Проза

Болгарская рапсодия

1

Вообразите шум в Несебре – шум, крики, несущуюся, пёструю толпу.
Невозможно. Город лелеет тишина, и он раскрывается нежно в её
лёгких ладонях.

Улицы, где вытянув руки взрослый легко может коснуться
противоположных стен. Никто не выходит из уютнейших домиков.

Группа потных праздных людей с фотоаппаратами; резкий цокот немецкой
речи.

Крохотные фонтанчики, тугие струйки воды, отливающие синевой –
жарко, всё время хочется пить.

И – море, море, всё время ощущаемое где-то рядом, синее, бездонное,
с золотым богатством берегового песка.

2

Сквозь прозрачное кружево лет снова вижу – кривые улицы Пловдива;
ощущаю – нечто турецкое витает в воздухе.

Тайная вязь ассоциаций не уступит сложности турецкого алфавита.

Массивный серый забор и широкие листья смоковницы, щедро возлежащие
на его верхушке…

И ещё помню собор – громоздкий и тёмный, очевидно отличный от
русских храмов, с кафедрой (или – ложная подсказка памяти?), с
мрачными, тёмными, восточными ликами…

3

Центральная улица Софии (не помню, как она называется).

Белые столики уютного кафе, и мимо проезжающий жёлтый трамвай.
Далёкая патина университетского купола. Ходили смотреть храм
Александра Невского – массивный, весь облепленный пристройками,
с плоскими куполами. Православный храм, отдающий мечетью.

Жили в Софии, у деда; он – русский, бежал в 17 году, будучи кадетом,
но, что весьма странно для русского эмигранта, осел в
Болгарии, женился, родил детей, и вот – старый, осанистый,
благородный, знающий три языка – показывает нам Софию.

Пёстрые лоскутки детских моих воспоминаний…Храм св. Неделки –
мрачный, чёрный, высокий. Строго глядящие лики.

Магазин Нумизмат. Окружили спекулянты, повлекли в какой-то двор,
предложили сверкающие дорогие коммеморативы – символы
болгарской истории, запечатлённые на аверсах и реверсах, вызывали
детский восторг, но цены усмехались лукаво…

Дача под Софией, лесистая местность, ужин под платаном. Мазки
импрессионистского полотна – белый с зеленью таратор, сочная
баница, баранина, текущая сытным соком. И отсюда с дачи, нежным
акварельным утром, поездка в Рилы – красная черепица среди
зелени – перенасыщенной, текущей…

В Бургас уже ездили с мамой вдвоём. Лакуны в памяти очевидны, но
Несебр и Созополь остались чудом, кристаллом земного
волшебства. С высоты глядели на синее-синее море, синее и вместе
прозрачное настолько, что видны были серые водоросли, струящиеся
на камне. Поворот между домами, дикий виноград и плющ, выход
на площадь, фонтанчики, из которых можно пить.

Игра красок. Сок и смак жизни. Отчего всё тускнеет?

Концерт в Домском соборе

(стихотворение в прозе)

Темноватая Рига, мерцавшая узлами небольших площадей,

Чья мощёная поверхность вызывала средневековые ассоциации; Рига,
стремящаяся вверх шпилями соборов, доступных птицам, но
пугающих взгляд ребёнка; Рига, чудно закругляющаяся органным
концертом в Домском.

Готический тяжёлый полумрак, картины в нишах, чьи религиозные сюжеты
пугают ребёнка (всё-таки СССР – давящая корона атеизма),
скамьи, уходящие в волны таинственной полутьмы. Высокий – его
почти и не видно – наверно, великолепно украшенный орган.
Рассаживаются слушатели.

Медленная густота созвучий! Одна, стержневая тема, вокруг которой
властно, мерно, плавно разворачивается неспешное действо
звуков. И – будто пропадают стены, и своды теряют каменную
власть; и только – выше, выше – доплеснуть до самого неба…Текут,
переливаются звуковолны.

Кажется, органист выходил на поклон; но это обязательно-заурядное
действие не нарушало гармонии, подаренной органом.

Анапские осколки

1

Анапа детства, встающая перед глазами вновь и вновь.

Уже ночной отъезд с размещением в купе, с разбором постели, с
покачивающейся в отполированных тьмою стёклах, пёстрой в огнях
Москвой, отдавал счастьем.

В Анапе селились в частном доме, на участке была беседка, а сад и
огород переливались, текли разнообразием цвета, восславляя
могущество спектра. Этот утренний воздух! Прохлада, за которой
чувствуется напор грядущей жары. Пляж утром пустынен, и
крабы смело идут береговою кромкой, где колечки пены оставляют
загадочные письмена. А потом – резкий, солёный раскол воды,
букеты лучей, йодистый привкус моря, и – морские коньки,
проплывающие стайками, вёрткие рыбы-иглы – вся эта манящая,
непонятная подводная живность.

В полдень, спасаясь от жары, обедали в уютной столовой, и молочный
суп играл нежным опаловым свеченьем.

Затем, уже вечером – масса вод, недостижимость горизонта, шёпоты волн.

Зачем нужна эта живопись детства?

Да и нужна ли?

2

– Ну и где ж они – твои летучие мыши?

Темнота анапской ночи – лёгкая. Не способная испугать. Деревья…а
какие деревья? Откуда знать подросткам, не слишком усердно
учившим биологию. Вдалеке – спокойное море, вздыхающее тишиной,
соединённое с бесконечной аркой неба.

-Надо потрясти дерево.

Подростки трясут корявые стволы, ожидая, что мыши посыпятся, как
груши. Ничего подобного.

Под ногами жёсткая, выгоревшая на полуденном солнце трава.

Мерцание звезд.