Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

(главы из романа)

Начало

Продолжение

Несмотря на мои полновесные тридцать два, я все еще выгляжу пацаном.
Сеня старше меня на каких-то четыре года, но уже имеет внешность
типичного белого генерала из фильмов про гражданскую войну: усы,
выправка, стать, благородная седина... и всем этим богатством
природа по ошибке одарила существо с пассионарностью медвежонка-коалы.
В отличие от гаммельнского братца, наш Крысолов не мог бы увести
массы даже в пивную.

Любопытно, думал я, автоматически кивая старику после каждой фразы,
эта болтовня про Сеню – то самое «срочное важное дело», которое
он хотел обсудить со мной на смертном одре? Тогда я покайфую еще
минут десять-двенадцать, затем пожелаю хозяину крепкого здоровья
и вежливо отчалю. Обо всех пригорках и ручейках «Любимой страны»
я-то уж знаю не хуже, чем он...

Недооценил я Серебряного. Даже отставной, больной и поддатый,
он не утратил до конца своей обычной проницательности. Секунд
за десять до того, как я уже был готов подняться и откланяться,
Виктор Львович резко оборвал собственный треп.

– Шут с ним, с Сенькой, – произнес он. – Не для этого, сам понимаешь,
я тебя позвал. Тут дело необычное, тайное... даже не пойму, как
лучше рассказать, чтобы ты поверил. Налей-ка еще рюмашку. Доверху,
не бойсь, поздно мне спиваться... Ну, будем.

Серебряный опрокинул в себя водку, вместо закуски глубоко втянул
сигаретный дым, закашлялся. Я чуть отпил из своей рюмки и ждал,
заинтригованный. С ума сойти, у него в лексиконе сохранилось слово
«тайна»! Процесс воспитания Ивана Щебнева старый циник строил
как раз на том, что с ухмылкой сатира разоблачал любую местную
магию, растирал в мелкую труху любые тайны, загадки, секреты и
мифы. Неужели еще что-то осталось в его закромах? Ну и ну. Теряюсь
в догадках. «Помнишь ли ты, Ваня, ореховый гарнитур в Екатерининском
зале Кремля? – сейчас спросит он у меня. – В сиденье одного из
стульев я зашил свое фамильное серебро...»

– Помнишь, Ваня, в средневековой истории была такая личность по
имени Парацельс? – спросил Виктор Львович.

Бывшему шефу удалось-таки меня озадачить. Я не ожидал настолько
далекой преамбулы. Серебряному иногда случалось забираться в исторические
дебри, однако не глубже, чем лет на сто назад.

– Припоминаю еле-еле, – сознался я, – на уровне кроссворда...
Гомункулус. Философский камень. Парацетамол. Идея о том, что яд
и лекарство – одно и то же, зависит от дозы... Вроде бы и все.

– Недурно, мой мальчик, – похвалил старик. – Парацетамол ты, конечно,
приплел не по делу, но все другое в точку. Филипп фон Гогенгейм
по прозвищу Парацельс и впрямь многого достиг в медицине, алхимии,
астрологии. А, кроме того...

Бывший шеф убедился, что докурил свою сигарету почти до фильтра,
запалил от нее новую из пачки, тяжело откашлялся и продолжил:

– А, кроме того, была у него еще одна идейка – о питающем духе
как средоточии четырех природных стихий и о пище земной как квинтэссенции,
то есть пятой сущности, мира. В теории это была, естественно,
чушь собачья, абсурд, реникса, как и все у господ алхимиков. Но
на практике... На практике все не так однозначно.

Виктор Львович сделал еще пару затяжек и, промахнувшись мимо пепельницы,
раздавил окурок в пустой тарелке.

– Понимаешь, Ванечка, – сказал он, – порой этим фиглярам в звездчатых
колпаках удавалось опытным путем находить то, чего они сами не
в состоянии были осмыслить. Агрикола мечтал о превращениях элементов,
а открыл сернокислый магний. Роджер Бэкон искал Эликсир, а обнаружил
ранее неизвестные свойства ртути. Причем ни тот, ни другой толком
не поняли, ЧТО сотворили. Вот и наш Парацельс, дурашка, полжизни
городил несуразицу, пытаясь подогнать решения задачек под случайно
найденные ответы... Нет, ты только вообрази, Ваня, какой облом
для ученого: целая книга одних правильных ответов – и ни одного
вопроса! Считается, будто ту книгу у него сперли. Но я думаю,
что он сам мог бы со злости зашвырнуть ее куда подальше...

– А нам-то что? – Преамбула все длилась. Я по-прежнему не мог
уяснить, к чему хитрый старик клонит. – Зашвырнул, и черт бы с
ней. Мало ли на свете разной макулатуры? На кой она нам сдалась?

– Э, нет, Ванечка, – хмыкнул Серебряный. – Недаром во всех официальных
биографиях Парацельса о самом главном – молчок. Уж больно удивительные
ответы у него получились. По-ра-зи-тель-ные, доложу я тебе, ответы.
Только представь на мгновение...

Чем дальше плел Серебряный паутину своего рассказа, тем сильнее
я терялся в догадках: то ли бывший шеф однозначно спятил, то ли
он меня тестирует неведомо с какой целью. Ведь если он шутит,
то почему не смешно? Или его всегдашнее чувство юмора мутировало
под действием возраста и водки? Я знаю, на нашей эстраде такие
случаи сплошь и рядом. Шмальцев, Зазанов, Крушкин, Поплюшкин...

Стоп, а может, он на мне просто обкатывает идею книги? Если ему
делать нефиг, почему бы не взяться за роман? У этих фантастов
чем круче околесица, тем выше рейтинг. Самый их главный, Стивен
Кинг, – тот вообще, говорят, без дозняка за комп не садится.

Обождав, пока старик выплеснет на меня до капли весь этот бред
сивой кобылы, я мысленно отряхнулся, утерся и произнес вслух:

– Захватывающий сюжет, весьма. Рад, Виктор Львович, что после
долгого перерыва вы снова вернулись к фантастике. Недурная может
получиться вещица, в духе Дэна Брауна или даже Стивена Ки...

– То, что ты сейчас услышал, – НЕ фантастика, – с нажимом на «не»
перебил меня упрямец. – Головой отвечаю за каждое слово.

Мне едва удалось подавить вздох. Так я и думал! Раз это не шутка,
не тест и не сюжет романа – значит, здравствуй, дедушка Маразм.
После выхода на пенсию у моего недавнего шефа чердачок отъехал
от башни. Эта беда случается даже с бывшими чиновниками ранга
«помощник (советник) Президента РФ» из Реестра должностей федеральной
государственной гражданской службы.

– Виктор Львович, прошу вас, ну рассудите сами. – Я попробовал
достучаться до остатков здравого смысла в его голове. Той, которой
он, видите ли, отвечает за свою абракадабру. – Вы ведь не хотите
сказать, что при помощи кулинарной книги, написанной ученым полудурком
полтысячи лет назад, можно стряпать чудо-еду? Что поев фрикаделек
или там киевских котлет по тем рецептам, человек на время обретет
какие-то не вполне обычные способности?

– «Не вполне обычные»? – передразнил меня Серебряный. – Эх, мальчик
Ваня, мелко плаваешь. Выдающиеся! Сверхчувствие, сверхсила, ясновидение,
левитация и многое другое – весь набор для супермена. Причем это,
пойми, цветочки, дешевые трюки из блокбастеров. Представь, ЧТО
даст эмпатия в сочетании с даром внушения. Да любой фюрер за одну
такую фрикадельку удавится...

Дрожащей рукой старик наполнил себе рюмку, перелил через край,
тихо ругнулся, выпил и торопливо занюхал водку остывшим окурком.

– Про дядю моего, Григория Ильича, ты уже знаешь от меня кое-что,
– сказал он. – Но не все. Дядя Гриша, человек любознательный,
обожал на досуге копаться в разных оккультных материях и о книге
Парацельса знал побольше, чем в учебниках. Другое дело, он до
самой смерти был совершенно уверен, что книга пропала в веках.
И меня в этом почти убедил. Но в прошлом году, буквально за месяц
до моей отставки...

Со стороны дверей раздалось клокотание домофона. Мой бывший шеф
недовольно смолк на полуфразе, выполз из-под смятой простыни и
трудной поступью инвалида заковылял к дверям. Обратно в спальню
он вернулся, однако, уже несколько пошустрее. Запалил сигарету,
поспешно сделал пару затяжек. Из кармана пижамной куртки выудил
надорванный брикет жвачки и одну сунул в рот.

– Врач из ЦКБ там внизу, – досадливо сообщил он, жуя. – Снова

явился проверить, помер я или шевелюсь еще... Ты давай-ка, Вань,

быстро прячь и бутылку, и рюмки во-он туда, за телевизор. Не хо-

чу, чтоб Дамаев увидел, а то опять разорется, зануда чертов...

Я укрыл за телевизором следы нашего преступления и мысленно возблагодарил
Дамаева. Он очень вовремя, умница. Теперь я честно могу сдернуть
из этого дурдома. Никто не посмеет сказать, что я бросаю тяжелобольного
психа в минуту кризиса. Нет-с, я мудро ретируюсь, уступая место
профессионалу. Врачам мешать нельзя.

– Мне пора. – Я протянул руку бывшему шефу. – Виктор Львович,
выздоравливайте. Было очень интересно с вами побеседовать.

– Ты же не поверил? Ни единому слову, да? – Старик удержал мою
ладонь в своей. Глаза у него заслезились, как у полудохлой псины.
– Ладно, не притворяйся. Не настолько я пьян, чтобы не почувствовать...
Скепсис, Ванечка, великая вещь, но когда ситуация выходит за рамки...
Нет, не о том я хочу сказать... Послушай, Ваня, если бы я не знал,
что вскорости сыграю в ящик... Господи, тоже не то... Хотя нет,
именно то. Лучше сразу про ящик... В зеленом картонном ящике среди
архива, который я тебе оставил перед уходом, есть десяток запароленных
дисков. Знаю, ты ничего не выкидываешь, так что найдешь. Диск
номер девять открывается словом «кулинариус», латинскими буквами.
Просмотри все файлы оттуда – может, хоть они тебя убедят...

– Ну, конечно же, просмотрю, – солгал я, не отводя взгляда. И
для достоверности прибавил: – Не обещаю, что в ближайшие дни,
но как только буду немного посвободнее, я сразу же... Пароль «кулинариус»,
латинскими буквами, непременно запомню...

Уже на лестнице я столкнулся с выходящим из лифта Дамаевым.

– Здрасьте, Рашид Харисович! – поприветствовал я врача. – Что
говорит медицина? Прогнозы благоприятны? Кремлевская кардиология
спасет Виктора Львовича? А то он, честно говоря, выглядит препаршиво,
а настроение у него просто как у покойника.

В глубине души я надеялся услышать, что старик плох. Что лучше
не докучать ему визитами. Мне не улыбалось навещать его еще раз
и по второму кругу вешать себе на уши этот бред. Христианский
долг – не супружеский: разок исполнил для порядка, и хорош.

– Все не так фатально, Иван Николаевич, – сообщил врач, пожимая
мне руку. – Зря он себя накручивает. Артериальная гипертензия
имеется, однако кровоснабжение органов и тканей на уровне. Давление
высоковатое, 220 на 100, но я вижу динамику в лучшую сторону.
Перспективы криза не просматриваются... В общем, с таким диагнозом
люди живут, и неплохо. Я выписал ему альбарел и гипотеазид-М.
Теперь главное, чтобы он принимал их вовремя. И чтобы никакого
алкоголя, ни грамма, ни-ни. Иначе я ни за что не ручаюсь. Большинство
производных оксазолина плохо сочетаются с этанолом, последствия
могут быть скверные... Вы случайно там в его комнате не видели
водку? Из бара я бутылки конфисковал, но, боюсь, как бы у него
не остались где-то какие-то заначки.

– Никакой водки у него я не видел, – заверил я Дамаева и постарался
в его сторону не дышать. – Что вы, Рашид Харисович! Я бы вам сказал,
сразу же. Сам понимаю, дело серьезное...

Произнося эти слова, я не испытывал угрызений совести. Сторож
ли я Серебряному? Раз он желает пить водку, пусть пьет водку.
Думаю, ничего опасного не случится. Да хоть бы и случилось! Если
человек собрался умирать, не нам его останавливать. У нас конституционная
свобода передвижений – хоть вверх, хоть вниз.

(Продолжение следует)