КНТ (11)
Перевод как проблема
Я уже было совсем собрался закруглять разговор о проблемах метода, но есть еще одна проблема, которую все-таки никак не обойти – проблема перевода. Как быть с переводными текстами? Не логично ли допустить, что КНТ может считаться только в отношении текста-оригинала? Вполне логично: ведь даже чисто «физически» (то есть по объему) текст оригинала не равен тексту-переводу, не говоря уже о смысловой составляющей. Но сразу признаюсь – я не решу поставленную здесь проблему, и все, что смогу сделать, так это предложить самое очевидное из решений – читать тексты в оригинале, ну и соответственно работать с текстом-оригиналом. Но сам-то я этого решения не придерживался и даже КНТ тех текстов, которые я мог бы посчитать в оригинале (например, «The catcher in the rye» или «The picture of Dorian Gray») я все же считал с перевода. Конечно, многое зависит от мастерства переводчика – такую вот можно высказать «глубокую» мысль. В частности, если мы возьмем такой во всех отношениях безупречный перевод, как перевод «Над пропастью во ржи»[1] в исполнении Райт-Ковалевой, то я могу уверенно предположить, что нет такого отрывка оригинального текста, который я бы не посчитал, работая с переводом. Но это все-таки предположение. Чтобы убедиться в правдивости такого рода предположений надо бы проделать вот какую работу: посчитать некоторое количество КНТ оригинальных текстов, а потом переводных, и посмотреть, какого рода проблемы вскроются и какова будет погрешность. Но я, повторюсь, не буду проделывать всю эту работу. В конце концов, ведь даже и в самой безупречной работе – каковой, как вы уже убедились, является и эта - да должен же быть хоть какой-то изъян. Таким образом, все КНТ текстов, написанных не на русском языке, даны (в данном исследовании) с некоторой непросчитанной погрешностью. Я не склонен считать эту погрешность большой (при условии, повторюсь, мастерского перевода[2]), но стоит иметь ее в виду.
Суммируя проблемы:
Общефилософское замечание
Исследование метода КНТ уже почти закончено, но под конец я не могу не сделать одно замечание общефилософского характера. Я всегда исходил из того, что всякий зрелый исследователь, если он адекватен в выборе области поиска, то он найдет тот или иной ответ на интересующий его вопрос. И вот я сам погрузился в такую специфическую область как оценочная деятельность в литературе. Забрался в непроходимые оценочные джунгли. Можно сказать, что в этом и заключается общефилософский смысл работы по методу КНТ – показать, что зайдя даже и в непроходимые джунгли, можно-таки из них выбраться. Что же я нашел в этих джунглях? Вот что: я постарался показать до какого предела точности мы можем дойти, погружаясь в процесс оценки литературного произведения (трактуя шире – насколько точно мы вообще можем оценивать). Я показал, что в рамках оценочной деятельности вполне возможен отход от рассуждений исключительно общего характера и указаний на исключительную субъективность всякой оценки и также возможен переход к предельной конкретике. Я показал ряд ограничений, с которыми мы сталкиваемся по ходу поиска. В общем, да, я думаю, что нашел то, что искал. И моя вера в то, что если кто адекватно ищет, тот находит адекватные ответы, не поколебалась. А потому – дерзайте, дерзайте господа товарищи!
О точности оценок
Представим себе укрытый плотным туманом город и уподобим этот город Литературе, а непроглядный туман – оценочной неясности. Предлагаемый здесь метод направлен на то, чтобы рассеять туман, но результаты этой деятельности невозможно представить в виде: «был туман, а потом туман рассеялся». Нет, перед нами вырисовывается другая картина. Метод КНТ несомненно разгоняет туман, но неравномерно – как в отношении пространства, так и в отношении плотности тумана. Какие-то здания начинают проглядывать из дымки, какие-то остаются скрытыми почти непроницаемой пеленой, но зато какие-то другие видны вполне отчетливо. Тот, кто грамотно использует метод КНТ, сможет разглядеть дорогу в городе Литературы и прогуляться по ней, но ни один человек на свете не сможет увидеть и обойти этот город целиком – и потому, что он слишком велик, но главным образом потому, что сама по себе оценочная деятельность всегда окутана туманной завесой, которую, при всем желании, до конца не развеять. Что же в конце концов увидит добросовестно-оценивающий субъект? Это только ему и известно, это вопрос его личной практики оценки. Но увидит он что-то только в том случае, если будет стремиться разогнать туман, а не прикрываться им, прячась за словами типа – «это моя оценка, у другого – другая и это все, что и можно сказать, и никто из нас ни прав, ни ошибается». Такие люди обречены навсегда скитаться в тумане, и, ничего не увидев, насмехаться над теми, кто достаточно многое разглядел.
О мистичности точной оценки
Но, конечно, все равно, само понятие точной оценки подразумевает некоторый, как его можно назвать, мистический флер. И в самом деле, что же это такое – точная оценка? Что может побудить оценивающего сказать – я дал точную оценку? С одной стороны, я уже неоднократно подчеркивал, «что» – проделанная работа, но ясно, что и этого недостаточно. В конечном счете я прихожу к выводу, что мистика, присущая всякому пониманию точности оценки может преодолеваться только через понимание самого процесса оценки как творческого процесса. Творец создает произведения искусства, но и для того, чтобы оценить это произведение искусства надо также совершить творческий акт. Творчество – это всегда волшебство, а волшебство в свою очередь всегда есть нечто необъяснимое. И вот, с одной стороны мы имеем волшебное произведение искусства, а с другой – сухую цифру, но действительной эта цифра станет только в том случае, если она также станет волшебной. Только взмахнув волшебной палочкой сможем мы добраться до сути!
Ну а мистический флер – пусть будет, ничего в нем плохого нет. Процесс творчества сам по себе мистичен, соответственно и процесс оценки творчества, понимаемый как творческий процесс[3]. Итак, будем же искать именно точную оценку, будем работать с текстом, но и постараемся быть творцами. Не став творцом, не понять творца.
Все, теперь мне только и осталось, что произнести следующие слова: таков метод КНТ во всей его ясности и туманности.
[1] Уже в переводе названия чувствуется рука мастера – да я бы себе голову сломал, думая - как перевести это сочетание – не «Ловец во ржи» в самом-то деле (как его, ничтоже сумняшеся, и перевел один переводчик). Вообще, «Над пропастью во ржи», по-моему, звучит лучше чем «Catcher in the rye», здесь мы подходим к проблеме с иной стороны – иногда доводится слышать, что некоторые переводчики переводят лучше, чем пишут авторы. Ну, если лучше, пусть становятся писателями.
[2] Но, что ни говори о мастерстве переводчиков, очевидно, трудно что-то поделать с тем недоумением, с которым сталкиваешься, читая, например, Уайльда на русском, читав его до этого в оригинале. Или читая русскую классику по-английски. Как будто с каким-то извращением сталкиваешься, ей богу. Знакомство с оригинальными текстами погружает читателя в новый, еще неизведанный им мир.
[3] Именно здесь я возвращаюсь к не раз и не два возникавшему вопросу: так считать или не считать тот или иной отрывок? Да, бывают ситуации, когда этот вопрос повисает в воздухе и конечное решение принимается словно бы по наитию – так и Художник, потратив значительное время на обдумывание произведения, многое делает и нечаянным взмахом кисти, вроде бы необдуманным движением руки. Вы скажете, что в науке нет места такой нечаянности? Но я вам отвечу: Есть.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
