

– Китайцы, – продолжил Ляхов. – Они как-то нашли меня у моих друзей
и пытались проникнуть в квартиру. Когда я перебрался к другому
другу, они устроили наблюдение за мной с крыши соседнего дома...
Я никуда не могу скрыться от них...

– Оставайся у меня, – предложил я.

– Нет, ни в коем случае, – помотал головой Семен. – Я и так отнимаю
у тебя столько времени. Тебе надо выспаться.

– Я в норме, – заверил я Ляхова. – Дело в том, что из девяти,
а как теперь оказалось, из десяти пропавших челябинских вичей
в живых остался только ты один. Игорю Книпперу практически у меня
на глазах отрезало голову оконным стеклом. Апраксин с подругой
попали в аварию на дороге, и им также оторвало головы. Пуксину
из Магнитогорска нашли по отдельности: тело в реке, голову в мусорном
баке. Зотов был привязан к рельсам на железной дороге, и поезд
проехался как раз по его шее. Остается только один бомж на свалке,
который вовсе никуда не пропадал. Я хочу знать правду!

Семен вздохнул.

– Я все равно ничего не могу тебе рассказать, – сказал он.

– Почему?! С тебя взяли подписку?! Запугали?! – заорал я.

– И да, и нет, – ответил Ляхов. – Еще не настало время говорить
правду...

– Это тебя китайцы научили?! Или Знаменский?!

Семен промолчал.

– Извини, – сказал он, когда я замахнул вторые полстакана водки.
– Я не имею права ничего говорить...

– Но почему?!

– Извини, – ответил Семен. – Я пойду... Я буду звонить, как договорились.
Если тебя не будет, запишу на автоответчик. А если меня не станет,
ты должен написать правду...

– Каким хреном?! – снова заорал я. – Ты ничего не говоришь!!!

Ляхов молча собрался и ушел. Я снова не смог наброситься на него
и вытрясти все, что меня интересовало. Сильно болела грудь после
китайского толчка. Я устало повалился на диван и отрубился в подушку.

Продолжение следует.