Эпос
Илья Кутик (05/03/2010)
Эссе о Сулле
1 «Бесчестье – это дать превзойти себя своим врагам во зле, а своим друзьям в добре» – это всё греки. А вот скамья сядь, хоть и озяб. «Здесь лежит тот, которому ни сам Рим, ни согражданин, ни единый враг не соответствовали в том, что он им сделал.» Но как? «Хорошего больше никто не свершил, чем он, для друзей, как никто ни на грамм плохого больше, – вторит сам грекофил, – не свершал врагам.» Этика, в общем, правильная. Но ей нужны рыжые волосы, миллион в банке, армия Мария, плюс Помпей, Лукулл. Легион один – это мало, и два, шесть – уже кое-что. Армия похожа в лоб на золотую корону в уже, ползущем так, чтоб стать коброй в процессе эволюции к войне. Т.е., встав, раздувши щиты супротив дудки Мария. В Луции Сулле ищи ты всё предыдущее, но основней – терпение морозильника. Тога до того, как. «Я в гром поразил людей, а это – много.» 2 Труби победу, грач! Я успел таки вставить машину в нишу свободную, пока с золотым Митридатом Сулла воюет рыжеволосый, и так – на каждой ветке. Листьев витки все разом заканчиваются на «ю»: юдолью. Когда он легатом был – то Югуртой кончалась осень, т.е. историей. Но чем глубже в сук, тем больше там красного с сукровицей. Как кожа отходит от перстня железного, патрицианского. А это, скорей, ржавчина, а не сок истории, вскормленной под волчицей как чистая белая песня и нагая. И порицать кого, что мрамор закончился в этой части глобуса, а Луций Корнелий Сулла, чей ни один мрамор на мрамор себя не похож, анти-пиара гл.портрет у Цезаря, войск и власти гений не меньший, сражается с уло- женьем листьев, а не как Марий – с настоящей кровью? Он – мим, а на мимов нет библиографии. Вот и нет и портрета. Есть мечи-жёлуди, бывшие фермеры, но и удобряют трупами дачи. Что скучно – спишем на развороты судьбы, а не истории. Жёлтые с красными и Толстой: герои – выбор истории. Чушь собачья! Тех, кто выбор, всех перебьёт герой Сулла, соскучившийся дожидаться истории, а сделав её ручной своей собачонкой-пеки- незиком. И он крикнет в железный строй: – История – весталка! – Овация! – – Не будем трогать её! В копьё! – овация! – К весту! – восторг! хлопки! А у нас победою – запарковать машину шинообутую после длинного плоскостопого дня да и листок полистать при жёлтом. Потому что я – в здешних местах – на рать не ходок. Т.к. здесь я, увы, поздний индивидуалист, а возня их единодушья – как пшик «пшёл ты!» Все индивидуалисты здесь попадали, как листы. Но никому не бесцветно от их отсутствия. Дама в складках опыта, т.е. история, не возбуждает чей-либо эрос, что знак злоупотребленья Виагрой. Пустот зеленя, чьи места бы в грядках, не на ветвях, не возместят на броне деревьев – сбитых солдат. Те были под гениями, а эти – шумят без нот, но и наобум. Живёт в экране кретин с глазами дебилла – это главный полководец. В том смысле, что пол экранного времени смотрит водно, по-рыбьи он, как будто в кране на струйку, не в камеру. Страх! Эос сменяет лампу, рыжеволосая – жёлтую. Ведь это нормально даже, чтобы жизнь и природа и ис- тория знали кумиров строже рождения и смерти! Торсы, торсы и без голов – деревья. В таком пейзаже существует Лувр, а не Рим. Из – вывод, что история мим тоже. 3 Листья – стоики все. Почти. Сицилия. Публий Нерва – претор и губернатор. Тит Веттий – всадник и 20 лет – в долгах из-за скифской рабыни, вновь залезает в долги. Но – не расплатиться! Вместо – ведёт себя, как мужчина: объявляет себя царём и поднимает восстание. Из рабов. войско – мгновенное! – 4 гневных 000.Рим шлёт в ответ Лукулла-отца, которому всё равно, кого бить: режет их, как капусту, а качан – казнит. И в сыром море уходит к Риму. Но грибов быстрей выскакивают новые армии. У первой вождь некий Сальвий, из племени марсов, змей заклинатель на флейте, жрец Диониса, короче, сложная личность. Во второй ресурсом серых клеток – Афенион, грек. Обе армии объединяются. В них – 60.000 пехотинцев и 5.000 конницы. Сальвий теперь – общий царь. Нерва не знает, что противопоставить таким массам, но Лукулл-отец, претор за ним, с пирса не сходя, идёт на корабль курсом в Вифинию, берёт 4 легиона дроби фермерских душ, несмотря на протест их высечь тамошнего царька, а это – 20.000 для воспитанья под меч. Он ведёт их в поле и при Гераклее Миное встречает все 65 000 рабов. От 65-ти на поле остались трупы 35.000. Лукулл – и не варвар, и не борзая: не гонится за остальными, а хоронит их мёртвых (зля Римский сенат) всю неделю после победы. Похоронив, шагать быстрым шагом начинает к той крепости, где теперь засели спасшиеся. Уступы скал вознесли ту над Италией, отползая к Африке. Лукулл-отец крепость берёт в кольцо машин современности, рвов, башен, строит сверх- укреплённый лагерь для зимних квартир и преспокойно ждёт сдачи твердыни. Но консул года, Марий, не терпит даже намёка на соперничество. И те, кто не терпят Лукулла за тон, за мин лица выражение, за даже прикрытье век при разговоре, устраивают сортир ему в сенате, не продлевая преторства. Решено послать в Сицилию известное третье око, Гая Сервилия Авгура. Луций Лициний Лукулл на дощечки разбирает машины, башни, лагерь. Жжёт это всё на угли. А что не жжётся, развозит порознь по разным частям карты. Заваливает и рвы осенней землёй. Сжигает и книги учётов. А после ставит солдат в квадраты и ведёт их на корабли и платит сестерции каждому. Гай же Сервилий гул шлёт в Рим: армии нет, а сброд сошёл с вершин и Сицилию вновь навозит тупами мирных дачников. Я требую головы Лукулла-предателя. Я ведь послан сражаться, а в руках у меня нули. Судят Лукулла. Он произносит: Я оставил ему Сицилию, каковой я её принял сам. Гаю Сервилию, он добавлает, я вверил восковую табличку, отчищенную ото всего, что мог на ней я не так написать. От адвокатов Лукулл отстранился. Статья «предательство» шьётся Лукуллу нагло, под вой волков на зарплате у Мария. Вместе с виллою одной, другой и двадцатой – лично Лукулл теряет гражданство и все доходы. Но впрок – до суда – спасает часть денег, довольно изрядный куш переведя на старшего сына, 16-ти лет, тоже Луция и Лициния, в будущем самом скором Лукулла-единственного, соратника Суллы. Другого, Марка, тоже соратника, отдаёт на усыновленье в патрицианский дом, богатый и надёжный. Оба брата клянутся в будущем отомстить за отца Авгуру Гаю Сервилию спермозадому. Лучшее сделано, худшее – жить подкормом от царька до крова любезности. Но в нём страшней всего воля: будь лицо его хоть окружностью циферблата – и то было б страшно взлянуть! Лукулл олицетворял фактуру древнего древа. А потому весь Рим плюс сыновья его знали: Лукулл едет в изгнание, чтобы там заколоться. И не от какой-нибудь там безысходности! Лишь от презренья к тем, кто его выслал и тем, кто позволил им это. Меч короткий у римлян, как дружба. Им – мечом – заколоться трудно, чтоб насмерть. Бледен, будешь ты подбирать из своей утробы долго вываливающиеся кишки, а всё жив, а грудь всё, сука, дышит. Поэтому, как для терм, нужен смерд-ассистент и для смерти. Лечь на меч можно и самому, но руки должны быть, как у шимпанзе – болтаться у самых стоп, чтоб охватить его весь. Раб же – вонзит в живот, повернёт раз-другой, пока не убедится – мёртв. А не то, как Антоний – от дворца до склепа Клеопатры – с внутренностями наружу будешь ходить, произнося траур по жизни. Но это – вершины драк и достоинства. Остальные достойные – листья и вены, сто оттенков красного в ваннах дворцов, погод, мрут, не дожидаясь мётл ветра иль Мария. Ныне же всё нелепо: ходят мексиканцы, выдувая листья как душу.
Календы
1 Сегодня девятое ноября, то есть восемнадцатое брюмера. Что с датою этой делать сегодня? У нации какой соучастие – пусть не пламя – вызовет звон бумаги, на деепричастие похожий у отрывного? Ума ли дело столь сердечное? Дело-причастие, я сказал бы, да кому? – Всё речь!.. Но и есть люстр перлюстрация – залпы, залпы, картечь! Вот бы рифмою такою – к речи – и закончить осень эту! Гудит Римами плебс-листьесос, но – как на земле орден – лежащие юными лицами вверх. Ноябрь это ретуши поводырь. Безлунными ночами часы лишь горят на ратуше. Стрелки мечей битвою – кляц! – сошлись и разошлись на целый день, пока события, как легионы, смотрят за их сценой. Это как Гомерова дуэль короткая пред строем эпоса, сурового, серого, с лицами, высеченными из пульса. Увы, желаемое не происходит. Стрелка короткая мечом Менелаево копьё отбивает у подбородка. Что-что, а баталии не происходит! Минуты, те б грудью пали, взяв у ботаники курс, на циферблата – одно – орудье. Но муза истории мимо ведёт войска свои Сулл, Гаев времени, которое круглое, как клетка у попугаев. 2 Взглянул – так! – на руно я данной республики шесть дней назад, и вздрогнула паранойя: цвет большевизма на ней – листопады все здесь покрываючи не только цветом, но палостью штатов, чей вид лишь ведь давече был синее небо, а стал томатов, стал кетчуп. Особенно – как лежат-то скученно! – не как листья: там каждый – как Собинов, поющий Ленского, раскинув кисти. Там смертная ария каждым разучена – скажем, консула от – и до гербария легионов в красном, смотрящих косо на красный цвет кетчупа, поливший так густо страну-картошку. Нет крови! И нечего ни сражаться, ни умирать за то, что помним не из Плиния: большевизм окружил кровавой тучей островочки синего воздуха – дышите на всякий случай. 3 Так я вот, Констанция, дышал осень прошлую – тобой. В эту меж стансами – станция страха, как досуществовать до лета, не упав. От дерева тебя оторвали весной зелёной… Ноябрь… да и день его, как римский меч, короток – бьюсь им с кроной бывшей, пустующей, такой желающей низринуть с ветки меня – и да в ту ещё пропасть! А что? Лечь на рельсы – под ветры, то есть, А.Карениной, понявшей судьбу как гонимый вектором лист? Нет! Обагрение жизнью есть эпос – вон лист, что Гектором бежит от Пелеева сына, а вот – что стоит Сцеволою и сначала левою, потом правой тушит огонь голою кистью. Иль гонимого судьбою Суллу рыжеволосого взять. Разве весь гимн его не был терпеньем спет, жизни осенью, хотя он и полностью – ибо гений – был зрел и до? Но стоек стал, видя, что поросли так легко желтеют от маслобоек Борея-вершителя законов осени, то бишь, юриста. А, значит, решительно – законодательство-то ветвисто! – всю юриспруденцию осени как-то, но вынудить надо сном противодействия сменить сами сроки у листопада. Так! Ибо дальнейшее дело только гения, меча. Денно и нощно. Судейшею дальше – судьба. А до – черенка дело. Да, мероприятие всегда скучное, эпос. Так в сон клонит, что ноябрь в апатии воспринимается как его клон. И как львиное логово!.. Редки бои в эпосе. Ожиданья на черенке долгого – больше. Но – вкруг копий скукожив длани так, что все усилия ветра их разжать – даром!.. И сражения из их сухожилия ему не вырвать, им – не черпать жменей воздух, оседаючи на землю. Терпеть – вот закон эпоса: он меньше ристалище, чем – выдержка десяти лет крепости. Чем, скажем, и Суллово, даже не римское, а Гомерово понимание снулого дактиля жизни. Даже склер его золото желтушное не выжгло, когда, обладая Римом, не спросил, не нужно ли в нём – быть, чтоб насильно, но стать любимым, чтоб нежностью блеяли!.. Насильно быть милым – успеет, ибо кому? – не плебеям ли полюбляться? Войском вильнув, как рыба хвостом, словно гуппия простенькая, – белой взошёл акулой он в Понте. А глупая жизнь торжествовала потоп над Суллой. Пробыв за кулисою пять лет – пропащий, а слух, что плешивый, он – вдруг! – биссектрисою, т.е. вторично уж, исшёл с вершины. Рим вновь был осенен, но хил был Рим, а топалось легионам под Суллою вспененно: красное, вывернутое зелёным. Что ж было под Суллою? – да, вновь осень, но – дрессированная им взятым отгулом, и что осталось врагам? Бой да ванная… Так! Но вновь терпение… Он-то знает, что эпос в любом месте способно затмение прервать. А душа – это что? – ржа жести, ибо – крови из она!.. Да, душа – осеннего цвета тоже! В Сулле всё пронизано погодным мышленьем – мышленьем кожи, а и ждать поэтому нужно сквозь зиму, а лучше – ещё и дотянуть к прогретому марту – пускай у врага и большое скопится телесное преимущество. Ну и что? Цель: души не втолочь в тесную тавтологию – осень… ноябрь… Дунь же он всей силой ратною на врага сейчас – тот взлетит, как крона. Бухнется обратно ли? – вот вопрос – как камень из глотки Крона. Все битвы заранее выиграны. Лежат войска-тюлени. Дано ему знание наперёд. Поэтому и терпенье.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
