Литературная критика

Сказавши «А», придется говорить и «Б». Но хочу предупредить сразу: с моей стороны это будет «последней буквой алфавита», так как тратить время на дебаты – к сожалению! – не могу себе позволить. Поэтому – по пунктам и кратко, чтобы больше не отвлекать внимание уважаемого читателя – пусть лучше почитает что-нибудь более полезное, например, ту же «Мою жизнь» Рихарда Вагнера.

1. Цитата критика (кстати, обещаю больше не называть его поэтом-авангардистом, раз эта констатация факта так его обижает; по его логике, я должна была бы смертельно обидеться на «доктора-музыковеда»): «Нельзя, конечно, не признать, что достоинства издания описывать и вправду не пришлось – их просто не было замечено».

Навскидку просматриваю лишь первые 100 страниц первого тома.

Конечно, ни вся родословная Вагнера с биографическими данными жизни его предков и родственников; ни уже упоминаемая мной в прошлом ответе и проигнорированная Дмитрием обширная информация о студенческих корпорациях; ни адреса мест, связанных с именем Вагнера, – ничего этого критик не заметил. Многие из читателей смогут «опознать» Перси Гейшпорна [издание 2003, т. 1, с. 64] (на самом деле Перси Горячую Шпору); Logierʼa [издание 2003, т. 1, с. 72] (Иоганн Бернхард Ложье); Бекера и Лэбеля [издание 2003, т. 1, с. 85] (Карл Фридрих Беккер и Иоганн Вильгельм Лебель)? Или же буквально всем известно, что такое и где находится «швейцарский домик Kintschy» [издание 2003, т. 1, с. 75] (исторические кафе «Швейцарская хижина» в Дрездене, названное в честь уроженца Давоса кондитера Георга Кинчи) или «двор Paulinumʼa» [издание 2003, т. 1, с. 88] (Паулинум, который можно посетить и сегодня)?

Предоставим читателям самим решать, нужны ли им в таких и многих других случаях комментарии. (Сюда сразу же отнесем и претензии Дмитрия к «излишнему комментаторству»). Видимо, Дмитрий просто не понимает (вернее, делает вид, что не понимает), зачем и как пишутся комментарии, что вообще такое «публикация с комментариями». И это ясно видно из следующей цитаты: «Один человек [Вагнер], не допуская ошибок, написал эту огромную книгу». Что критик хочет этим сказать? Что, к примеру, Гете, «не допуская ошибок», написал «Фауста»? А сколько людей, и в каком объеме комментировали академические издания «Фауста» и вовсе не имели в виду, что исправляют чьи-то ошибки?

Дмитрий считает, что для работы, проделанной мной, «и половины от человека достаточно». Что ж. Когда он сам попробует выполнить нечто подобное – да еще и не допустив ошибок! – он, во-первых, узнает «по чем фунт лиха», а во-вторых, я первая тогда сниму перед ним шляпу.

2. Продолжаем разговор. В статье Дмитрия читаем: «Полезно, помимо того, посмотреть, как “один человек” постепенно обрастает людьми другими по мере того, как перед М. К. Залесской встают задачи по перекладыванию с себя ответственности. Тогда к “одному человеку” постепенно присовокупляются корректоры, верстальщики, издатели, рекламщики…».

Дмитрий прекрасно разбирается в понятиях «субъект» и «объект». Что же в данном случае он демонстрирует нам смешение этих понятий? Никакой ответственности я с себя не снимала. Более того, в своем ответе написала, что если бы критика была не субъективной, а объективной, то за указанные ошибки (если они действительно таковыми являются) была бы Дмитрию только благодарна. (Кстати, если бы он предпочел не деструктивные личные нападки, а конструктивное общение, думаю, пользы для отечественного вагнероведения было бы значительно больше.) Но... «М. К. Залесская считает мою рецензию выпадом против нее лично, но это ведь нисколько не так: речь действительно идет главным образом о Залесской, но только оттого, что в основном она над книгой и работала». А как же «корректоры, верстальщики, издатели, рекламщики»? Они, согласно, логике Дмитрия, над книгой не работали, а были нужны лишь для того, чтобы Залесская потом снимала за их счет ответственность с себя. Блеск! Объективные причины, которые я упоминала в своем ответе, принимаются за «снятие ответственности»! Заглаживая свою «вину» и пользуясь случаем, хочу поблагодарить корректора О. Богачеву, верстальщика И. Хренова, издателя С. Дмитриева и рекламщика А. Сироту за их труд. Говорю искренне и без тени иронии. Я им очень благодарна.

А не ошибается только тот, кто ничего не делает!

3. Цитата: «Говорится, что я обошел вниманием такую ошибку старого перевода, якобы исправленную у Залесской: “ein wahrer Haudegen aus den Nibelungen” переведено было как «настоящий рубака из Нибелунгов, в то время как у Залесской – “настоящий боевой конь из Нибелунгов”... Четырнадцать разноязыких словарей дают такие значения слова Haudegen – воин, героический боец, старый солдат, ветеран, вояка, рубака, задира и так далее».

Ой, зачем так много «разноязыких словарей»? Достаточно всего одного: Лейн Карл, Мальцева Дина Григорьевна, Зуев Александр Николаевич. Большой немецко-русский словарь. Издательство: Русский язык, 2007 г. Там же, кстати, и про перевод Lope найдете. Зачем мне приписывать при переводе обращение к английскому warhorse, понятно только Дмитрию. Но кроме словарей существуют еще и другие примеры перевода Haudegen, как «боевого коня». К примеру, во время Второй мировой войны немцы проводили операцию по установке метеорологических станций на Шпицбергене. В русскоязычной литературе эта операция получила название «Боевой конь». А знаете, как название операции пишется по-немецки? Unternehmen Haudegen! Видимо, военные переводчики не в курсе, что «в самом немецком же Haudegen ни на какого представителя копытных нет и отдаленного намека».

«Читатель, опять же, имеет все возможности проверить факт перевода через электронные системы, тем более никаким другим образом перевод с немецкого или французского, содержащий признаки кальки с английского, возникнуть не может». Вы знаете, Дмитрий, а я проверила. И если Вы сами удосужитесь это сделать, то Яндекс-переводчик выдаст Вам «боевого коня» если не в первом случае, то уж во втором точно.

Что же касается Грани, то Дмитрий в своей статье совершает ошибку, аналогичную тем, какие приписывает мне. Вот его дословный текст: «Речь, видимо, идет о коне Сигурда, о Грани, который фигурирует и в вагнеровском “Кольце”». Я далека от того, чтобы начать упражняться в остроумии в адрес Дмитрия по поводу того, что в вагнеровском «Кольце» фигурирует не Грани, а Гране (Grane), конь не Сигурда (Зигфрида), а Брюнхильды. Указываю на этот факт только лишь с целью показать, как трудно написать даже коротенький текст, который будет абсолютно свободен от ошибок.

А теперь о «конкретном персонаже». «Впрочем, – вот незадача! – конь этот является “конкретным персонажем” саги о Вельсунгах и не упоминается в песни о Нибелунгах. Аргумент, то бишь, не годится» – пишет Дмитрий.

Если бы критик был в курсе того, что Вагнер в корреспонденции и своих литературных трудах в 90% случаев использует форму Nibelungen, в отличие от Nibelungenlied, по отношению к собственному произведению, он бы не считал, что «аргумент не годится». В доказательство могу, например, указать (кроме многочисленных документов, хранящихся в Байройтском архиве виллы Ванфрид, где я работала по личному разрешению г-на директора Свена Фридриха) такие издания как: Wagner R. Gesammelte Briefe. (Hrsg. von Julius Kapp und Emerich Kastner). Bd. I – II. Leipzig, 1914, а также Strobel O. (Hrsg.). Konig Ludwig II und Richard Wagner. Bd. I – IV. Karlsruhe, 1936. В последнем случае это особенно наглядно, так как «Мою жизнь» Вагнер начал писать в 1865 году как раз по просьбе короля Баварии Людвига II. Но уже с 1864-го композитор, и вновь под влиянием короля, возвращается к написанию музыки «Кольца». Не удивительно, что ассоциации с произведением, целиком занимавшим тогда мысли Вагнера, перекочевали в его мемуары. Так что, ГранЕ – все-таки вполне конкретный персонаж!

4. Очередной пример субъективной критики Дмитрий Колчигин преподносит нам в следующем пассаже, который придется процитировать целиком: «Залесская рассказывает, что в поисках упоминаемого в переводе 1912 года “К.-М. Ритца” она обратилась “к немецким архивным источникам” и “потратила немало времени, пытаясь найти, кто же это такой”. В вагнеровском оригинале все это время смиренно дожидался своей очереди “Kapellmeister Rietz”. Удивительно, но такую повесть, согласно которой научный редактор мемуаров Вагнера, якобы занимающийся сверкой перевода с оригиналом, в последнюю очередь, уже потратив уйму времени с какими-то “архивными источниками”, обращается собственно к оригиналу, собственно к Вагнеру – вот такую, вполне порочащую, повесть ведет не злопыхатель, не критик-негодяй, но сама М. К. Залесская. Считается, очевидно, что элементарная замена сокращения полным словом (курсив мой – М.З.) уже потому достославна, что на такую мелочь было потрачено “немало” вполне лишнего времени в игнорировании первоисточника, самой оригинальной “Mein Leben”».

Дмитрий, видимо, так торопился дать мне гневную отповедь, что даже не вникнул и, следовательно, не понял, о чем вообще идет речь. Но главное же – осудить! Что ж, придется объяснить более подробно. Мой критик, наверное, удивится, если узнает, что «Мою жизнь» я действительно – а не якобы – не только читала в оригинале, но и сверяла с русским переводом. Представьте себе, мне даже в голову не могло придти, что встреченный мной в русском тексте «К.-М. Ритц», это не какой-нибудь там «Карл-Мария Ритц», а сокращение от «капельмейстер»! Кстати, где еще Дмитрий видел, чтобы так сокращали это слово? Я, естественно, решила, что переводчики в данном случае уже идентифицировали упомянутого человека, поэтому и стала искать «К.-Мʼа». Причем здесь вообще обращение к оригиналу в последнюю очередь? В издании 2014 года не просто произведена «элементарная замена сокращения полным словом», но и даны биографические сведения об Августе Вильгельме Юлиусе Ритце. Кстати, под его управлением в Лейпциге был поставлен «Лоэнгрин», а в Дрездене – «Тангейзер», «Летучий Голландец» и «Нюрнбергские мейстерзингеры», и если считать, что он недостоин, по крайней мере, упоминания его имени – тогда вообще о чем мы тут говорим?

5. Ханс-Йоахим Бауэр, «единственный автор, на которого Залесская хотя бы условно ссылается»... Других ссылок в книге Дмитрий тоже не заметил. Например, на великолепный труд Gregor-Dellin M. Richard Wagner. Sein Leben. Sein Werk. Sein Jahrhundert. München, 1980? Не думаю, что Бауэр будет очень сильно переживать из-за уничижительной оценки русского поэта-авангардиста (ой, простите, больше не буду). К сведению Дмитрия лишь отмечу, что немецкая критика в его адрес во многом была инициирована современными потомками Вагнера, о которых он отзывается в своей книге довольно нелицеприятно. Ставить же опечатки в вину автору для профессионального критика, мягко говоря, недостойно. Это объективно может быть виной не его, а издателей.

6. В следующем случае придется еще раз прибегнуть к ликбезу. Есть только два вида указателя: так называемый «глухой» и развернутый. «Глухой» указатель, в первую очередь, подразумевает отсутствие в нем кратких биографических справок и полных имен и отчеств. Дмитрий, яростно протестующий против повторов, желает, чтобы даты жизни и сфера деятельности того или иного лица входили, помимо основного текста, и в указатель? Нет? Тогда нам остается только «глухой» вариант, в котором присутствуют все люди, так или иначе упомянутые в издании; при этом не делается разграничение на авторский и комментаторский тексты. Это не «методологические ошибки», а общее правило – отвечаю за эти слова не столько как автор, сколько как издатель с более чем десятилетним стажем работы в нескольких издательствах. И больше на эту тему дискутировать считаю нецелесообразным.

7. Придется снова отметить, что Дмитрий не понимает, как и зачем даются в публикаторских материалах комментарии. Не могу пройти мимо таких высот критической мысли: «В чужой книге – я это решительно подчеркиваю! “Как автор” М. К. Залесская в книге Рихарда Вагнера не имеет ни полных, ни частичных прав». Интересно, когда и где я претендовала на «авторство» книги Вагнера? Комментировать же материал – будь то чьи-либо мемуары, дневники, переписку и т.д. – имеет право любой компетентный специалист. При этом он ничего не «присваивает», что бы ни считал по этому поводу лично Дмитрий Колчигин.

8. Насчет остроумных замечаний насчет «слетевшей» (уж простите мне этот издательский сленг) диакритики скажу только одно: просто «скопировать» текст из одной книги в другую нельзя, так как материал должен сначала либо сканироваться, либо набираться на компьютере заново, а затем перекачиваться в верстальную программу. Увы! Верстальные программы в большинстве отечественных издательств грешат указанной выше проблемой с диакритикой. Тут уж не могу обойтись без ненавистных Дмитрию повторов: он встречался со «слетевшей» диакритикой только в книгах издательства «Молодая Гвардия» и «Вече»?

9. Интересно, Дмитрий действительно считает, что написал объективную статью, используя фразы: «Верить на слово человеку, сажающему по две, три, пять ошибок в каждом втором своем утверждении (курсив мой – М.З.)»? При этом пример передергивания лично им фактов на лицо. И вновь возвращаемся к «четырем заболевшим» из предыдущей статьи. Цитата: «Вагнер это выражение однажды услышал, а затем записал его в своей автобиографии. Но записал неверно, ровно ничего не упомянув о “заболевании” (в чем, собственно, напомню, по Залесской, состоит самая соль этой фразы). На протяжении чуть не двухсот лет книга Вагнера читалась сначала ближайшим кругом друзей композитора, затем – немцами, затем – всем миром. Ошибка Вагнера, сказавшего просто “есть в Европе четверо”, оставалась незамеченной».

Да нет здесь никакой «ошибки Вагнера»! И не было никогда! И читали друзья композитора, и немцы, и весь мир – по-французски! И реалии про «заболевших» были тогда еще не забыты. Вот и все. Про опечатки повторяться не буду.

10. Еще одно передергивание отсылает нас к проблеме «нацизма» Вагнера. Честно говоря, не понимаю, с чем спорит критик. За кавычки, конечно, простите – моя вина! Дмитрий действительно не говорил ничего об Израиле. Ему, вероятно, неизвестно, что в Израиле музыка Вагнера находится под негласным запретом? Что упоминаемый Дмитрием Даниэль Баренбойм был едва ли не лишен гражданства за попытку исполнить в Израиле Вагнера «для публики, а не лично для себя»? Да, говорить об этом «абсолютно безосновательно»; этой «проблемы» просто нет. Неужели Дмитрий ее тоже не заметил?

В заключение, уважаемый критик, возвращаю Вам «мяч»: «американское “Miranda Warning”: “…все, что вы скажете, может быть использовано против вас”».