Проза

Владивосток глазами чужака

Трамвайчик, покачиваясь, обогнул бульвар, не замечая голых жёстких
ветвей, игнорируя надсадный вороний грай.

Площадь адмирала Фокина поразила сквозным безлюдьем, одиночеством,
недоброжелательностью метафизического взгляда в тебя, чужака.

Пристань низко пригибалась к воде, и некто с поэтической душой
силился рассмотреть Японию, якобы мерцающую в перламутровой
дымке.

Где-то сопки, густо поросшие всем, чем хочешь…

Бухта Золотой Рог…

Плавание

Плавание по Северным озёрам, по мощным рекам, чья масса вод и сама
уже эпопея.

Отправление из Москвы.

И белый теплоход казался важным, как памятник самому себе, а
бравурная музыка, сопровождавшая отплытие, звучала чрезмерно бодро.

Озёра, бескрайние, как моря; и розоватый закатный свет восточной
тканью покрывающий их.

Тёмный тесноватый Углич – будто изъятый из прошлого, мало
изменившийся, с ветхими, старыми домишками, где тёплый быт неизменен,
как жизнь и смерть.

В Ленинград прибыли ночью – и терпкий белый световой раствор вливал
в память величественные силуэты дворцов и улиц.

Утром подходили к Валааму, одетому ризой тумана; подходили под
звучание симфонического Чайковского, и было
жутковато-таинственно.

Кижи, тёмная вязь источенного искусно дерева, горницы. Светёлки,
неоживающая старина.

И вновь великие реки, с лесистыми берегами, и памяти нет конца…

Советский Загорск

Пёстрые, разные, резкие мазки Загорска – Загорска, потому, что
Советская империя ещё сильна, и другое название не мыслится.

Ворота, пропускающие в монастырь; арка, условность фресок, их
текучее многоцветье.

Служба в одной из церквей, всё мерцает, густо плывёт, басы тяжелы;
поражает наличие стульев – откидных, как в кинотеатре, по
периметру стен. Калеки, старухи, всё жарко, страшно…

Потом ходили по территории монастыря, открытой для обозрения, и я,
десятилетний, едва ли думал о вере, едва ли нуждался в ней.

Или?..

Вокруг Калуги

Города вокруг Калуги… Мёд сладко льющихся слов, приторная прелесть
Медыни; ломкий, хрустко-резкий камыш Перемышля, и вдруг –
какие-то Износки – измождение, усталость…Маленькие,
однообразные города, пронизанные единым током густой, тёплой жизни…

Открытка из города Канев

Канев. Никогда не бывал. Вот разглядываю открытку – гладко-лаково
блестящую, присланную из редакции журнала, который напечатал
мои стихи.

Парк, заснеженный, зачехлённый снегами уютно; и тяжёлые лапы елей
темнотой ответствуют белому фонарному свету.

Памятник кому-то – чёрный взмыв постамента, фигура кажется
заострённой – она дана на фоне белеющего дома и тех же елей; и снег,
снег…

Рождественская открытка из незнакомого далёкого города волнует
таинственно…

Миасс

Маленький городок Урала, прочно хранящий уют и тепло в пряничных
своих домишках.

Пепельные горы, чьи вершинные вырезы причудливы, как звёздные узоры
в хорошую ночь.

Салатовые, малахитовые, карминные закаты, богатство оттенков,
сказочность их переливов, и – жизнь внизу – ради хлеба, не ради
сказки, увы…

Великоустюжское

Сказочный, зимний Великий Устюг – белое в белом, кристаллы
кристаллов, хрустали льда на ветвях, и, как венец света – белый-белый
храм во имя святого Прокопия.

Белая тайна духа.