Комментарий | 0

К 125-летию Хорхе Л. Борхеса

 

Фотопортрет Греты Штерн, 1951 год

Хорхе Луис Борхес

Фотопортрет Греты Штерн, 1951 год

 

 

1

Разойдётся Сад ветвящихся тропок, пока Эмма Цунц будет вершить свой суд: единственный, подходящий её темпераменту…

Борхес, живущий в библиотеке, Борхес, не видящий смысла выходить из неё, погружаться в плазму мировой обыденности…

Куда интереснее живописать Пьера Менара, нового автора Дон Кихота, куда интереснее запустить такую – колесатую, прокатывающуюся по сознанию игру: вдруг возможно такое?

В алхимическом мире Борхеса возможно всё: и всё это, рассыпаясь интеллектуальными цветами и оттенками, завораживает – пестротой библиотеки.

Впрочем, есть, скажем «Алеф», где графоман вполне конкретен, как и эта сверхпризма, сквозь которую можно увидеть всё… всё…

Ненаписанные страницы великих книг, надгробия великих императоров, небесных коней…

Восток влечёт Борхеса: слишком необычен для европейского сознания.

 Всё влечёт, напитанное плазмой интеллектуальной, словесной игры.

Язык Борхеса изящен, внешне прост, но столь густо нагружен мистическими событиями…

 Все имеет двойственность: и всё рассматривается, как зыбкость: откуда вы знаете, что мир не создан за два момента до того, как мы начали с вами общаться?

…как – вы взяли книгу Борхеса и вошли в лабиринты его рассказов.

Интересно – мог бы он создать роман?

И как бы сей, вдвинутую в действительность, мог выглядеть в яви?

Данность её обширна, разнообразна, монументальна, какая угодно, не разберёшься.

Борхес разобрался по-своему, представив калейдоскопы тигров, лабиринтов, востока, мистики, поэзии, точных роз и прекрасных догадок.

 

   2

Отточенность его стихов заострена: все грани смыслов выявлены в суммарной красоте:

 

Я думаю о желтом человеке,
Худом идальго с колдовской судьбою,
Который в вечном ожиданье боя
Так и не вышел из библиотеки.

     (пер. Б. Дубина)

 

Мысль заменить реальность библиотекой – одна из кардинальных в борхесовском микрокосме, и созданном библиотекой.

 Многообразие интеллектуальной нагрузки, ложащейся на стихи Борхеса, фундаментально.

«Ариост и арабы» логичны в таком исполнение: как не представить стихов о любви.

 О к огням кабальеро тянет – но сам… кабальеро библиотеки, пират книжных морей.

Алхимическая субстанция читательской игры сгущается до предела:

 

     Не помню имени, но я не Борхес
     (Он в схватке под Ла-Верде был убит),
     Не Асеведо, грезящий атакой,
     Не мой отец, клонящийся над книгой
     И на рассвете находящий смерть,
     Не Хейзлем, разбирающий Писанье,
     Покинув свой родной Нортумберленд,
     И не Суарес  перед строем копий.
     Я мимолетней и смутнее тени
     От этих милых спутанных теней.
               (пер. Б. Дубина)

 

Не слишком ли крепок раствор?

Но именно отточенность помогает преодолеть все хитросплетения борхесовских путей, показывая блистательную игру… в том числе теней, иногда такую, что, заворожённый, бормочешь про себя строчки Борхеса, не представляя, как от них отделаться…

Голем заглянет в ваше окно, оказавшись скорее несчастным, нежели пугающим.

 Раскинется Буэнос-Айрес, любимый город, требующий жара сердца и чётких ритмов:

 

     Когда-то я искал тебя, отрада,
     Там, где сходились вечер и равнина,
     И холодок от кедров и жасмина
     Дремал в саду за кованой оградой.
     Ты был в Палермо  -- родине поверий
     О днях клинка и карточной колоды
     И в отсветах пожухлой позолоты
     На рукояти молотка у двери
     С кольцом на пальце. 
                       (пер. Б. Дубина)

 

История важнее всего: кажется, Борхес прошёл всеми её тропами, без исключений.

И поэтический космос, запущенный им, вращается причудливым, столь интересным калейдоскопом, что каждый раз, когда перечитываешь, открываются новые цвета и грани.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка