Проза

Я живу высоко – под самой крышей блочной бетонной башни. Мне нравится
думать, что если сверху хлынет вода, то это будет «стихия», техническая
авария, но не придурки соседи. Впрочем, какая там башня. Не башня,
а так, коробка. Башня – Триумф-палас, или там Павелецкая башня.
Я просто помню, как в детстве доисторические старухи из серых,
ветхозаветных хрущоб называли башней нашу типовую коробку – подумать
только, 14 этажей.

Сколько Сэлинджеров, так и не написавших Кетчера, прячется в этих
коробках? Слишком много. Легионы капитанов Очевидность твердят
– молчи. Никому не надо. Всё очевидно. Но капитаны не вечны. Однажды
они получат свой шестьдесят восьмой: отпрыски престарелых яппи
снова придут расколотить их витрины и сжечь их лексусы. Те даже
не поймут, почему. А просто было слишком душно, дорогие товарищи
взрослые.

Кому охота ползти по плоскости, когда существуют три измерения?
Конечно, этим парням тоже понадобится свой Кетчер, чтоб не скучать
в дороге. И это тоже веский повод молчать, если не хочешь на старости
лет мелькать на знаменах. А поводов говорить почти нет. Ну, разве
что попытаться заговорить реальность, как заговаривают нарыв.
И я все больше молчу – не вижу интриги в мире.

Я пока не обжился. У меня нет телевизора, но есть телескоп на
балконе. Эй, вы, настоящие, твёрдо стоящие и социально ответственные
граждане мира. Я иллюзорен и у меня телескоп на балконе. Прозит.

Сонный инет, стерильный, как телеканал Euronews. Стерильный, пока
он спит. Лет через тридцать фриланс, должно быть, добьёт старые
корпорации, разгрузит транспорт. Все эти мрачные Павелецкие башни
– последние очаги культуры, вроде средневековых монастырей, где
твердо стоящих учат прямохождению, а также сносно одеваться и
связно врать, – они наконец опустеют. И вот тогда действительно
хлынет.

Листаю анкеты на сайте. Анкеты жгут. Кричат об успешности, излучают
позитив. Десять, двадцать, пятьдесят рентген позитива. Отношения
в ассортименте: серьезные, ответственные, перспективные. Равные
– никогда. Никто не умеет играть на равных. Зато мы умеем бороться
за выживание. Знаем, что должен мужчина, что хочет женщина. Играем
роли, расписанные в пещерном веке. Поколение, не знавшее голода,
мучительно пытается пережить изобилие.

Перебираю хлам у себя в карманах: вот бальзам звездочка, четки
из белого оникса, нож-бабочка и силикатный шарик… Ну, а это тема
– хочу найти подругу для игры в марблс. Я знаю 14 способов игры.
Представьте, я имел возможность их изучить. Ну да, для игры в
марблс. Серьёзные отношения подождут. Что, собственно, может быть
серьёзнее партнера в игре? Партнер меняет игру до неузнаваемости.

Сыграем в Marbles Deluxe? Престижный клубный спорт с олимпийскими
перспективами. Пять тысяч евро за набор камешков. Для начала.
Ну, вы же платите за оптические отходы Swarovski – заплатите и
за камешки. Их делают из Verde Nicolaus в лучших мастерских Касталии
по благословению тибетских лам. Нет, без благословения не true.
Касталия? А хз. Где-то южнее Тенерифе.

Дворовый вариант Marbles Trash. Ножичком и об стенку. Медитативно-расслабленный
Marbles Karma: с застывшими пузырьками воздуха внутри шара, с
намеком на множественность миров. В детстве мы почему-то считали,
что эти шарики – зеленые, цвета бутылочного стекла – находят у
железных дорог: они выпадают из вагонов… идущих, видимо, из Касталии.

***

Я вижу комнатку наподобие разоренной пожаром гримерки. Повсюду
пепел и битые зеркала. Невесть откуда тянет сквозняк, шевелит
ворох горелой бумаги, что на полу, треплет обои на стенах. Рыхлая
штукатурка лежит кусками. А под обоями вскрылись пещерных времён
газеты и шепчут на птичьем своем языке о своем.

Тихо бормочет радио, я не прислушиваюсь. Там, может быть, идёт
сейчас передача «театр у микрофона». Винтажная радиола с пробитой
сеткой динамика пристроилась на подоконнике. Вид из окна – во
двор: жёлтая штукатурка в потеках; летом – репей и крапива, ну
а зимой – реликтовые сосульки толщиной с руку.

Летом играют в банки, лупят по ним обломком хоккейной клюшки.
В окне напротив выставлена колонка, от позитивных вибраций дрожит
стекло. Сейчас мне видно внизу какой-то нелепый куст, весь нашпигованный
воробьями. Крикливые комки перьев – сказал бы я пафосно. Ну, не
буду. Ну, пусть не комки.

Мебели нет совсем, зато под потолком уцелела блеклая трехрожковая
люстра – к ней кто-то догадался подвесить журавлика оригами и,
видно, огонь не тронул. Сажусь прямо на пол, подстелив плащ –
там, где поменьше хлама. Я даже не догадался захватить с собой
книгу. Значит, придется ждать так. Сейчас бы я дорого дал за книгу
– пусть даже за потрепанную Алису, в которой мало что смыслю.

Гляжу на пыльные стекла. Красный луч – луч древней, погасшей уже
звезды – как он проникнет теперь сюда, чтобы повздорить с солнечным
человечком? Ну, как-то проникнет. Не мыть же окна в воображаемой
комнате. Кстати, не эти ли двое устроили здесь пожар? Все-таки
помещение основательно выгорело.

Наверно, вот эта комната была не всегда такой. Просто я вижу мир,
как большую пёструю свалку, где в кучах тряпья и хлама валяются
артефакты. А кто-то видит его скорее как гипермаркет. Ваш гипермаркет
превращается в свалку в одно касание – спросите Химейера. Не знаю,
какой окажется ваша тайная комната.

Я поднимаюсь и на горелом паркете мелом черчу окружность. И набираю
горсть шариков – мутно-зеленых, с кратерами и сколами, как на
поверхности Луны.

Who is in?