Онтологические прогулки

Под плюрализмом понимается разнообразие исследуемых исторической наукой объектов и явлений, разнообразие целей, которые могут стоять пред исследователем, и разнообразие путей их достижения. Также постижение любого объекта или явления истории при использовании любой методологии включает в себя как объективную, относительно достоверную, так и субъективную и или более или менее недостоверную составляющие. Причём соотношение этих составляющих может представляться разным, если рассматривать работу исследователя с разных точек зрения. Однако при полноценном историческом познании тот или иной процент достоверности всегда присутствует.

Моноцентричность заключается в том, что исследователь или группа исследователей изучает ограниченное количества объектов и явлений, ставит при этом ограниченное количество целей (как правило, главных и второстепенных) и располагает для их достижения ограниченным количеством методик.

При этом возможность достижения полноты решения исследовательских задач, особенно масштабных, эффективность методик достижения в той или иной степени ограниченны.

Традиционно методологический/историософский плюрализм в исторической науке понимается как разнообразие концепций, у которых разные адепты, и которые если и сводятся в нечто единое, то лишь потомками. (1)

 Но плюрализм как метод научного познания также уже серьёзно продуман и обоснован. Американский Философ Пол Фейерабенд многократно подчеркивает тесную связь плюралистического подхода и гуманизма:"Для объективного познания необходимо разнообразие мнений. И метод, поощряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гуманистической позицией". Именно в этом смысле можно говорить о "единственно верном" методе. П. Фейерабенд стремится показать, что претензии каких-либо методологических правил на универсальную значимость в реальной истории науки всегда оказывались неоправданными, и делает фундаментальный вывод: "Все методологические предписания имеют свои пределы, и единственным правилом, которое сохраняется, является правило “все дозволено”". В основе такого утверждения лежит тезис о несоизмеримости теорий. Любая методология имеет свои границы, все методологические предписания имеют свои рамки применимости, за пределами которых они мало эффективны (2).

Плюралистическая методология исторического знания уже достаточно подробно описана и отечественными методологами. По мнению А.В. Лубского: “...в ходе исторического исследования ученый, учитывая специфику его предмета и характер познавательных задач, сознательно выбирает те способы их решения, которые должны дать необходимый научный результат. При этом в зависимости от специфики предметной области и задач исследования историк легко переходит от одного типа интерпретации к другому, меняя методологические позиции. Вместе с тем принцип плюралистической интерпретации истории содержит требование, согласно которому любая из удачных интерпретаций исторической реальности является ограниченной, и поэтому не может быть экстраполирована в качестве универсальной методологии на весь процесс исторического познания […].

Смысл методологической установки, связанной с плюралистической интерпретацией истории, состоит в том, что по отношению к предмету исторического исследования можно сформулировать множество исследовательских задач, приоритетность которых зависит от методологического сознания исследователя. Однако по отношению к определенному классу исследовательских задач применяется, как правило, свой специфический способ их решения, давший в рамках определенной познавательной парадигмы необходимый научный результат.

Принцип плюралистической интерпретации истории имеет когнитивную сопряженность с такими концепциями онтологического содержания, как «многослойность социальной реальности» и «многолинейность социального развития». «Многослойность» социальной реальности связана с тем, что каждое новое состояние общества сохраняет в себе так или иначе прежние свои состояния с их интересами, ценностными установками и символическими рядами. Важным следствием «многослойности» социальной реальности выступает ее много­значность. […] Поэтому много­значность социальной реальности является следствием вычленения каждым действующим субъектом в ее составе и конструкции соб­ственного смысла.

В исторической науке концепция «многослойности социальной реальности» трансформировалась в теорию «многомерности исторического процесса». «Многомерность, пишет Ю.А. Поляков, – это понимание исторического процесса как комплексного, отражающего многослойность всех существующих человеческих обществ и множественность влияющих на него локальных и всеобщих, постоянных и преходящих факторов». При этом он отмечает, что «при таком многообразии русел и факторов, из которых складывается исторический процесс, легко выделить одно из русел или гипертрофировать его роль, оставляя в тени другие, умаляя их значение, замалчивая их связи и взаимодействие». [...]

Одной из особенностей сложившейся методологической ситуации в исторической науке является то, что «в современном научном мире, как подчеркивают некоторые исследователи, почти не осталось серьезных историков, которые бы с такой страстью, как еще совсем недавно, отстаивали тезис о возможности и необходимости единого подхода к истории, отражающего одну, единственно верную историческую теорию, способную охватить и передать весь широкий спектр многообразного и многослойного мира истории с его разнообразными особенностями, сложностями и противоречиями, не поддающимися никаким, даже самым основательным и тщательно продуманным, единым схемам и моделям развития». В результате в методологическом сознании историков наметился переход от монистической интерпретации истории к плюралистической» (3).

Однако нельзя забывать и том, что, при всём плюрализме, степень близости к реальности различных точек зрения и концепций далеко не одинакова! Особенно это очевидно при решении конкретных, достаточно узких исследовательских задач. Поэтому моноцентричность в моноцентрическом плюрализме подразумевает иерархию концепций и точек зрения, по крайней мере, при решении конкретной задачи.

В настоящее время историк должен уметь выбирать из готового. Теорий и методологий проведения исследований и интерпретации фактов уже достаточно много. Изменения могут коснуться только работы с новыми видами источников, такими как материалы сети Интернет и материалы на других цифровых носителях. Но одновременно ощущается ограниченность каждой теории в отдельности.

В исторической науке остро ощущается слабость как эмпиризма, так и различных теоретических построений. Эмпиризм не отвечает на часто возникающий вопрос «почему?», а любые теории испытывают недостаток фактов, их подтверждающих. Хотя очень многие важные факты были установлены отнюдь не эмпириками, а теоретиками, стремящимися найти подтверждение любимым концепциям… 

Почти любая теория хороша, если точно знать время и место, к которым её надо прилагать. И почти любая теория оказывается ложной, когда выходит за временные и географические рамки. Но практически любой учёный стремится генерализировать свои взгляды. Это объясняется спецификой психологии научной среды как конкурентной, а также прямой практической необходимостью (вплоть до «того самого» получения финансирования). 

Например, этнопсихологическая концепция Рут Бенедикт об основном типе личности для каждого этноса основана для небольших индейских племён после завершения их войн с американцами, когда территория, на которой проживало данное племя, стала гораздо более компактной (4).

Даже самое достоверное историческое исследование не может претендовать на абсолютную полноту раскрытия специфики объекта или явления. И самое недостоверное сочинение может оказаться ценным материалом, например, для изучения специфики мировосприятия его автора.

Однако учёные, как сторонники каких-либо теорий, так и принципиальные эмпирики, всегда будут наступать на грабли генерализации своих взглядов. Это психологически неизбежно. Остаётся лишь спокойно и взвешенно относиться хотя бы к чужим взглядам, знать границы эффективного применения тех или иных наработок.

Достоверным историческим фактом в любом случае является то, что стало отправной точкой какой-либо дискуссии, а также некие факты, на которые опирается научное сообщество вне зависимости от имеющейся разницы точек зрения и обилия интерпретаций.

Различные «всеобщие классификации» показали свою слабость. Нужны немногочисленные точные термины, как в истории, так и в антропологии. Известные учёные, например О. Ю. Артёмова, пытаются заменить традиционные термины, такие как «род», которые отражают лишь узко географически и исторически очерченную реальность. Вместо прежней терминологии используют одно из значений слова «анклав» и пр.(5).

Гораздо лучше термин «коллектив выживания», введённый социальным философом С. Резниченко. Он означает любой коллектив, члены которого регулярно взаимодействуют друг с другом с целью жизнеобеспечения, физического и культурного воспроизводства. Коллектив выживания в среднем насчитывает от нескольких до сотни человек. Коллективы выживания объединяются в сети, в крупных сетях друг с другом взаимодействуют только члены наиболее близко контактирующих коллективов. Небольшие же сети, тем более совместно локализованные, можно назвать сложносоставными коллективами выживания.

Этнос представляет собой либо сеть коллективов выживания, либо множество сетей, которые могут объединяться в несколько групп. Внутри сети коллективы выживания оказывают друг другу поддержку в ряде обстоятельств (война, стихийное бедствие), обмениваются брачными партнёрами, участвуют в совместных культовых действиях. Для сплочённости различных сетей в одном этносе очень важны государственные и религиозные институты.

Формы коллективов выживания, принципы их создания могут многократно меняться с течением времени, но в любом жизнеспособном обществе они есть.

Коллективы выживания надо отделять от сообществ, созданных не для совместного выживания, а для достижения конкретных целей, например производственной. Хотя жёсткой границы между теми и другими коллективами нет.

В целом концепция С. Резниченко представляет собой соединение традиционного для русской мысли циклизма с элементами постмодернизма и так называемого «третьего эволюционизма». Для неё характерна гибкость классификаций (желательно отдельно выделять элементы для каждого отдельного этноса в конкретный период времени), а также упор на стремление людей приспособиться к природной и социальной среде (6).

Подобные дефиниции в любом случае необходимы, поскольку существование научного знания без достаточно чётких категорий может лишиться объекта приложения своих усилий как таковых. Тем более, что методологический плюрализм оставляет место и для самых консервативных построений там, где они целесообразны для выполнения исследовательской задачи.

Наша гипотеза, предусматривающая графическое изображение исторического процесса в форме конуса также исходит из необходимости объединения различных взглядов на исторический процесс, характерных для разных эпох и направлений мысли. И которые имеют разную степень адекватности при описании разных исторических периодов, территорий и этнический культур. При этом гипотеза описания исторического процесса как конуса по степени достоверности остаётся одним из нескольких возможных вариантов.

В рамках некоторых научных направлений особый упор делается выискиванию недостоверности и иррациональности в историческом знании: политической, этнической, психологической и другой ангажированности исследователя, роли интуиции в научном познании и пр.

Как мы уже писали, ангажированность присутствует в исследованиях почти всегда, также как она почти никогда не бывает абсолютно полной, определяющей всё и вся в конкретном исследовании.

Интуиция и другие виды внерациональности важны тогда, когда познается неповторимое и единичное, а не типичное и рациональное. Чаще всего это либо изучение компактных единичных объектов (например, происшествие с какой-либо исторической личностью), либо максимально масштабный уровень обобщения.

 Если рассматривать историю человечества в контексте планетарных и космических процессов, то подход средневековых хронистов начинает выглядеть гораздо более верным. Средневековые хронисты объясняли события и явления, например, волей Божьей, новоевропейские учёные – различными рационально объяснимыми причинами. И те и другие по-своему правы. Различается только манера смотреть, цели и подход. Средневековый взгляд – максимально обобщённый, как будто с большой высоты, учитывающий всё, что есть во Вселенной, включая и недоступное человеку. По классификации Л. Н. Гумилёва – с ещё большей высоты, чем высота птичьего полёта…

 Новоевропейский взгляд подразумевает приближение, разглядывание через микроскоп, расчленение, выделение частного, на данный момент значимого или второстепенного.

 Во многом развитие новоевропейской исторической науки – не столько линейный прогресс, сколько перенос внимания с одних частных моментов на другие. Хотя, несомненно, в процессе этого происходило накопление фактов и знаний, т. е. в большей степени историческая наука раздвинула свои рамки вширь, чем продвинулась вперёд и вверх.

Другое дело, что собственно наука именно для этого и предназначена. Для неё доступны вполне конкретные измерения человеческого бытия, в познании которых наука в достаточной степени эффективна.

Для изучения рационально познаваемой сферы могут пригодиться очень разные доктрины и принципы. Над их выбором можно и нужно серьёзно задуматься. Быть может, пригодится сочетание несочетаемого или, наоборот, конкретная чёткая методология…

Например, коснёмся соотношения примордиализма и конструктивизма. Те, кто изучает деятельность духовных или интеллектуальных лидеров, а также деятельность политических групп влияния и их результаты, чаще всего обращаются к конструктивизму. Те же, кто изучает традиционную социальную организацию, долговременные константы образа жизни и ментальности, обращаются к примордиализму.

И над всеми принципами и концепциями возвышается хорошее знание достоверных источников, необходимых для решения исследовательской задачи.

Таким образом, моноцентрический плюрализм позволяет совмещать широкие и гибкие категориальные рамки с вниманием к единичному, свободно и точно выбирать методологические принципы, необходимые для достижения поставленной исследовательской задачи. А также неизбежность соединения в тех или иных пропорциях объективного и субъективного, достоверного и недостоверного. Но для реализации принципов моноцентрического плюрализма необходимо знакомство с самой разнообразно литературой, в т.ч., и далёкой от темы исследования. Также необходимо хорошее знание источников, не обязательно широкое, но глубокое в соответствии с избранным направление работы.

В любом случае абсолютно достоверное знание существует лишь как возможность, не достижимая в реальности, поскольку рационализации и вербальному описанию вообще доступна лишь часть реальности. Но к осуществлению этой возможности, по крайней мере, надо стремиться максимально приблизиться.

Примечания

1. Костов С.В. Современное состояние отечественной социальной истории // www. kostov.ru (дата обращения — 20. 06. 2017).

2. Теоретико-методологический плюрализм П. Фейерабенда // www.studme.org (дата обращения — 20. 06. 2017).

3. Лубский А.В. Альтернативные модели исторических исследований // http://textarchive.ru (дата обращения — 20. 06. 2017).

4. Клейн Л. С. История антропологических учений, 2014. С. 476–480.

5. Клейн Л. С. История антропологических учений, 2014. С. 622.

6. Резниченко С. Русские коллективы выживания. М, 2014.; Клейн Л. С. История антропологических учений, 2014. С. 606–639.