Онтологические прогулки

***

Преферансисты любят повторять это присловье, наказывающее за
пижонство, расслабленность, невнимательность того или иного игрока,
если угодно – за излишнее радушие. Повторяют это правило не
для того, чтобы поиздеваться – речь идёт об интересах Игры.
Ведь стоит играющим ослабить конвенцию, начать прощать
ошибки, давать перехаживать, переигрывать – и прощай Игра:
партнеры, несмотря на взаимную дружественность вскоре утратят к
ней всякий интерес.

Итак, преферанс существует, имеет смысл, интересует человечество
(ну, некоторую его часть) именно потому что это не школа
гуманизма. Правда, когда игре обучают подростка, ему разрешают
перехаживать и прощают ошибки – в этом, собственно, и состоит
отличие любого тренажера от той реальности, которую он
моделирует. Сама же реальность никогда не может быть столь же
безопасной и безобидной как её модель, иначе не было бы никакого
смысла её моделировать.

Подобных примеров можно приводить еще много, но они важны не сами по
себе – ведь речь пойдет о Кризисе (о чём же еще), а потому
идём дальше. Есть такая вещь как социальная защищенность.
Будем ли мы рассматривать её как завоевание трудящихся или как
результат спонтанного движения мира в сторону большей
очеловеченности, – любому её элементу можно порадоваться. Но
радость не должна переходить в беспечность. Не стоит, например,
играть с боевыми зарядами как с игрушками, это наверняка
закончится плохо, не стоит и призывать в армию подростков,
вооруженных игрушечными пистолетами: а вдруг все окажется
всерьёз? Людям в погонах не подобает забывать, что их
предназначение – война; политики, непрерывно говорящие о мире, могут
убаюкать всё общество, даже друг друга, но им, воинам, засыпать
нельзя.

И вот еще одно сравнение, помогающее подойти к сути дела: инвалиды,
вынужденные пользоваться колясками, не могут передвигаться
по ступенькам. Для них строят пандусы, что как раз и является
примером социальной защищенности – минимальным примером.
Все дело, однако, в том, что для входа в кредитно-финансовую
сферу, в святая святых экономики, пандусы не годятся, для
этого требуются достаточно крутые ступени, по которым
приходится взбираться, демонстрируя свою ответственность, силу,
словом, кредитоспособность. Как раз забвение этого обстоятельства
и привело к роковым последствиям; кризис начался с обморока
политкорректности, с совершенно ложного умозаключения будто
равенство гражданских прав влечет за собой
равнообоснованность кредитных притязаний.

Преферанс – не школа гуманизма, банк – не благотворительное
учреждение – азбучные истины, как же могли забыть их матерые
финансисты, выпускники Принстона и Гарварда, акулы Уолл Стрита?
Когда и почему у акул сточились зубы – вот в чём вопрос.
Уточним его: почему американским бездомным, «социально-проблемным
элементам» была открыта зелёная кредитная линия? Как так
случилось, что было забыто железное правило, сформулированное
еще Уильямом Петти 300 лет назад: если клиент заявится в банк
и предъявит тысячу фунтов, ему смело можно ссужать еще
десять тысяч, если же у него нет ни пенни, то ни единого пенни
ссужать ему и нельзя. Подарить, пожертвовать, можно, давать
ссуду – ни в коем случае. В этом огромная и принципиальная
разница между банкиром и Санта Клаусом, и пока эта разница
существует, существует и сама экономика.

Что ж, попытаемся дать ответ на все эти «почему», ибо ответ тут не
так прост как кажется. Навскидку все вроде бы понятно:
относительно долгий период благополучия привел к утрате
бдительности, возник спекулятивный капитал, устремившийся к чрезмерно
рискованным инвестициям… Воспалённое алчностью воображение,
жадность и неразборчивость олигархов – вот что привело к
обвалу, с точки зрения общественности подавляющего большинства
пострадавших стран, включая, разумеется, и Россию.

Может и в самом деле жадность фраера сгубила? Так хочется с этим
согласиться, опять же, и классовая ненависть к олигархам и
прочим топ-менеджерам подталкивает к согласию…

И все же ответ будет отрицательным. Нет, сгубила не жадность, не
звериный оскал капитала и не его беспринципность вызвали кризис
в данном случае. Сгубило как раз забвение врожденного
инстинкта, нарушение золотой заповеди преферанс не школа
гуманизма. Конечно, на руку сыграли и все сопутствующие
обстоятельства, ставшие благоприятным фоном для кризиса, развеялись
многие мифы и иллюзии. По-видимому, навсегда похоронен миф о
мудрости и какой-то особой проницательности уже упоминавшихся
акул Уолл Стрита – банкиров, осыпаемых золотом аналитиков,
нобелевских лауреатов по экономике, словом, всех тех, кто
заправлял международной кредитно-финансовой сферой. А ведь с
каким почтением и пиететом относились к ним в России! Наиболее
распространенная точка зрения предполагала, что, дескать,
«наши банкиры» это так, случайные агенты-распорядители
богатства, наследники криминального капитала, ничего не понимающее
в священном искусстве Economics, а вот их-то, их невидимые
Соросы и те, кто еще круче Соросов, – вот настоящие
финансовые гении… Оказалось, что никакие не гении, а самые что ни
есть обычные посредственности, разбавленные изрядным
количеством шарлатанов, новоявленных жрецов Аудита, Консалтинга и
прочего Мониторинга. Интеллектуальная репутация финансового
менеджмента подмочена надолго.

И все же – почему они это делали, зачастую вопреки алчности и
здравому смыслу? История кризиса – это повесть о том, как благо
было обращено во зло, – в сущности, вечная история
превратности. Странным образом нынешний кризис указывает на окончание
эпохи Цинического разума, описанной Питером Слотердайком в
качестве нашей современности. Эта эпоха продуцировала
гуманистическую риторику любой степени безответственности, не
претерпевая урона главным образом потому, что ответственные люди
не принимали её всерьез. И вот из морального, точнее говоря,
моралистического круговорота, произошла утечка вовнутрь, в
некоторые сферы эксклюзивного профессионализма. Самое
поразительное, конечно, в том, что интоксикации политкорректностью
не избежали и финансовые круги, – быть может, впервые за всё
время своего существования.

Сразу же хочется спросить: а что же плохого в экспансии моральности?
И для чего нужен такой странный способ выражения –
«интоксикация политкорректностью»? Разве руководство соображениями
нравственности может повредить? Увы, ещё как. Всякое
злоупотребление есть нарушение уместности, выход за пределы
собственной определенности феномена – такова диалектика
превратности. Обратимся вновь к сравнению. Представим себе хирургическое
отделение больницы, где работают достойные представители
своей профессии: в меру циничные, далёкие от
сентиментальности, не падающие в обморок от страданий пациентов. А вокруг
бушует моральная риторика насчет чуткости и сострадания к
больным, сквозным речитативом звучит знаменитая формула Ричарда
Рорти, ставшая главным философским девизом Запада последних
десятилетий: самое главное – не причинять друг другу боли. И
вот зав. отделением, отличающийся особой совестливостью,
начинает руководствоваться этим критерием при подборе
персонала, всякий раз предпочитая взять на работу более
человеколюбивого медика, пусть даже и не такого компетентного как эти
прожжённые циники… Результат неизбежен: рано или поздно
наступит хирургический кризис в одной отдельно взятой больнице.

Оставим теперь хирургов и возьмем сферу соцобеспечения – ту самую,
всеми критикуемую деятельность «социальных работников»,
распределяющих льготы и прочие преференции. Параллельно
существует и свободная благотворительность, чистое милосердие,
интенсивность которого определяется преобладающими в обществе
умонастроениями. Возникает искушение поддаться, наконец,
праведному гневу на черствых чиновников, отнять у них
соцобеспечение и передать его свободному содружеству зарекомендовавших
себя благотворителей…Время от времени такие попытки
предпринимались, и их результаты неизбежно оказывались плачевными:
ликвидация бездушных чиновников с их мелочным контролем очень
быстро приводила к концентрации вокруг распределительных
механизмов таких отборных негодяев, что бездушность прежних
чиновников начинала казаться золотым веком справедливости (среди
недавних российских примеров можно вспомнить ельцинские
благотворительные фонды, включая пресловутый союз
ветеранов-«афганцев»). Ничего удивительного, великодушные благотворители,
как правило, не в состоянии учитывать законы социального
сопромата и потому легко становятся добычей сверхобманщиков.
Социальные государственные службы, собственно, и выполняют
роль противообманных устройств, выполняют не слишком
эффективно, но альтернативы нет. Так уж устроен мир в состоянии
грехопадения, он не в силах воспринять полноту благодати всю и
сразу, интоксикация неизбежна, причем с непредсказуемыми
последствиями. Данное обстоятельство как раз и является одним из
неиссякаемых источников цинизма и наиболее общим параметром
социального сопромата. Тем более удивительно, что попались в
ловушку даже неумолимые стражи кредитно-финансовой сферы.

Сегодня рассмотрение диалектики превратности следует довести до
конца: должны быть эксплицированы все деликатно пропускаемые
недоговоренности, иначе нынешний кризис окажется лишь первым
звеном в цепной реакции нарастающей катастрофы. Итак, тот
факт, что банк не благотворительное учреждение вроде бы не
нуждался в специальном напоминании. Волк – не травоядное
животное, банк – не благотворительное учреждение, преферанс – не
школа гуманизма; к этому ряду избитых истин можно добавить
разве что сентенцию «Волга впадает в Каспийское море». За
пределами своей профессиональной деятельности и банки и банкиры
могут заниматься благотворительностью, спонсорством,
разумеется, хорошо рассчитанное, включает в себя элементы меценатства
– но сама рутинная кредитно-финансовая деятельность
принципиально исключает их, подобно тому как слабость при виде
крови несовместима с профпригодностью хирурга.

В рамках собственной компетентности банки, как правило, безошибочно
опознают свою потенциальную клиентуру, без труда отделяя
овец от козлищ, т. е. тех, кто действительно обратился по
назначению (и за кем следует еще хорошенько побегать) от тех,
кого просто следует переадресовать в службу социальной
поддержки. Помощь неимущим – благое дело, но и для него существуют
рамки уместности, если угодно, существуют правильные,
учитывающие «сопромат» и опробованные временем формы. Игрок, не
имеющий за душой ни гроша, не может на равных сесть за
ломберный столик с партнерами, которые способны в случае неудачи
уверенно оплатить свой проигрыш, но они не должны оплачивать
его проигрыш, иначе обесценится их риск, их ответственность и
сама Игра. Ибо, как любили говаривать в таких случаях
представители первого поколения российских банкиров и финансистов,
бог не фраер.

Помогать неимущим посредством банковского кредитования, без залога,
зная, что заем не будет возвращен, значит развращать обе
стороны, причинять вред всему обществу. Недавно в американском
Интернете обсуждалась история некоего «пожизненно
безработного» Кевина Лоу из штата Пенсильвания, который умудрился за
полтора года получить четыре (!) ипотечных кредита в разных
банках и все их благополучно про…гм…скажем так, просадил.
Экономика, в которой возможны подобные вещи, в лучшем случае,
тяжело больна.

Известно, что людей, находящихся в определенной стадии голода, можно
погубить бесконтрольной раздачей пищи. Чтобы вернуть такого
голодающего к жизни, нужно строго дозировать еду, прибавляя
по чуть-чуть к рациону, а в случае попытки ухватить сразу
слишком жирный кусок, необходимо буквально бить по рукам,
бить ради блага тех, кто протягивает руки. Такая контрольная
инстанция насущно необходима банку как двигателю и фильтру
экономики, ее упадок (если не сказать саботаж) и стал
первопричиной нынешнего кризиса. Оздоровление финансовых учреждений,
сразу же вставшее на повестку дня всех крупнейших экономик
мира есть прежде всего требование очнуться от обморока вялого
благодушия (здесь хорошо подходит русский термин
«маниловщина» и восстановить здоровый метаболизм капитала.

Когда разразился кризис, то первым делом, как водится, маятник
качнулся в обратную сторону, в связи с чем существенно
приостановилось и кредитование бизнеса. Это типичный пример
иррациональной, но предсказуемой психологической реакции, как раз с
бизнесом все было в порядке. В отличие от предыдущих
циклических кризисов, нынешний никак нельзя назвать кризисом
перепроизводства, разве что имело место явное перепроизводство
избыточных рабочих мест, да и то исключительно в
«офисно-банковской» сфере. Сыграл свою роковую роль общий фон нарастающего
социального паразитизма, ставшего нормой уже для двух
поколений европейцев и, в конце концов, неплохо прижившегося и в
Америке. Перерождение банкира в Санта Клауса это лишь одно из
течений, пусть даже самое вредоносное для рыночной экономики
в общем русле усталости, упадка инициативы и динамизма,
разложения гражданского общества.

Массивная государственная поддержка и, так сказать, увековечивание
всех видов недееспособности, всяческое покровительство,
оказываемое неэффективным собственникам, ширящееся проникновение
в центры бизнеса разного рода высокооплачиваемых шарлатанов
(специалистов по «консалтингу», по тестированию персонала и
прочих «аналитиков» из престижного Гарварда), наконец,
безмерно разросшийся офисный планктон – такова была предкризисная
реальность, и остается лишь удивляться, как при таком
неподъёмном балласте экономика всё ещё оставалась на плаву.
Возможно, корабль экономики плыл бы и дальше, если бы метастазы
политкорректности и социального паразитизма, не проникли бы в
святая святых, в скинию завета – в сферу банковского
капитала..

Алтарь Мамоны оказался оскверненным: дух наживы, бог капитала, не
стерпел такой мерзости пред собой и отвратил свой лик от
переродившихся жрецов-финансистов и банкиров-первосвященников. И
мир устремился в пучину кризиса…

Что же сказать о мерах по оздоровлению? Если предотвратить кризис
можно было малой кровью, то после начала обвальных процессов
требуется уже продуманная и длительная шоковая терапия, на
которую частные банки в их современном виде не способны.
Сказать о них, что пуганая ворона куста боится, это ничего не
сказать, тут скорее уж курица боится червячков, и не случайно
ряд крупнейших банков Запада сегодня пришлось фактически
национализировать, полностью или частично. Предполагается, что
это временная мера, которая будет иметь смысл лишь в том
случае, если удастся выловить из кредитно-финансового русла
потерявших зубы акул и запустить туда хищных мальков, будущих
акул и пираний Уолл Стрит, которым, возможно, Мамона вернёт
свою благосклонность.

Сейчас большинство экономистов, как американских, так и европейских,
прекрасно понимают (хотя выражают это крайне
завуалировано), что единственное надежное средство избавления от текущего
кризиса и сопутствующих трудностей состоит в том, чтобы
выжечь каленым железом метастазы социализма вокруг узловых точек
рыночной экономики. В радикальном варианте такие меры,
конечно же, не пройдут, – социальный взрыв неизбежен. Но столь
же неизбежна и реформа банковской сферы. Её суть будет
состоять в том, что произойдет отделение «настоящих банков»
(алтарей Мамоны) от ненастоящих, социальных, которые в честь
советского опыта можно назвать «сберкассами». Первые будут
заниматься собственно финансовыми операциями, кредитованием
бизнеса, обслуживанием крупных контр-агентов, доступ физических
лиц к этим банкам будет заведомо ограничен. А вторые
(сберкассы) останутся под патронажем государства и будут выдавать
большую часть потребительских кредитов, беззалоговые ипотечные
кредиты и вообще обслуживать население в самом широком
смысле этого слова. Фактически они войдут в сферу соцобеспечения,
так будет честнее и не столь губительно для экономики.
Соответственно, и требования к персоналу будут различны: одним
предстоит научиться кропотливо и терпеливо работать со
старушками, а другие должны знать, что малейшее проявление
пижонства и расхлябанности будет наказываться канделябром. Эти
процессы уже идут повсюду, несмотря на демагогию политиков, и
Россия тут не исключение, можно вспомнить недавнее решение о
разделении ВТБ на настоящий банк и «ВТБ – 24 часа», по
существу ту же сберкассу, которую государство уже не бросит в
беде, поскольку себе дороже…

Кстати, о России. Неужели и здесь можно кого-то заподозрить в
излишнем гуманизме? Вроде бы этот грех свойственен России в
последнюю очередь…Да и кризис сюда пришел извне, и главные
проблемы вызваны косвенным фактором – падением цен на нефть и
прочие углеводороды. Но у России собственная история, к которой
очень полезно было бы присмотреться повнимательнее остальному
миру. Вообще всегда занятно отслеживать иронию истории.
Семьдесят лет в Советском Союзе практиковалась социальная
защищенность (при полной экзистенциальной беззащитности), а
«рыночные инструменты», включая банки, носили, по сути дела
игрушечный характер. В этот же период либеральный Запад, строго
блюдя заповеди Мамоны (или, если угодно, правила Преферанса),
создавал основы будущей стабильности и процветания. Затем
времена изменились. В рыночные экономики стали проникать
социальные завоевания, парализуя постепенно важнейшие
составляющие деловой активности, в постсоветской же России, напротив,
после кровавой криминальной революции возникла хищная, но
достаточно жизнеспособная экономическая инфраструктура,
основанная на принципе «отвечаешь за базар» (сейчас бы этот
принцип на Запад, он послужил бы лучшим лекарством и эффекта такой
шоковой терапии надолго хватило бы). Но уже с середины 90х
в России, особенно в Москве, происходит новый поворот,
очередной виток превратности. Его можно охарактеризовать как
вторичное, повторное заражение от социалистически
инфицированного Запада. В массовом порядке возникают безопасные (и
бессмысленные) офисы, в которых тут же поселяется и бурно плодится
офисный планктон. Такова была всемирная экономическая мода,
и новоявленные российские бизнесмены, желая выглядеть как
можно более респектабельно, просто поддались этой моде, не
унаследовав, впрочем, ее основной причины, всепроникающей
политкорректности. Ну а вслед за прочими новомодными тенденциями
был импортирован и кризис. В российской экономике было (да и
есть) сколько угодно «нездоровых» явлений, однако те,
которые вызвали мировой кризис находятся у нас, скажем так, на
десятом месте.

Именно поэтому значение кризиса для Запада и для России далеко не
равнозначно, а в чем-то даже противоположно.. В случае Запада
речь идет если не о трагедии, то уж точно о социальной
драме, о разрушении уклада и иерархии ценностей, складывавшихся
на протяжении жизни нескольких поколений. Для россиян, у
которых еще свежи в памяти времена куда более тяжелые, кризис
мог бы послужить предостережением, хорошим поводом для
расчистки экономики от накопившихся завалов, для активизации какого
ни есть среднего класса. Ведь эти люди когда-то спасли
страну, зарабатывая челночным бизнесом, уповая только на себя и
успевая везде крутиться. Сегодня они осели несдвигаемым
балластом для экономики – верхний слой в качестве госчиновников
и клерков (пресловутого офисного планктона), а нижний – в
качестве бесчисленных охранников. Вот если бы удалось их
как-то подтолкнуть, вытрясти из отягощающих экономику
отстойников, придать ускорение и направить в предприниматели, в
учителя, в геологи, – тогда Россия не просто с честью вышла бы из
кризиса, но и оказалась бы в числе потенциальных мировых
лидеров. Увы, для этого кризис недостаточно глубок, а нефтяных
ресурсов слишком много. Остаётся пока опять же, уповать на
Запад, на то, что там сформируется новая мода обходится
минимальным числом нахлебников и шарлатанов, особенно в
кредитно-финансовой сфере.