Лаборатория слова

 

 

 

 

 

Введение

Говоря о поэзии и прозе Фотиандра Метаноика, мы имеем в виду только поэзию и прозу, опубликованную в книге «Попытка к бытию» (М., 2006), т.к. именно это издание вышло под псевдонимом, объединившим имена Андрея Михайловича Голова и его жены, Светланы Валентиновны Головой. В книгу вошли стихотворения и статьи литературоведческого и культурологического характера. Автор стихотворений – Андрей Михайлович Голов, автор статей о литературе («филологизмов») – Светлана Валентиновна Голова. При этом филологическая корректность заставляет нас рассматривать Фотиандра Метаноика как автора и стихов, и прозы, вошедших именно в сборник «Попытка к бытию», и свести до минимума рассмотрение особенностей лирики А.М.Голова, публиковавшейся в других изданиях под собственным именем автора.

Псевдоним «Фотиандр Метаноик» сложился в первой своей части из имен  «Фотина» и «Андрей». «Фотина» («Фетиния») – «светлая». Это имя, дающееся Светланам в крещении, представляет собой греческую кальку русского имени «Светлана». «Метаноик» означает «кающийся», переживающий метанойю (греческое слово «метанойя», означает «перемена ума», «переосмысление», а в раннехристианской традиции – «покаяние»).

Лирика Фотиандра Метаноика представляет собой выдающееся явление современной литературной жизни. Стихи Метаноика могут быть отнесены к медитативной лирике, и в то же время соотнесены с т.н. «филологической поэзией». Термин «филологическая поэзия» покрывает столь различные явления, что даже автор словаря «Русская литература сегодня» С.Чупринин избегает категорических формулировок в статье «Филологическая поэзия, университетская поэзия». Выпишем некоторые определения: «…Стихи, выделяющиеся, с одной стороны, самоцельной языковой игрой, а с другой, повышенной затемненностью смысла и демонстративным аутизмом, что делает их отличным объектом для структуралистского или постструктуралистского анализа, но исключает их успех у сколько-нибудь широкой публики» (1).

«Сергей Чупринин лукаво предлагает то дефиницию «поэты-филологи», то «поэты филологического склада», то цитирует Владимира Новикова о поэтах-авгурах и читателях-авгурах, при этом заклиная не «ставить знак тождества» [Чупринин 2007: 605] между филологической поэзией и, например, Львом Лосевым. Насчет же «повышенной затемненности смысла» [Чупринин 2007: 606] в качестве отличительной черты филпоэзии, право, не знаем: кому-то хватает света, кому-то – нет» (2),  – возражает Чупринину другой автор.

Поэзию Фотиандра Метаноика можно отнести к «филологической», потому что она насыщена реминисценциями из мировой литературы, а также соседствует в книге «Попытка к бытию» с «филологизмами», как называются в книге статьи, составляющие вторую часть, следующую в этом издании за первой – подборкой стихотворений. Филологическая эрудиция создателей Фотиандра Метаноика – переводчиков, авторов комментариев к переводам (а С.В.Голова – еще и кандидат филологических наук, автор статей о русской и зарубежной литературе) также не оставляет сомнений в филологичности творчества Метаноика. «Эрудированнейшая лирика Голова читается, как спецкурс по самым запутанным дебрям русской художественной философии, но – в строго церковной системе ценностей» (3), – считает Е.Ю.Полтавец.

В таком случае к проблеме отношения лирики Фотиандра Метаноика к «филологической поэзии» добавляется еще одна: отношение к «православной литературе». «Вопрос о том, существует ли такая литература в современной России, остается открытым» (4). «Сам термин «православная поэзия» мне кажется очень сомнительным» (5), -- предостерегает О.Седакова. Некоторые адепты православной литературы (например, А.Варламов) считают, что в этой литературе должен быть отражен опыт прихода к вере. В этом, и только в этом смысле поэзия Метаноика может рассматриваться как православная.

«Чем насыщеннее материальностью и вещностью онтологические чаяния духа, тем больше искушений и страданий ждёт человека на пути его духовного восхождения, – пишет С.В. Голова. -- Земля нам не дом, а гостиница. И чем восприимчивее душа к красоте мира, тем больнее язвит мир душу, стремящуюся придать нашей любви к дольнему устремленность и «тяготение» к горнему. Земля мстит желающим от нее оторваться. Постепенно совершался исход из увлечения ремеслом, XVIII веком, Китаем и Японией. Андрей Голов всё более становился православным поэтом» (6). 

По форме стихотворения Метаноика представляют собой довольно сложные конструкции, в большинстве своем астрофичные, усложненные синтаксически и насыщенные малоупотребительной лексикой. Почти вся лирика Метаноика логаэдична, при тяготении к метрической основе. Буквально «логаэды» значат «словопесни», т.е. стихи, ритм которых не является ровным. В метрическом стихосложении логаэды – это «стихи, образованные сочетанием четырехдольных стоп (дактиль, анапест) с трехдольными (ямб, хорей)» (7). Не случайно литературоведческий словарь опирается в определении понятия «логаэды» на терминологию античного стихосложения («доли» в квантитативном стихосложении). Логаэдами переводилась античная лирика, и это обстоятельство, по-видимому, оказывается небезразличным для выбора Метаноиком именно логаэдических размеров. Логаэды отсылают к древности, т.е. оказываются в подавляющем большинстве случаев адекватными содержанию поэзии Метаноика. Приведем некоторые соображения исследователей современной поэзии. Так, говоря о дольниках В. Цоя, критик справедливо замечает, что не слишком упорядоченный размер «дает возможность непредсказуемо для слушателя «играть» трехдольными и двухдольными ритмами – значит, держать его внимание в приподнятом тонусе и делать как бы соучастником «сказывания» песни… Этот тип стихосложения для 1980-х годов обладает недвусмысленно выраженной знаковостью… Строй стиха принципиально противостоит «благонамеренной» упрощенной, тотально упорядоченной размеренности безнадежно устаревших «классических размеров, узаконенных советским официозом» (8). Добавим к этому, что эквиритмические переводы зарубежных авторов, даже свободного стиха, в советскую эпоху не приветствовались, и полагалось осуществлять переводы в форме рифмованного ямба. Метаноик и говорит:

Наверное, мы не ошибемся, если скажем, что лирический строй логаэдов Метаноика также ориентирован на отталкивание от официоза, от предсказуемости тиражировавшихся сборников советских псевдопоэтов. Да и последующие годы Метаноик называет «эпохой усяпусеньких стишков» (332). Стихи Метаноика сложны, может быть, они покажутся кому-то «перегруженными» реалиями давно минувших эпох и терминологией богословия, филологии, культурологи. Но они уж точно не «усяпусенькие» и разговаривают с читателем на языке герменевтики и высоких смыслов.

Целью данной работы является исследование поэтики сборника Фотиандра Метаноика «Попытка к бытию» и некоторых аспектов восприятия лирики Метаноика. В связи с этим в работе решаются задачи выявления и интерпретации мифологических образов в лирике Метаноика, задача рассмотрения интерпретации некоторых артефактов мировой культуры в лирике поэта, задача раскрытия такой важной семантической составляющей лирики Метаноика, как широкий интертекстуальный фон мировой литературы.

Поэзия А.Голова исследована очень мало. Ни монографий, ни специальных статей, за исключением статей Головой (Герасимовой) С.В., поэзии Голова не посвящалось. Сайты любителей поэзии содержат отзывы о поэзии А.Голова, которые проанализированы в работе.

Объектом исследования является поэтическая (стихотворная) часть книги Фотиандра Метаноика «Попытка к бытию». Предметом исследования являются интерпретация поэзии Фотиандра Метаноика и некоторые стороны поэтики его творчества.

Новизна исследования заключается в том, что системное описание интерпретации и поэтики творчества Фотиандра Метаноика еще не предпринималось.

Методы исследования сочетают в себе историко-биографический, историко-культурный, интерпретационный, мифопоэтический подходы. На защиту выносятся следующие положения:

- поэзия Фотиандра Метаноика представляет собой высокохудожественное, интереснейшее явление современной литературы, далеко выходящее за рамки «филологической поэзии», «православной литературы»;

- интеллектуальная поэзия современности, если она хочет считаться таковой, должна вбирать в себя широчайшее разнообразие тем и мотивов, что и подтверждается анализом книги «Попытка к бытию»;

- оригинальная стиховая и строфическая организация поэзии Фотиандра Метаноика идейно и структурно соотносится с представленной в его поэтической книге картиной мира.

 

Актуальность  работы состоит в необходимости составить возможно более полную картину современной поэзии и ее изучения, а также в необходимости описания современного литературного процесса как многогранного и разнообразного, в необходимости решения вопроса о филологической поэзии, о «православной поэзии» наших дней.

Практическая ценность работы заключается в том, что наблюдения и выводы, полученные в ходе исследования, могут быть использованы при подготовке к лекциям и практическим занятиям по русской литературе XX века, в спецкурсах, семинарах, а также при дальнейшем изучении вопросов, связанных с мотивной структурой художественных произведений.

Работа может найти применение при составлении словаря современной поэзии, а также на уроках, посвященных знакомству школьников с явлениями современной литературы, требующими обстоятельных комментариев.

Структура работы: работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и Списка литературы.

 

 

Глава 1.

Творческая биография А.М.Голова и сборник Фотиандра Метаноика «Попытка к бытию»

 

Раздел 1. Биографические данные

          Как уже было сказано, Фотиандр Метаноик – псевдоним Андрея Михайловича Голова (1954  - 2008) и его супруги Светланы Валентиновны Головой (р. 1967).  Под именем Фотиандра Метаноика в 2006 году вышла книга поэзии и прозы «Попытка к бытию», в своей стихотворной части (т.е. в части, принадлежащей перу А.М.Голова) являющаяся предметом настоящего исследования. Поэтому данный раздел посвящается биографическим данным А.М. Голова, хотя, разумеется, изучение творческого пути поэта А.М.Голова не может быть оторвано от вопроса о взаимовлиянии и сотрудничестве А.М.Голова и С.В.Головой.

          Андрей Михайлович Голов родился в Москве 13 февраля 1954 года в семье служащих. Окончил курсы иностранных языков при институте им. Мориса Тореза, которые, конечно, нельзя назвать учебным заведением, дававшим (особенно в 70-е – 80-е годы прошлого века) глубокое знание иностранных языков. Так что своим великолепным владением иностранными языками (английским, немецким), переводческой и общефилологической эрудицией, а также поражающим воображение охватом сведений в вопросах отечественной и всемирной истории, культуры, богословия Голов обязан себе самому, своему таланту, воле и подвижнической работоспособности. Эти выдающиеся качества тем более следует отметить, что прогрессирующая болезнь (спинальная амиотрофия) не оставляла никаких надежд на расставание с инвалидной коляской.

«Кажется, что его болезнь была платой за тонкое чутьё к «мистерии материи», точнее, противоядием от материальности, которой он стремился придать векторность онтологической вертикали,  – вспоминает С.В.Голова. – Поэт часто жаловался, что не может выразить себя в одних словах. Пока позволяло здоровье, он делал чеканки, выжигал шкатулки, писал картины, плёл из проволоки деревца и обклеивал их янтарём и бирюзой. Мечтал сделать смальтовую икону, раздробив камешки или фарфор. А одну, живописную,  –  образ св. Григория Паламы  –  он успел создать» (9). Удивительно красивым было все, что выходило из рук поэта и художника: и картины, и макеты, и даже дарственные надписи на книгах, вырисованные необыкновенно затейливым шрифтом. Окружающий его быт он сумел превратить в бытие – настоящую музейную экспозицию, но не застывшую, а живую и теплую. Когда по болезни пришлось отказаться от выжигания и чеканки, создавал изумительные композиции из цветов, кактусов, камешков. Сборник произведений Фотиандра Метаноика вышел в оформлении А.М.Голова.

          Переводы научно-технической литературы, выполняемые А.М.Головым для оборонного завода «Сатурн», давали средства к существованию, но главным, нематериальным средством и призывом к жизни для творческого человека, конечно, является вдохновение и творчество. А.М.Голов переводил художественную, а также научную литературу по гуманитарным наукам, очень многое сделал для знакомства отечественного читателя с культурологической и религиоведческой мыслью Запада. В числе его переводов и историческая, и регионоведческая литература, а также научно-популярная литература для юношества. Он сотрудничал с различными издательствами, выпустившими сделанные им переводы десятков книг. Переводы Голова выполнены на высочайшем профессиональном уровне, с адекватной передачей всех исторических реалий и с великолепно разработанным методом бережного перевода терминологического аппарата зарубежных научных исследований. Такие переводы вполне можно назвать герменевтическими, т.к. без глубокого проникновения в суть научной монографии не может быть выполнен ее научный перевод. Приведем в пример хотя бы переведенную Андреем Михайловичем и Светланой Валентиновной Головыми объемную монографию британского археолога Дэвида Рола «Генезис цивилизации» (Москва, издательство «Эксмо», 2002), изобилующую специальными терминами и, что представляет особую трудность для перевода, историческими и мифологическими именами. Как показывают все переводы Голова, эрудиция историка, культуролога, религиоведа у него сочеталась с мастерством и эрудицией переводчика (что бывает весьма редко).

О работе над переводом Рола С.В.Голова вспоминает: «Более всего споров породила книга Дэвида Рола «Генезис цивилизаций», в которой собраны материалы, подтверждающие, что многие Библейские сказания задолго до оформления Библии были известны некоторым древним народам, например, шумерам. С одной стороны, мы обсуждали, в какой мере Библейское сказание искажается, трансформируясь в миф. С другой – поскольку Библия создана позже – может ли из мутного источника языческого мифа родиться ощутимо более благодатное Библейское предание? Нам пришлось прибегнуть к понятиям Логоса и архетипа. Мы решили для себя, что знание человечества, изгнанного из рая, - а если мой читатель не верит в рай – изгнание или утрата первобытной синкретичности и цельности мировосприятия – постепенно деградирует в человечестве, а не развивается, словом утрачивает полноту Логоса и становится бессознательным архетипом, порождающим миф, отдаленно напоминающий полноту благодатного знания, зафиксированного Логосом. Образы из переводных книг вошли в вирши Андрея, он любил комментировать и пересказывать переведенное – и оно реально оказывалось намного интереснее просто прочитанных книг» (10). 

Головские переводы художественных произведений также отличаются удивительным мастерством. Голову принадлежит первый полный перевод (издан в 2002 г.) почти пятисотстраничного романа Льюиса Кэрролла «Сильвия и Бруно». Этот роман насыщен игрой слов, языковыми фокусами, каламбурами еще более, чем знаменитые произведения об Алисе, порой представляющие трудность даже для носителей языка. Кэрролл считал этот феерический и «сновидческий» роман главным своим произведением, не в последнюю очередь благодаря его усложненной стилистике и запутанному сюжету. Судя по отзывам отечественных читателей, роман Кэрролла предназначен для очень маленьких детей и для «очень взрослых взрослых», работа же переводчика «совершенно титаническая». Читатели также отмечали блестящие комментарии к роману.

Стихи Голов чаще писал в стол, для себя, хотя печататься как поэт стал с 1972 года. Он является автором поэтических сборников «Прикосновение» (1988), «Водосвятье» (1990), «Бред памяти» (1995), «На берегу времени» (1997), участником антологий «Строфы века» (1995) и «Строфы века-2» (1998). Подборки стихотворений печатались в коллективных сборниках «Москва... Как много в этом звуке», «Турнир», «Дебют», «Год 2000 от Рождества Христова». Публиковались стихи Голова и в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Огонёк», «Юность», «Стрелец», «Арион», в альманахе «Поэзия» и другой периодике. Он был принят в Союз писателей, позднее – в Союз литераторов (1997).

Из воспоминаний С.В.Головой: «В годы своего духовного подъёма он жил практически без отдыха. Переводил в день по половине авторского листа (20 000 знаков) с английского или немецкого языка (вышло 23 книги в издательстве «Росмэн», 28 – в «Эксмо», в «Водолее» – «Сильвия и Бруно» Л.Кэрролла, 11 путеводителей в «Polyglott - Дубль В»), вечерами писал или переводил стихи, читал книги. Руки для ремесла к тому времени уже ослабели. Поэтому вместо ремесла пришло увлечение кактусами, которые напоминали ему камни китайских садов. Но кактусы - это не ремесло, это сочувствие колючему живому, нуждающемуся в особой любви, как всё болезненное и жалящее. На предложение отдохнуть отвечал, что ему нужно много успеть» (11).

«Попытка к бытию» – последний сборник стихотворений, вышедший в издательстве «Вахазар» и объединенный с научными работами жены поэта, С.В.Головой, кандидата филологических наук, ныне – доцента Московского государственного университета печати имени Ивана Федорова. Таким образом, супруги Головы дали жизнь Фотиандру Метаноику, поэту и литературоведу. С.В.Голова (и сама незаурядный поэт) – автор исследований, посвященных творчеству Ф.М.Достоевского (кандидатская диссертация и статьи), А.С.Грибоедова, А.С.Пушкина, Л.Н.Толстого, древнерусской литературе, вопросам компаративистики, а также учебного пособия для вузов «История зарубежной литературы». Она также является соавтором многих переводческих работ своего мужа.

Нельзя не согласиться со словами самого поэта: «Биография складывается из фактов и событий, а в отсутствие таковых –  из книжной и подсознательной памяти об эпохах и людях, населявших их. Ко мне (в силу ряда проблем, в основном – медицинского плана) более относится второй вариант. Впрочем, изобилие фактов и событий внешнего плана - это не обязательно гарантия творческой состоятельности, а скудость или отсутствие таковых –  едва ли повод для укора, ибо биография телесной оболочки обрывается с жизнью, а биография духовная (хотелось бы верить) переступает порог смерти» (А. Голов. «Вместо биографии») (12).

Приведем аннотацию, которой снабжено издание Фотиандра Метаноика. В аннотации необычно указание на год «рождения» Фотиандра («р. ок. 1954 – 1967 – 1990 гг. по Р.Х.»), отсылающее к датам биографии его «родителей», Андрея и Светланы Головых (в 1990 году они обвенчались). Но самое интересное в этой аннотации – прием анаграммирования (анаграмма легко читается по выделенным буквам), точнее использован принцип мезостихов, в которых загаданное слово зашифровано при помощи букв, находящихся в середине строк стихотворения, в его «мезосреде»:

«В том избранных произведений Фотиандра Метаноика (р. ок. 1954 – 1967 – 1990 гг. по Р.Х.) вошли стихотворения и литературно-философские размышления о судьбах цивилизаций и культур, мыслителей и целых народов – от шумеров до русских акмеистов, от пророка Моисея до Достоевского, осмыслению  творчества которого посвящено немало глубоких и полемичных страниц. Многие стихи привлекают остротой проникновения в минувшее, захватывающей игрой языковых пластов на разломах Времени, редкостным богатством ритмики и православной концепцией истории, положенной в основу этой книги.

А.М.Голов – поэт, переводчик, член СП России, автор нескольких стихотворных сборников и – в основном в соавторстве с С.В.Головой – переводов многих книг современных западных историков, культурологов и исследователей цивилизаций минувшего.

С.В.Голова – переводчик, литературовед, кандидат филологических наук, автор публикаций по проблемам творчества Ф.М.Достоевского; в соавторстве с А.М.Головым – автор переводов многих трудов западных культурологов и историков цивилизации» (13).

Буквы складываются в молитву: «Спаси, Господи, раб Твоих». Для удобства чтения литеры выделены при помощи подчеркивания, как бы усиливающего авторский курсив, точнее – курсивные буквы среди прямых в первой части текста, а прямые среди курсивных – во второй.

 

Раздел 2. Краткий обзор тематики и жанровой системы сборника  «Попытка к бытию»

          Восприятие и интерпретация поэзии Фотиандра Метаноика не могут не быть связаны с интерпретацией жанрового состава его сборника. Стихотворные произведения сборника принадлежат А.М.Голову, прозаические – С.В.Головой. Стихотворные произведения являются произведениями художественными, прозаические же представляют собой литературоведческие и культурологические эссе. Понятно, что, помещая в одном сборнике свои разножанровые произведения, а также объединяя их под единым псевдонимом, авторы подталкивают читателя, а тем более исследователя, к восприятию и рассмотрению сборника как единого целого, к осознанию того, что стихи и проза выступают цельным образованием, единым организмом. Все произведения, включенные в сборник, образуют сложную систему, «лабиринт сцеплений», если воспользоваться знаменитым выражением Льва Толстого. Таким образом, анализ и интерпретация поэзии (стихотворной части сборника) Фотиандра Метаноика мыслятся автором настоящей работы как исследование, предпринимаемое в тесной связи с интерпретацией прозы Фотиандра Метаноика. Нет оснований не учитывать признание С.В.Головой о совместном творчестве: «Тайна супружеского единства, взаимовлияния и перетекания друг в друга молниеносно стала самодовлеющим и непостижимым центром нашей повседневности… Вскоре после венца я осознала, что счастье быть любимой – великий крест, что в нашем дуэте и мой голос должен звучать и выводить мелодию любви достойной силы, способной и к глубинному приятию бытия и к мудрости. Из слушательницы и почитательницы мне предстояло стать сотрудницей» (14). «Слушательницей и почитательницей» поэзии А.М.Голова его будущая жена  была в поэтическом клубе «Бригантина», где и состоялось знакомство будущих «родителей» Фотиандра Метаноика.

          Сборник «Попытка к бытию» в своей стихотворной части состоит из двадцати циклов:

«Еже писах - писах»,

«Скарб скарабея»,

«Клиопись калиг, или черепки греко-римской славы»,

«Цареградские смальты: Византия и иные окрестности горняго Иерусалима»,

«Святая гора Афон, или Terra Tiriremis»,

«Слава в вышних Богу»,

«Иконное умозрение»,

«Российская Европия»,

«Уже за шеломянем еси»,

«Российские парсуны»,

«Европеум»,

«Альбы и алиби Альбиона»,

«Иордан на Амстеле»,

«Экс верлибрис»,

«Сонетина»,

«Карпик из запретного города»,

«Сверчок в тени бансая»,

«Бестиарий из Ноева ковчега»,

«Шесть соток России»,

«Горчичное зерно».

Прозаическая часть сборника называется «Движения природы человека или Свобода, какой она запечатлелась в переживаниях и самосознании литературного героя)» и состоит из двух глав: «Воля гномическая и естественная» и «Под прессом времени: теория пафоса. Культ, культура и цивилизация». Главы, в свою очередь, состоят из разделов (всего их двадцать пять). Таким образом, намечается соответствие стихотворной и прозаических частей сборника: циклы объединяют стихотворения, главы – статьи и эссе.  

О композиции сборника Фотиандра Метаноика С.В.Голова говорит так: «Если вы откроете том его стихотворений, вы не увидите напряженного духовного восхождения. Его воля состояла в том, чтобы печатать стихи не в хронологическом порядке, а составлять тематические циклы –  и даже внутри циклов стихотворения представлены отнюдь не в порядке их создания. Сборники его стихов скорее отдалённо соответствуют эстетике клейм на иконах. В центре лик – а по кругу сцены из жития, предстающие взору одновременно. Так хронология втекает в большой хронотоп времени, избавляясь от оков обязательности и последовательности. В лирическом преодолении хронологии запечатлелась готовность души войти в вечность». (15) Следует добавить, что в русской поэзии существовал такой пример: подобные композиции своим циклам придавал и А.А.Фет, нимало не смущаясь причудливым разбросом дат написания стихотворений одного цикла и руководствуясь ведомой ему одному внутренней логикой.

Лирические жанры сборника Фотиандра Метаноика поражают своим разнообразием. Есть цикл под названием «Сонетина», открывающийся сонетом «Шекспир». Кажется, в творчестве А.М.Голова представлены все разновидности сонета (хвостатый, безголовый, континентальный, островной, т.е. английский). Есть даже белые сонеты (изрядное новшество в поэзии!): «Троянская война», «Белый сонет к воде», «Белый сонет к Жан-Жаку Руссо». Есть астрофический по композиции сонет-акростих «Фламенко». Как водится, содержательная амбивалентность выдержана в сонетах Фотиандра Метаноика в полной мере. Но и подчеркивается «высший смысл» этого лирического жанра:

 

Интересно, что в другом сонете («Sonnet. Doc») сонет получает ироническое переосмысление:

 

И все же признаваемое самим поэтом превосходство формы сонета над формой псалмов поразительно, ибо А.М.Голов – поэт глубоко верующий и воцерковленный.

Другой излюбленный жанр Метаноика – стихира (однако не обязательно строфическая; в сборнике встречаются и астрофические стихиры). Яркой особенностью поэтики сборника является частое включение жанровой дефиниции в заглавие стихотворения («Стихира», «Стихиры Василию Великому», «Стихира к Тишайшему», «Антифоны», «Тропарь ко Иверской», «Неседален», «Тирирем», «Xenia Clericalis», «Элегии с берегов Лизиного пруда», «Ода глине», «Ода парусу», «Терцины», «Терцины для Фотины», «Греки (белые терцины)», «Хвостатый сонет о ёжике», «Сонет сонету», «Белый сонет к воде», «Sonnet. Doc»  и многие другие).

Жанры церковного пения (стихира, тропарь, тирирем, неседален, антифоны, канты), как бы подсвеченные музыкальными отсылками, в сборнике Метаноика приобретают особое значение. Стихотворение «Голосоведение» из цикла «Российская Европия, сиречь Преславныя мемории о российском осьмнадцатом веке» построено на виртуозном использовании музыкальной терминологии и вообще музыкальных текстовых сигналов, насыщено музыкальными и литургическими терминами: «Кастальский», «Гречанинов», «оперный», «октавы», «знаменный», «тирирем», «мелос», «икос» и т.д.

«Неседален», то же самое, что «акафист» (представляет собой кальку с греческого) – название одного из стихотворений сборника и одновременно жанровая отсылка. Во время исполнения акафиста строго предписывалось стояние в церкви (отсюда и название). «Неседален» Метаноика – это  изумительное по красоте стихотворение, которое частично является и акростихом, и здесь поэт возвращает акростиху его древнее культовое значение. Ведь акростих в текстах церковных песнопений был не просто виртуозной игрой и даже не просто способом зашифровать имя автора или другую информацию, а способом установления связи с небом, вертикальной организации пространства. Акростих, хотя и почти не воспринимавшийся на слух, скрыто способствовал вознесению молитвы, усилению чувства сопричастности. Неседален также часть службы, которую слушают стоя, этот жанр противопоставлен седальну, греческое название которого породило термин «кафизма», то есть группа псалмов Псалтири.

 

Стихотворение «Тирирем» (из цикла «Святая гора Афон, или Terra Tiriremis») как бы имитирует продолжающийся «припев»-повтор тирирема в неожиданном, приходящемся на середину стихотворения, изменении схемы перекрестной рифмовки: «навзрыд – акрид – посетит – Параклит» (119).

 

Жанр оды порой наполняется мягкой иронией (не по отношению к  воспеваемому предмету, а по отношению к самому жанру, что, пожалуй, не позволяет говорить о травестировании). Таков, например, «Белёк», открывающийся традиционным зачином и обращением к музе:

 

 

Таким образом, стихотворную часть сборника «Попытка к бытию» следует рассматривать как грандиозную литургию, по-своему творимую православным поэтом, для которого, однако, дороги не только православные ценности и эрудиция которого не только не мешала вере, а делала эту веру еще более истовой и одновременно поэтической.

Метаноик любит такую строфическую форму, как терцины, создавая порой даже белые терцины и рассматривая название «терцины» как жанровую дефиницию (упомянутые «Терцины», «Терцины для Фотины», «Греки (белые терцины» и т. д.).

Около трети жанрового состава сборника занимают послания. Еще больше количество стихотворений, представляющих собой зарисовку (в центре ее может быть литературный тип, историческое лицо, артефакт, локус, историческое событие, бытовая или интерьерная подробность, зоо- и фитосимвол и т.д.). Предметом ксении («Xenia Clericalis») становится «дорога к храму», что отчасти отвечает первоначальному значению жанра как надписи на пороге, при входе. В то же время это стихотворение содержит редкую в творчестве Метаноика (хотя и очень закамуфлированную) критику некоторых отрицательных сторон церковного обихода и, таким образом, отвечает более позднему пониманию жанра как инвективы.

Тематика сборника, как видим, тесно связана с жанровой системой лирики, входящей в сборник. Это темы русской истории, литературы, связи русской культуры и православия. Кроме того, в сборник входят стихотворения в форме хокку, некоторые стихотворения по жанру и темам соотносятся с восточной (китайской, японской поэзией). Однако их жанровая принадлежность не столь ярко выражена, как в  стихотворениях, имеющих форму церковных песнопений (тропарь, неседален, тирирем, стихиры, антифоны и т.д.) или отсылающих к формам, зародившимся в европейской поэзии (сонет, терцины). В большинстве случаев жанровая принадлежность стихотворений восточной тематики не заявлена в заголовках и подзаголовках произведений. В целом лирика Фотиандра Метаноика может быть охарактеризована как медитативная, а также как философски-иллюстративная. Иногда чтение какого-либо цикла напоминает хождение по историческому или краеведческому музею в компании с исключительно эрудированным экскурсоводом. Названия циклов порой указывают на экфрасическую и в то же время искусствоведческую составляющую: «Цареградские смальты…», «Российские парсуны», «Карпик из запретного города», «Бестиарий из Ноева ковчега» и т.д. Вместе с тем зачастую визуальные образы какого-нибудь артефакта в стихотворении оборачиваются символом той или иной культуры, истории, религии. Получается, что стихотворение не только рисует «парсуну» и дает характеристику исторического деятеля или явления культуры, но и выстраивает (особенно на фоне всего цикла) философскую концепцию исторического движения. В этом смысле книга стихов Фотиандра Метаноика может рассматриваться как исключительно интересный и глубокий стихотворный комментарий культурологического и религиоведческого характера к мировой истории.

И, конечно, такая лирика связана с научными интересами Метаноика в лице С.В.Головой, с работой над диссертацией о Достоевском, над переводами, над учебником по истории зарубежной литературы. Биографическая, автопсихологическая связь лирики с прозаическими «филологизмами», как названы статьи, составляющие прозаическую часть сборника, очевидна. Так, статьи об английском семейном романе перекликаются со стихотворениями «Британия», «Кельтский котенок», «Ловелас», «Мэнсфилд-парк», «Джейн Остен», «Беннетология», «God, save miss Lizzy», «Old merry England» и другими. Работа над диссертацией по Достоевскому запечатлена в лирическом отрывке «Кысенька», в «Котенке», в «Терцинах для Фотины». Мысль о Достоевском приобретает афористическую отточенность в стихотворениях «Федор Михайлович», «Князь Мышкин», «Ставрогин» и перекликается со статьями о творчестве Достоевского в «филологизмах». Остались в лирике и следы перевода книги Рола и других работ о древних цивилизациях (стихотворения «Фотинин сад», «Золотое руно», «Знак», «Ода глине», «Артефакты» и многие другие). Филологические изыскания в области мордовского фольклора легли в основу стихотворения «Мордовские боги» и т.д. А вот цикл «Шесть соток России»  –  это медитативная лирика, родившаяся на даче, но вбирающая размышления о России, о ее историческом пути, о природе человека и проблеме человека и природы… Маленькие реальные события повседневности: устройство парника, засевание грядки, нашествие колорадского жука, завывание соседской бензопилы превращаются в бытие «сакральных шестисоточников» (429), пенсионеры, собирающие на своем участке яблоки, выступают новыми Адамом и Евой, даже дачные коты не просто мяукают, а твердят «пылкой катавасии урок» (428).  Подсолнечник не просто уместился под забором, а «застолбил себе у тына квадратный фут Евразии» (426). Это и есть волшебство истинной поэзии, не только вырастающей, говоря словами Ахматовой, «из сора», но и преображающей быт в бытие.

Итак, лирика Фотиандра Метаноика автобиографична, автопсихологична, медитативна и тесно связана по жанрам и тематике с его научной и переводческой деятельностью.

(Продолжение следует)