Литературная критика

Андрей Остальский. Боги Багдада. – М.: Время, 2007, 496 с.

Основное действие нового романа Андрея Остальского, писателя и
журналиста, работающего в Англии, происходит в Ираке. Если его
прежнюю книгу «Английские правила» можно было отнести к жанру
иронического детектива, то «Боги Багдада» вещь вполне серьезная.
Одна из ее глав так и называется «Серьезная смерть в серьезной
стране» – о том, как иракскому журналисту сигаретами кишки прижигали.
Мухабарат, тайная полиция Саддама Хусейна. «Он … кричал сначала,
а потом все тише и тише стонал и бормотал: «Аллах не простит вам
такого, такого не простит никогда…»»

– Надо же, верующий оказался, – удивились палачи. – Какая неприятность.

Самир его звали. Редактор багдадской газеты. Один из самых симпатичных
персонажей книги. Автор пронзительно о нем пишет, с болью, как
о реально существовавшем человеке.

А выдал его самый близкий друг – советский журналист Георгий (восьмидесятые
годы, ещё СССР был). Сам не сознавая, что делает, дал интервью
американской журналистке. На душе накипело. Да и приятно было
похвастаться своей осведомленностью перед красивой женщиной. То,
что под большим секретом рассказал ему Самир («Своим, советским,
можешь, больше никому», – просил он), было опубликовано в западной
прессе. О зверствах Саддама: людей в землю бульдозером закапывал.
О том, что настольная книга иракских националистов – «Майн кампф».
А возглавляющий их Саддам Хусейн о мировом господстве мечтает.
Как Гитлер. Все, что Самир доверил своему другу, было в этой статье.
Для иракской тайной полиции не составило труда вычислить источник
информации.

Георгию устроили автокатастрофу, кости поломали. Но он выжил и
успел улететь в Москву, а его друг погиб.

Думал, ему в чай таллий подмешают – легкой смерти хотел. Не получилось.

– Предал Ирак. Получай!

– Не Ирак – Хусейна.

– Поговори.

Глаза выкололи, а язык оставили. Аллаха вспомнил…

Через много лет Георгий опять приезжает в Багдад. Словно преступника,
его тянет на место гибели Самира.

2003-й год, как раз перед американским вторжением. Не до него
сейчас иракцам, забыли его проступок. Высшие чиновники на пресс-конференции
зовут. Удэй, сын диктатора, дружески обнимает за плечи: «Поехали
ко мне. Такие женщины будут!»

– Мы простили ему прежние грехи, – говорит видный баасист.

Зато Георгий не простил – смерть Самира. Отомстить им. Всему миру
о секретах иракского режима рассказать!

Дальнейшая его судьба печальна. С перебитым позвоночником (несколько
пуль всадили) он ползет к людям в богом забытом селении, а они
отступают от него, дальше и дальше. Лишь одна женщина стоит на
пороге своего дома и смотрит на него. Но и шага навстречу не делает.
Ждет, пока сам доползет. Или не доползет.

– Так не бывает, – скажет кто-то. – Люди должны помогать друг
другу!

Как бы не так. Вспомните хрестоматийного Маресьева. Выяснилось,
что, когда он полз со сломанными ногами, жители деревни видели
его, но не помогли, ждали, пока сам доберется. («Где Ирак, а где
Россия?» – предвижу недоумение. – «В огороде бузина…» – Люди везде
одинаковы. Жители русской деревни боялись немцев, иракской – тех,
кто стрелял в Георгия).

А Мень до своего дома не добрался. У самой ограды упал, обливаясь
кровью.

– Какой-то бродяга свалился, – подумали домашние, и не стали выходить.

Доползешь – выходят, нет – умрешь.

А женщина все стоит, не уходит. И герой Остальского медленно,
сантиметр за сантиметром, ползет к ней. Пока вся кровь не вытечет.

И еще. Узкий круг, в котором живут герои романа. Журналисты. Лишь
с себе подобными общаются. А другую, иную жизнь они видят за окном
автобуса, в котором их возят, – словно через стекло аквариума.
Журналистский аквариум на колесах. Интриги, доносы, прослушка.
Хорошенькая ливанка, забредшая к соседу-корреспонденту, якобы
испугавшись артобстрела, оказывается связанной с разведкой. Вот
такая жизнь журналистская. Выбраться из нее невозможно: рыбы не
живут на воздухе. Сиди в своем аквариуме и пиши.