Есть, господин Президент!
(главы из романа)
Продолжение
– Вроде есть такая, – сказал плюгавый Штепсель и деловито шмыгнул
носом. – Мы с моими питерскими здесь на Новый год похожих
девок брали. Ну резиновых. Две штуки, по двести пятьдесят
баксов. Петросяну чтоб подарить, типа прикол. На, мол, вместо
жены. А Ваганыч че-то распсиховался, бочку на нас покатил.
Ладно, говорим, не хочешь – не надо. Тады, девчонки, свободны.
Надули обеих гелием и отпустили. Жаль, полный улет обломился.
Одна-то нормально пошла, а вторая, дрянь, за главную башню
страны зацепилась. Каким местом, догадайтесь сами.
– За башню? – Гуру приподнял брови домиком. – Спасскую? Концептуально.
– Останкинскую, – уточнил Штепсель. – За антенну. Вернее, сразу за
две и обе погнула. Да я вам че, не рассказывал? Ну вы
помните, наверняка, два дня потом трансляция по Москве никакая не
шла. Болтали, типа опять пожар, а это был не пожар, гы-гы...
– Иван Николаевич! – скорбным голосом обратился ко мне третий икс,
самый высокий и кудрявый. Его белый пиджак был наиболее
блестящ и переливался. – Скажите, Кремль не будет против, если я
вон того микроцефала чем-нибудь тяжелым тресну? У меня тогда
пять концертов слетело с эфира. И у жены, бывшей, столько
же!
Кудрявчик по прозвищу Павлин держал на себе три четверти нашей
гламурной попсы. Штепсель верховодил чуть ли не всем грязным
рокопопсом страны. Гуру считался величайшим монстром арт-рока.
Втроем они перекрывали процентов девяносто пять нынешнего
музыкального рынка. Оставшимися пятью – балалаечниками, бардами
и бетховенами – я мог пренебречь. Погоды они не делали.
– Кремль против не будет, – ответил я откровенно. С этими ребятами
не стоило церемониться, иначе на шею сядут. – Кремлю вообще
наплевать, можете хоть бошки друг другу пооткусывать и в
унитазы спустить. Но только через полгода. После выборов.
– Выборы? – Гуру пожал вялыми плечами. Его темно-рыжая кожаная
жилетка вздыбилась и опала. – Скука. Очевидность. Прескрипшн.
– Че, без нас не нарисуете? – удивился Штепсель и поскреб всей
пятерней в затылке. – Да это же для ваших, екарный бабай,
говна-пирога. Туда – плюс, сюда – минус, и все в шоколаде.
– Административный ресурс, – брезгливо поджимая губы, сказал Павлин.
– Его имеет в виду этот питекантроп. Мне тоже, Иван
Николаевич, не вполне понятно, для чего нам-то надрываться. Сами
губернаторы и припишут, сколько надо.
– Вы это бросьте! – Я погрозил троице кулаком. – А явка? К чему они
припишут, если народ вообще не явится? Я сам не люблю
выборов, но раз уж они есть, нельзя их просрать. Поймите, Кремлю
не нужны трубадуры. Тем более, из вас агитаторы – как из
мякины бритва. Нет, у вас иная задача. Вы создаете настроение,
вы песней пробуждаете активность масс. Хоть какую. Плюс,
минус, неважно – главное, не нолик... Дошло? Люди должны верить,
что весы качаются, что все взаправду, что ОТ НИХ САМИХ
зависит, КТО победит – фашист-популист или преемник с
человеческим лицом.
– Че-то у преемника лицо не фонтан, – объявил, ковыряясь в зубах,
Штепсель. – Человеческое, базара нет, но какое-то тупое.
Слышь, Николаич, а может, развели вас втемную и он не из Питера?
– Обезьяна, в сущности, права, – кивнул Павлин. – Интеллект у вашего
газовика очень здорово спрятан, про обаяние вообще молчу.
– Да. – Гуру опять расплел свою бородку. – Не венец творения.
Я вздохнул про себя. Вся тусовка, кроме Тимы Погодина, давно уже
поняла: преемником номер раз практически утвержден нефтегазовый
министр Кораблев. Проект этот курировал Глава
Администрации. Он и пиаром занимался самолично. Не в моих правилах
критиковать начальство, но пока оно, к глубокому моему сожалению,
не шибко перетрудилось. Как и два месяца назад, и месяц
назад, и неделю, газовик оставался тем, кем был раньше, –
огромной сонной рыбиной. Его счастье, что оппозицию делает наша же
контора. Тимины семь процентов я, ради остроты выборного
сюжета, могу довести до двенадцати. Но это его потолок. А вот
будь на месте игрушечного популиста настоящий, да с
харизмой, никакой ресурс не вытянул бы Кораблева в первом туре. Да и
второй под вопросом.
Вслух я, конечно же, сказал о другом.
– Эх вы, слабаки, – укорил я троицу. – Как увидели трудность, так и
лапки кверху. Хорошо, допустим, вы правы и преемник – с
брачком. Второй сорт вместо первого. И что? Чем сложнее задача,
тем интереснее решение. Зажгите пипл, покажите класс. Вы
гении или поссать вышли? Ну! Сманить народ к урнам, если в
кандидатах – мачо с голливудской улыбкой, и пацан зеленый
сумеет.
Три икса переглянулись. Решать сложные задачи им было стремно.
Привыкли уже: шикадам, мазафака, зумзумзум – и полные залы.
– А я про мачо клевую поговорку слышал, – подумав, сообщил вдруг
Штепсель. – Мачо в моче вымачивал мачете. Прикольно.
– Вот дегенерат, – кисло сказал Павлин. – Из-за таких народ в
Петербурге совсем без крыши. Мне на сцену дохлую кошку метнули.
– В моче? Мачете? – Гуру перестал плести очередную косичку. На
его лбу собрались вопросительные складки. – Непонятно. Зачем?
– Так просто, поговорка же. Че, не врубаешься? – Штепсель сунул себе
в ухо указательный палец и дважды, с хрустом, его
провернул.
Гуру бросил на него строгий взор. Потом свел ладони вместе, словно
играя в «ладушки», и принялся их рассматривать то справа, то
слева. Как бы проверял, не исходит ли от них сияние.
– Все на свете не просто так, – монотонно забубнил он. – Все
связано. Есть причины. Есть следствия. Есть карма. Отринувший
пожалеет. Вкусивший будет править миром. Все совокупно. Белая
птица теряет перья. Черный зверь рвется на волю...
– Ништяк! – восхитился Штепсель и засунул полмизинца глубоко себе в
ноздрю. – Зверь – это че, пони из зоопарка сбежал?
– Я давно знаю, кто тут из зоопарка сбежал, – желчно заметил Павлин.
– Я не спец в кармах, но у нас всегда кое-что связано с
кое-чем. Эти ваши камлания – с моей мигренью, стопроцентно. А у
меня вечером два концерта, эфир и запись на радио.
Все и впрямь взаимосвязано, с грустью подумал я. Одно цепляется за
другое. Как я при входе не смог ужать пароль, так и дальше
вся бодяга идет без сокращений: Штепсель юморит, Павлин ноет,
Гуру талдычит свои мантры и норовит слинять в астрал. Эти
любимцы муз похуже Тимы. Разве что беговых тараканов не давят.
А я-то надеялся управиться с ними минут за двадцать. Как
же!
– К черту карму. – Я устало глянул на часы. – К черту фауну.
Оставьте в покое зоопарк и попытайтесь, на хрен, меня понять...
Из дверей секс-шопа я вышел только через пятьдесят минут – с шумом в
ушах, с зелеными кругами в глазах. Своего я, конечно,
добился: выколотил из троицы обещание оказать реальное
содействие. Но и они своими выкрутасами помотали Ване нервы.
Кое-как я доковылял до «мерина», плюхнулся на сиденье машины и
запихнул в мини-сейф между передним и задним сиденьями
пластиковый пакет с тридцатью тысячами гринов – ровно по десятке с
носа. Это была не плата, а символическая дань, знак их
вассальной верности. Бабки, которые еще вчера Кремль вкладывал в
творцов прекрасного, сегодня стали приносить нам прямые
дивиденды. Старинная задачка «С кем вы, мастера культуры?» ныне
решается просто. Кто не с нами, те не мастера, а лохи. И
относиться к ним будут, как к лохам. Пускай мы не можем выгнать с
Кавказа семейку Убатиевых, зато выгнать из телеящика
всякого, кто не люб, нам как два пальца обчихать...
Я сидел и наслаждался стрекотом цикад, пока не понял, что цикад
никаких в машине быть не может и это в кармане надрывается одна
из двух моих мобил.
Софья Андреевна доложила, что Виктор Львович Серебяный звонил мне
еще дважды, с разрывом в два часа, причем второй раз сказал,
что почти уже умирает, и голос у него при этом был
тако-о-ой...
Достал ты меня, старик, подумал я. Ну хорошо, твоя взяла. Все равно
после этих клоунов ничего серьезного в голову не лезет.
– На Котельническую, к высотке, – приказал я шоферу. – И выберете
маршрут подлиннее. Надо хоть немного проветрить мозги.
(Продолжение следует)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы