Онтологические прогулки

(Пассионарность как метафора непознаваемого)

Лев Гумилёв – создатель ярчайшего и духовно-идеологического мира второй половины XX – начала XXI веков.   Свой мир Гумилёв и создал под «формальным прикрытием» этнологии. Это область знаний, наиболее близкая к «живой» мифологии, которая определяет жизнь людей, направляет их действия. К тому же обращение к этническому обусловил кризис попытки создания «человека вообще» по западному образцу.

    Лев Гумилёв никогда не проводил полевых этнографических исследований. Гораздо большее влияние на его учение оказали творческая фантазия, прочитанные книги и жизненный опыт.

    В частности, поэтому коллеги относились и относятся к учению Гумилёва с огромнейшим скепсисом. Теория этноса С.М. Широкогорова, опирающаяся на объёмный полевой материал, гораздо более убедительна, но она не помешала огромнейшей популярности учения Гумилёва среди миллионов людей во всём мире. Ни один из российских этнологов и антропологов и близко не сравнимы с Гумилёвым по популярности и востребованности. Учение Льва Гумилёва вдохновило французов и бразильцев ехать сражаться на стороне ополченцев Новороссии. Гумилёвское евразийство провозглашает своей идеологией боевое подразделение! Не говоря уже о тиражах книг. Кому из «правильных» академических учёных хотя бы снилось такое!

     Но нельзя забывать, что такой аспект научного творчества Гумилёва, как зависимость значимых этнополитических событий от изменения в природной среде, как местного, так и глобального уровня, до сих пор недостаточно оценён по достоинству. Об этом неоднократно писал крупнейший гумилёвовед Сергей Беляков.

    Но люди продолжали жаждать от науки новых мировоззренческих откровений, объясняющих новые явления в жизни общества. В частности, неудачи актуальной науки в построении справедливого иррационально организованного общества.  А также предлагающих альтернативы им. Наука продолжала быть символом истинного знания, но уже нужен был выход за её пределы, выход яркий, привлекательный и зовущий к чему-то конкретному.

   Гумилёв предложил идеологию сохранения многонационального и поликонфессионального государства на территории СССР, постулирующего своё отличие от Запада в условиях идеологического краха марксизма, - не даром его учение было востребовано среди самых последних советских лидеров, а так же в постсоветском Казахстане, - также идейного противостояния Западу в целом в условиях постсоветского мира. Конечно, насколько эти идеология работающие – вопрос уже другой…

   Гумилёв воплотил в себе и значимые национальные архетипы России – гонимого за правду гностика-аристократа, подобного Чаадаеву и Льву Толстому. Своя национальная специфика есть и в обращении Гумилёва к явлениям планетарного и континентального масштаба. Жизнь русских, геополитически вынужденных быть крайне открытыми, всегда очень зависела от евразийских и общемировых процессов, от внешнеполитической ситуации.

Теория пассионарности Л.Н. Гумилёва с научной точки зрения не очень-то объяснима и упирается в то самое… в иррациональность. Но иррациональность нередко повторяющуюся. Что заставляет периодически совпадать не связанные друг с другом природные и социальные факторы? Причём. являющиеся следствием долговременных процессов, опять же, протекающих независимо друг от друга. По-настоящему это не объясняется рационально.

Рациональное объяснение предполагает обеднение и схематизацию описания и подходит для работы с ограниченным количеством факторов. Чем их больше и они разнообразнее, тем труднее рационализация, – максимально многофакторный и междисциплинарный анализ неизбежно упирается в неизвестность и/или иррациональность. Даже если задействуются данные самых разных наук (гуманитарных и негуманитарных) и анализируются максимально длинные цепочки причинно-следственных связей.

Исследование апокалиптической социально-природной гибели культур и цивилизаций  наряду с пресловутой «ролью личности / личностей» и максимально многофакторным анализом абсолютно любого явления в истории – всё это, при долгом и последовательном проведении, неизбежно упирается в непознаваемое.

Если рассматривать историю человечества в контексте планетарных и космических процессов, то подход средневековых хронистов начинает выглядеть гораздо более верным. Средневековые хронисты объясняли события и явления, например, волей Божьей, новоевропейские учёные – различными рационально объяснимыми причинами. И те, и другие по-своему правы. Различается только способ изучения, цели и подход. Средневековый взгляд – максимально обобщённый, как будто с большой высоты учитывающий всё, что есть во Вселенной, включая и недоступное человеку. По классификации Л.Н. Гумилёва, ещё с большей высоты, чем высота птичьего полёта…

Новоевропейский взгляд подразумевает приближение, разглядывание через микроскоп, расчленение, выделение частного, на данный момент значимого или второстепенного.

Во многом развитие новоевропейской исторической науки – не столько линейный прогресс, сколько перенос внимания с одних частных моментов на другие. Хотя, несомненно, в процессе этого происходило накопление фактов и знаний. Т.е., в большей степени историческая наука раздвинула свои рамки вширь, чем продвинулась вперёд и вверх.

Т.е., «многофакторное» знание о причинах наиболее масштабных  исторических событий или явлений, основанное на самом широком спектре естественнонаучных знаний, возвращает нас на новом этапе развития науки от новоевропейского сегментированного знания к средневековому синтезу…

Для проведения же «новоевропейских» исследований нужно учитывать ограниченное, чётко очерченное число факторов. И когда их достаточно, подобные исследования дают корректный результат.

При этом академические учёные наверняка правы в том, что физическая, фиксируемая приборами энергия пассионарности из космоса на землю не прилетает. Только вот  по некой причине завершение или начало космических циклов (солнечной активности либо других) совпадает с завершением либо началом геологических циклов на Земле. Из-за чего в ряде областей планеты резко меняется климат. Одновременно в социальном устройстве жителей этих регионов накапливается масса издержек, оно уже справилось с природными и социальными вызовами, ради ответа на которые было создано века тому назад. И теперь воспроизводится по инерции, «работает само на себя».

Совпадение сразу всех факторов совершенно не обязательно. Однако условия жизни людей даже в случае воздействия одного из них кардинально меняются. Поэтому лидерами общества становятся совершенно иные люди, с другой психологией, системой ценностей, художественными и бытовыми предпочтениями. Другие люди получают преимущественную возможность воспроизводить себя в потомстве.

И на месте прежнего этноса или нескольких этносов появляется новый, опять-таки, один или несколько. При этом совершенно не обязательно этническое смешение, достаточно изменения «соотношения сил» в рамках одного народа.

   Система Гумилёва стоит в ряду других систем, переходных от рационалистических  к религиозно-мистическим и наоборот, которые появляются в переходные исторические эпохи.  В поздний античный период таковыми были неоплатонизм, сходными были некоторые учения эпохи Возрождения. Гумилёв – во многом современный аналог таких античных мыслителей и мистиков, как Прокл и Плотин.

Творчество Л.Н. Гумилёва одновременно является соединением, завершением развития ряда новоевропейских интеллектуальных жанров и нерасчленённой первичной основой для нескольких новых направлений.

Гумилёв в своих работах синтезировал новоевропейскую науку, публицистику, философию и поэзию, приблизившись с помощью этого синтеза к порогу между познаваемым и непознаваемым.

Одновременно творчество Гумилёва служит основанием для ряда совершенно разных интеллектуальных направлений, например, научной этнической истории в контексте географии и экологии. Но, помимо академической, развиваются и сугубо идеологические учения, более или менее близкие взглядам Гумилёва. Причём развиваются гораздо более активно.

Прежде всего, это различные виды идеологического евразийства в разных странах и на разных континентах. Евразийство – один из видов интернационального и надконфессионального консерватизма, альтернативного западному или радикально-исламскому глобализму.

Необычайный успех Гумилёва вдохновил и многочисленных откровенных мифографов, сочиняющих на основании ряда исторических фактов свои авторские религиозно-идеологические концепции. Они могут обращаться к некоторым аспектам учения Гумилёва, а могут просто пользоваться некоторыми методологическими приемами, как соединение элементов разных жанров водной книге. Всё это характерно, например, для многих неопантюркистов.

Таким образом, творчество Л.Н. Гумилёва стало пороговым явлением на стыке рационалистической и неомифологической эры в истории интеллектуальной жизни.