Комментарий | 0

«Любовь - старое слово. Каждый вкладывает в него то, что ему по плечу»

 
 

 

В книгу вошли два произведения Эрнеста Хемингуэя: «Праздник, который всегда с тобой», «Старик и море». Среди огромного наследия американского писателя, лауреата Нобелевской Премии, нами выбраны две книги, в которых наиболее точно отражена как эпоха, в которую жил писатель, так и его окружение. Первая мировая война, «потерянное поколение» и отзвуки века джаза, Вторая мировая война, непростые послевоенные годы с их яркими нововведениями в литературе, искусстве, с одной стороны, и кризисом, упадком как экономическим, так и психологическим, с другой.

Роман «Праздник, который всегда с тобой» - книга о Париже, которая не была опубликована при жизни автора. Четвертая жена Хемингуэя Мэри Уэлш писала: «После смерти Эрнеста я нашла рукопись „Праздника“ в синей коробке в его комнате в нашем доме в Кетчуме, вместе с проектом предисловия и списка названий — это была заключительная работа, которую Эрнест сделал для книги». С помощью редактора «Скрибнерс» Гарри Брэга наследница выпустила ее в свет в 1964 году. Названия не было, Скрибнер предложил «Парижские очерки», но Мэри выбрала то название, которое сегодня знают все: A Moveable Feast. Название замечательно перевели на русский язык — «Праздник, который всегда с тобой», хотя в тексте оригинала оно является более многозначным: Moveable Feast это - «живой», «перемещающийся» религиозный праздник, подобно Пасхе, в тоже самое время это «волнующий», «трогательный» праздник». Книга в этой редакции — яркая, прелестная, создающая ощущение свежести, молодости, ясного утра, доставляющая наслаждение почти физическое — читаешь, и хочется в Париж, хочется жить.

В 1979 году, когда значительная часть архива Хемингуэя была открыта для доступа в Библиотеке имени Кеннеди, профессор Гарри Бреннер из университета Монтана стал отчаянно критиковать издание «Праздника» 1964 года. По его мнению, Мэри Уэлш поменяла местами многие главы, полностью изменила идею, в некоторых случаях, возможно, по причине ревности или предвзятого отношения. В 2009 году, в том же издательстве появился новый вариант «Праздника», так называемая «восстановленная редакция», опубликованный по инициативе и под редакцией Шона Хемингуэя, сына Грегори и его жены Валери Денби-Смит. Шон Хемингуэй говорил в интервью, что его редакция «ближе к истинному замыслу» деда и что он «вернул на свои места то, что Мэри испортила».

И хотя многие критики склонны полагать, что в «Приложениях» к «Празднику» (заключительных, ненумерованных главах) приводятся лишь мрачные строки, характеризующие душевное состояние автора в 1961 году, хочется верить, что перед нами в любом случае именно та книга, которую мы ожидаем и хотим прочесть – точное, легкое, слегка ностальгичное повествование о тех веселых, молодых, знаменитых личностях, которые окружали писателя в то далекое предвоенное время в Париже. Гертруда Стайн и ее салон. В Париже она поначалу играла роль его второй матери. Стайн приучила Хемингуэя к миру современной живописи, открыла для него Матисса, Пикассо, Сезанна. Гертруда Стайн говорила Хеминггуэю: “Попробуйте писать так, как они рисуют”, а он уже впоследствии подтверждал, что старается “писать под Сезанна”.

Стайн открыла для него новое восприятие мира, которое фактически зародилось в Париже в 20-х годах. В воспоминаниях Хемингуэя Париж оживает. Писатели, художники, издатели, поэты, за каждым именем непростая творческая и личная судьба. Фрэнсис Скотт Фицджеральд и его жена Зельда (Ринг Ларднер назвал их «принцем и принцессой своего поколения», в 1925-году Фицджеральды перебрались в Париж, к моменту знакомства с Хемингуэем Фицджеральд заканчивал «Великого Гэтсби»). В «Празднике» Хемингуэй писал о новом друге: «Он был циничен, остроумен, добродушен, обаятелен и мил, так что даже привычка противиться новым привязанностям не помогла мне». Эзра Паунд — дерзкий модернист, реформатор англоязычной поэзии, мудрый мэтр и наставник молодых писателей — от Элиота, посвятившего «Бесплодную землю» «Эзре Паунду, il miglior fabbro» («мастеру выше, чем я»), до Хемингуэя. Писатель Джеймс Джойс. Редактор Вильям Максвелл («Макс»), человек, открывший творчество Скотта Фицджеральда, который примкнул к издательству Скрибнера в 1910 году и стал публиковать не только маститых авторов, но и работы молодых писателей. Жюль Паскин  —живописец и график Парижской школы, который в 1925 году прибыл в Париж и работал в студии, получив дружеское прозвище «Князь Монпарнаса». Хемингуэй пишет о скульпторе по имени Годье-Бржешка, одержимого  идеей вортекса, определившей диалектику культуры и искусства (в вышедшем из-под пера П. У. Льюиса в 1914 году «вортицистском манифесте» говорилось, что только сильнейшие взрывы чувств могут быть источником художественного творчества). Упоминает Хемингуэй и Франсиско Пикабиа, французского художника-авангардиста, графика и писателя, который получил известность как эксцентричный художник, не подчиняющийся никаким политическим или стилистическим догмам. Атмосфера парижских кафе, знаменитой «Ротонды» и «Ле Дом» полностью воссозданы, как будто вы сами садитесь за столик и долго смотрите на проходящих мимо прохожих, которые словно вернулись к вам из той блистательной, разрушительно-созидающей эпохи.

За десять лет до того, как «Праздник» увидел свет, в 1952 г. Хемингуэй печатает в журнале «Лайф» повесть «Старик и море», лирическое повествование о старом рыбаке, который поймал, а потом упустил самую большую рыбу в своей жизни. Повесть пользуется огромным успехом, как у критики, так и у широкого читателя, вызывает мировой резонанс. В 1953 году Хемингуэй получает за повесть Пулитцеровскую премию, а через год ему присуждена Нобелевская премия по литературе «за повествовательное мастерство, в очередной раз продемонстрированное в «Старике и море», а также за влияние на современную прозу».

В своей речи при вручении премии Андерс Эстерлинг, член Шведской академии, назвал Хемингуэя «одним из самых значительных писателей нашего времени», сказав, что «в рассказе, где речь идет о простом рыбаке, перед нами открывается человеческая судьба, прославляется дух борьбы при полном отсутствии материальной выгоды». Повесть иносказательна во всем. От плеска волн и шума от ударов весел, которые слышит старик, до молчания, которое еще более значимо в повествовании, чем слово.

Критики отмечают, что с детских лет Хемингуэй любил и понимал природу — лес, реку, море. Идеалом Хемингуэя был человек, органически слитый с природой, понимающий ее, чувствующий себя естественно.

В России повесть была напечатана с некоторым опозданием. Будучи в Женеве, Молотов за утренним завтраком сказал членам советской делегации, что хорошо будет, если кто-нибудь на досуге прочитает новый роман Хемингуэя — о нем много говорят иностранцы. Наследующий день один молодой человек, расторопный, но, видимо, не очень-то разбирающийся в литературе, сказал Молотову, что успел прочитать „Старик и море“. „Там рыбак поймал хорошую рыбу, а акулы ее съели“. — „А дальше что?“ — „Дальше ничего, конец“. Вячеслав Михайлович возразил: „Но ведь это глупо!“». Впоследствии эту фразу передали писателю Эренбургу, и какое-то время он даже боялся, что книга так и не будет напечатана. Анне Ахматовой повесть и вовсе не понравилась: «В „Старике и море“ Хемингуэя подробности меня раздражают. Нога затекла, одна акула сдохла, вдел крюк, не вдел крюк и т. д. И всё ни к чему. А тут каждая подробность нужна и дорога…» Забавный комментарий.

А вот Джозеф Джексон назвал книгу «мистерией, где Человек борется против Рока». Бернард Беренсон подробно раскрыл эпический характер произведения, написав, что „Старик и море“ Хемингуэя — это «поэма о море как таковом, не о море Байрона или Мелвилла, а о море Гомера, и передана эта поэма такой же спокойной и неотразимой прозой, как стихи Гомера. Ни один настоящий художник не занимается символами или аллегориями — а Хемингуэй настоящий художник, — но каждое настоящее произведение искусства создает символы и аллегории. Таков и этот небольшой, но замечательный шедевр».

Море и правда — доказательство могущества человека над всем, но только не над природой. Рыба — плодородие, очищение от скверны, символ вечности и бессмертия. Человеку, впрочем, не подвластно одержать победу над вечным, эта книга - притча, миф, иносказание, в которой вся непростая жизнь писателя, да и любого человека, воссоздается в каждой строчке, стремится к завершению, все примиряя.

Друзья Хемингуэя говорили, что для каждого нового произведения ему была нужна новая женщина. Если это и была шутка, то вполне серьезная. Первая жена писателя Элизабет Хедли Ричардсон вдохновила книгу “Праздник, который всегда с тобой”, первая любовная страсть дала жизнь героине в романе “Фиеста”. Вторая жена Хемингуэйя Полина Пфайфер описана в рассказе “Снега Килиманджаро”. Третья жена Марта Геллхорн вдохновила роман “По ком звонит колокол”. Четвертая, последняя жена Мэри Уэлш издала «Праздник» и при ней было написано “Старик и море”.  Как персонаж она часто появляется в письмах Хемингуэя. А вот Адриана Иванчич стала последней, платонической любовью Хемингуэя, его музой, с нее он написал героиню в пронзительном романе «За рекой в тени деревьев». Роман критиковали, однако Адриана стала знаменитостью. Потом он приглашал их с матерью к себе на Кубу (когда заканчивал «Старик и море»), летал в Венецию, рвался к ней, но боялся отпугнуть: ему было 48 лет, для нее он был уже стариком. Жена Мэри сердилась, обижалась, записывая в дневнике: “Я знаю, что никакими словами этот процесс не остановить”. Сколько людей, столько судеб. Сколько сил, столько и страданий, особенно для человека творческого. В своей книге “Смерть после полудня” Хемингуэй писал: “Любовь - старое слово. Каждый вкладывает в него то, что ему по плечу”. Как точно!

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка