Онтологические прогулки

 

 

Экспериментальный текст, сюжетным центром которого является первоначало (греч. ἀρχή), понимаемое как нечто вулканически динамичное, абсолютно живое и одновременно, принципиально неопределённое квантовое поле. Согласно автору текста, первоначало, впервые на интуитивном уровне "обнаруженное" древнегреческими философами-досократиками, не поддаётся концептуализации, понятийному схватыванию, подобно тому, как глаз видит всё, кроме самого себя. Другими словами, первоначало это не столько онтологическая, сколько перцепт-онтологическая проблематика, которая мыслится/проживается/переживается/осознаётся не на путях строгих логических доказательств, – что невозможно в принципе, – а в слегка хаотичном (квантовом!) режиме интеллектуально-аффективной медитации... 

 

 

 

I. Досократическая натурфилософия. Первоначало. Забвение бытия

 

       а) Вопрошая о первоначале

 

        Квантовая механика – раздел физики, которая появилась в начале XX века. Это – исторический факт. Также является фактом её невероятная сложность и парадоксальность, несмотря на то что многие физики твердят, что радикальное непонимание якобы уже давно преодолено. Но редко, кто отмечает, что та проблематика, с которой столкнулись физики в начале XX века, косвенно восходит ко временам досократической философии, когда первые древнегреческие философы, которых в истории философии нарекли натурфилософами, осмысляли те же странные и труднопонимаемые реалии. Конечно, тогда не существовало слова "квантовый", но саму тревожную реальность, а именно, – стихию первоначала, с которой работали философы-досократики, во многом можно ассоциировать именно с квантовым полем. Уже позже, в постсократическую эпоху эта парадоксальная реальность была предана забвению и спрятана под интеллектуальными наслоениями двухтысячной истории, в ожидании новых философствующих физиков XX века, чтобы раскрыться. Поэтому на нижеследующих страницах мы проанализируем, что происходило в сфере мышления в период зарождения древнегреческой философии, ибо в обозримой истории, как мы отметили, первыми, кто с особой гносеологической страстью обратил внимание на фундаментальную реальность, были Фалес, Анаксимен, Анаксимандр, Гераклит, Парменид, Анаксагор, Эмпедокл, Демокрит[1]. Это та плеяда мудрецов, с которой обычно отсчитывается начало истории западной философии. До них в человеческом обществе доминировало мифологическое, религиозное мышление. Эти мудрецы впервые стали философствовать, т. е. не просто мыслить о сущем, но и мыслить о самом мышлении, а, будучи погруженными мыслью в глубочайшие недра мышления, прикасались к ядру Реальности, или, что то же самое, к бытию.

       Самое невероятное это то, что эти философы дерзнули дать имя безымянному, стремились назвать одним конкретным словом то, что лежит в основе мира, что является последним основанием сущего. Другими словами, в своих интеллектуальных операциях и интуициях они стремились обнаружить первоначало. А что такое первоначало? Это – невозможное. Приведём важную цитату А. В. Смирнова, (правда, он здесь пишет о начале, но, судя по смыслу рассуждения, имеется в виду именно первоначало): "Философия – это и есть вопрос о начале. О том, как из ничего возникает нечто, потому что начало, на мой взгляд, это всегда ничто, правильно? Если это "что", то это уже не начало. Эта парадоксальность начала (когда оно ничто, но в то же время всё), совпадение противоположностей, ничто и всё – это совершенно потрясающая загадка...". Вдумайтесь! Речь идет о неком поле, с которого начинается всё, но которое, чтобы остаться началом, должно удерживать в себе ещё и ничто, так как иначе оно станет принадлежать тому, что появится позже как всё, а значит уже не сможет называться первоначалом. Это чистый воды парадокс. Но самое принципиальное в вышеприведенной цитате это то, что начало не есть что, оно есть как, т. е. это не что-то фиксированное, а процесс чистого становления (читай: процессуальная естьтность).

       И вот Фалес заявляет – всё есть вода. Анаксимен первоосновой мира считает воздух. Гераклит уверен, что источником сущего является огонь. Согласно же Анаксимандру, в основе всего – апейрон, беспредельное. Ну и т. д. Замыкает цепочку досократиков Демокрит, согласно учению которого мир состоит из атомов и пустоты (это уже почти физика).

       Понятно, что называя первоначало каким-нибудь конкретным именем, первые философы не имеют в виду физическую конкретику этих стихий – вода Фалеса это не та обычная вода, с которой мы имеем дело в повседневной жизни, огонь Гераклита это не тот обычный огонь и т. д. Эти слова, которыми философы обозначали первоначало, были символами всеобщего. Весь пафос этих, на первый взгляд наивных, но на самом деле, предельно сложных интеллектуальных актов состоял в том, чтобы обозначить последнее основание, помыслить первоначало, которое не только не является чем-то, находящимся в одном онтологическом ряду со всеми вещами (сущими) этого мира, но и вообще непонятно чем и как оно является.

       Но, что значит помыслить первоначало?

       Это очень важный и сложный вопрос. Сразу напрашивается ответ: помыслить первоначало это значит помыслить немыслимое. Именно с этого вопроса и началась собственно философия, а в контексте нашей темы, и та стратегия умозаключений, которая позже привела к возникновению физики, как естественной науки о природе.

       Здесь мы позволим себе вольную интерпретацию некоторых разработок Хайдеггера, который в рамках своей фундаментальной онтологии разрабатывал крайне важную проблематику отношения (Bezug)  бытия (Seyn) и сущего (Sein), которое артикулировано у него как онтологическое Различие (ontologische Differenz), потому что эта проблематика тонкой и, как оказалось, – принимая во внимание весь путь западной философии, – не столь очевидной разницы между сущим и бытием. Ведь эта разница нередко отсутствует во многих интеллектуальных и даже собственно философских трудах разных мыслителей – слово бытие довольно часто используется в значении сущего и наоборот. Хотя именно онтологическое различие между этими двумя понятиями обеспечивает удерживание корректного отношения между фундаментальной онтологией, которая должна быть обращена к бытию и остальными научными дисциплинами, нацеленными на исследование этого мира, т. е. сущего.

       Согласно немецкому философу основной вопрос философии это вопрос о бытии. А исторический момент, когда первые греческие философы в точке первоначала обнаружили измерение бытия, он назвал Первым Началом. Именно в этот момент появилась возможность совершить прыжок в бытие и осуществить то уникальное предназначение, к которому и был изначально призван человек, как "пастух бытия" (по аналогии: человек – наместник Бога в монотеизме).

       Но прыжок не удался. Произошло то, что Хайдеггер назвал "забвением бытия" – процесс, прочертивший траекторию "развития" человеческой цивилизации в сторону уплотнения сущего и удаления от света бытия, вплоть до сегодняшнего времени глобальных и комплексных кризисов.

       Почему прыжок не удался и человек в эпоху Первого Начала, находящийся на столь высоком интеллектуальном и даже профетическом уровне, на котором пребывали первые древнегреческие философы, упустил шанс мыслить о бытии? Ответ Хайдеггера приблизительно таков: древнегреческими философами-досократиками было некорректно промыслено онтологическое различие, в результате чего был ликвидирован зазор между бытием и сущим, т. е. бытие было приравнено к сущему, как его сущность и высшее (общее) свойство, но свойство, качественно не отличающееся от всех остальных (частных) свойств сущего. Разберём эту тему чуть подробнее, так как это принципиально.

 

       б)  Онтический, феноменальный уровень.

       Раньше, до появления философии человек пребывал внутри сущего, как всего того, что есть. Сущее в своей чувственной очевидности – самый доступный для человека уровень наличного. Этот уровень у Хайдеггера называется онтическим. Абсолютно всё, про что можно сказать, что оно есть, является сущим. Все предметы окружающего мира – стол, чашка, окно, дерево, камень, вирус, гора, кошка и т. д. – есть сущие. Сущее нам дано непосредственно, перцептивно, феноменологически. Это и есть феноменальный, кантовский мир-для-нас, тотально имманентное. И вот человек жил внутри этого феноменального мира, не задумываясь не только о его границах, но и о том, что эти границы вообще существуют, ведь сущее казалось абсолютным в своей необъятности. Человеку не приходило в голову задаваться вопросом о бытии сущего, ибо этот вопрос как раз и направляет луч внимания к границе сущего или, иначе говоря, к точке первоначала, – точке, уже не принадлежащей сущему, а находящейся в апофатическом поле абсолютно Иного.

       Итак, на онтическом уровне человек с головой был погружён в предметно-чувственную действительность, с которой был слит почти так же, как и любое другое животное, взаимодействующее с миром в режиме стимул-реакция. Мы не сильно погрешим против истины, если скажем, что в такой ситуации человек отличался от животного лишь количественно. В этом случае преобладало примитивное мышление, руководствующееся алгоритмами разума, который в данном контексте следует отличать от интеллекта и, тем более, от мышления и понимать как биологический инструмент выживания вида homo sapience в окружающей экологической среде.

 

       в) Онтологический уровень.

       Но вот наступает некий судьбоносный момент в истории древнего мира, когда мыслящий человек вдруг задается вопросом не о том или ином единичном сущем (т. е. не о конкретном объекте внутри этого мира), а о сущем как таковом, т. е. стремится познать общее свойство сущего – бытие сущего, то, что делает сущее сущим; человек-философ в этом акте вопрошания делает попытку помыслить всеобщее как таковое. Это и есть вопрос о первоначале всего и вся, вопрос о бытии.

       Что происходит в этот момент?

       Рождается философия, а вместе с ней рождается и собственно человек, так как человек в отличии от всех остальных биологических видов, согласно Аристотелю, есть существо, наделённое Логосом (речью, языком, мышлением); и рождается он именно в момент пробуждения способности фундаментального мышления, которое может различать сущее от того, что является бытием сущего, т. е. тем, что оказывается условием возникновения сущего. В пространстве онтического (био-разумного) мышления парадоксальным[2] образом вскрывается измерение фундаментальной онтологии (событие откровения как вторжение сверхъестественного фактора, который был образно артикулирован в инстанции даймония), оказавшись в котором человек получает возможность мыслить уже не только о различных и множественных аспектах сущего, оставаясь человеческим животным – ведь и животные могут различать разные сущие друг от друга – но и философствовать о самом сущем в целом, как некой всеобщей субстанции; речь идёт о вычленении всеобщего как предельно абстрактного конструкта и работе с ним. А это значит, в процессе такого фундаментального мышления пребывать уже не внутри сущего, а на его границе, в той самой "невозможной" точке (абсолютного предела), с которой сущее охватывается как целое, как всеобщее, а не как количественная совокупность бесконечного множества единичных объектов. Это есть акт трансценденции, выход за формат тотально имманентного. Согласно Хайдеггеру, это – бросок по направлению к бытию, которое не есть сущее (бытие не есть сущее – нем. Sein ist das Seiende nicht). И вот в этом броске, как мы отметили выше, рождается собственно человек как проблематичное и открытое мировой тайне живое существо, наделенное в отличии от всех остальных животных, потенциями становления всегда иным, чем он есть в каждый момент текущего времени (читай: свободой).

       Обратите внимание на это слово – становление. Оно связано как с человеком (у Хайдеггера с понятием "Dasein"), так и с точкой первоначала. Древнегреческие философы, вопрошая о первоначале, размышляли о фюзисе (греч. φύσις, природа), который в определенной степени синонимичен слову "становление".

 

       г) Фюзис.

       Фюзис – знаковое слово в досократической философии, играющее ключевую роль в Первом Начале, когда философы-досократики прикоснулись к тайне бытия. Не лишним будет отметить, что почти все трактаты досократиков назывались одинаково – "О фюзисе", (чаще переводят – "О природе"). Со временем это слово превратилось в "физику", науку о природе. Это превращение означало потерю важных смыслов, которые изначально были заключены первыми философами в слове фюзис. Путь от фюзиса к физике это путь интеллектуального и экзистенциального нисхождения человеческой (западной) цивилизации, путь того, что Хайдеггер называл "забвением бытия".

       Да, фюзис переводится как природа. Но переводя его так буквально, мы теряем все его изначальные значения. Природа для нас это уже нечто оформленное, завершённое в своём многообразии, это – совокупность сущих, которых можно потрогать руками, ощутить, изучить как уже явленных и представленных нашему взгляду форм.

       Но фюзис это нечто куда более глубокое, тонкое и бездонное. По смыслу фюзис означает "расцвет", "цветение", "всходить", "всходы". В этом есть нечто весеннее, дерзкое, магматически экспансивное. Это, например, когда из семени произрастает росток, который затем превращается в растение, в цветок, в дерево. Но это не семя, не росток и не растение, т. е. это вообще не форма (это не сущее!), а бездонная энергия, лежащая в основе преобразований семени в росток, растение, дерево; это сила вектора, пронизывающая всё растущее, восходящее, расцветающее, становящееся. Одним словом, это сама энергийная мощь становления, как такового. Этот скрытый, невидимый глазу энергийный ток бытия приводит к наличию, к сущему, но сам не является этим наличествующим сущим. Фюзис является истоком сущего и вратами в бытие. Фюзис – парадоксален, ибо сверхрационален и в высшей степени не(сверх)логичен.

       Хайдеггер приводит следующие весьма странные слова Гераклита о фюзисе: "φύσις κρύπτεσθαι φιλεϊ (восхождение благосклонно к самосокрытию)"[3]. Странно, не правда ли? Вот и Хайдеггер удивляется такому заявлению своего древнегреческого коллеги: "Сказать, что восхождение есть захождение — значит сказать, что день — это ночь и наоборот. Это звучит как "светлое есть темное"[4]. Перефразируя эту гераклитовскую мысль можно сказать: путь верх-вниз один и тот же[5]. Вам это ничего не напоминает? Да, это фактически о квантовой механике: вектор (спин, импульс) электрона направлен одновременно и вверх, и вниз (тогда как в классической механике вектор направлен либо вверх, либо вниз). Напрашивается концептуальное соответствие между фюзисом и квантовым полем. В этом – парадоксальность фюзиса как потока чистого становления, как не завершающейся в самой себе процессуальности.

       Говорить, что восхождение есть захождение – всё равно, что сказать, что возникновение есть исчезновение. То есть в этом случае исчезновение не следует за возникновением, как, если бы нечто сначала возникло, а затем через какую-то, пусть и бесконечно малую единицу времени, исчезло. Это было бы как раз понятно и логично. Но когда говорится, что возникновение есть исчезновение, то подразумевается, что возникновение и исчезновение – суть одно и тоже. Это утверждение не вмещается в нашу обыденную логику и может быть записано следующим мета-грамматическим образом: возникновениеисчезновение (именно так, без дефиса, так как дефис уже говорит о временном зазоре). Это есть формула становления, формула фюзиса. Становление это – возникновениеисчезновение. Она же является формулой первоначала, постулируя невозможность его осмысления в рамках ratio – обыденная логика здесь взрывается. Запишем цепочку коррелирующих друг с другом понятий: первоначало ↔ фюзис ↔ становление ↔  возникновениеисчезновение.

       Парадоксально мыслимое и интуируемое таким вот "странным" образом первоначало, было для философов милетской школы и Гераклита вратами в бытие, вратами в измерение немыслимой свободы духа. В бездонном, логически невозможном фюзисе яростно пульсировала и клокотала энергия бытия. Но...

 

Рис. 1

 

 

 

       д) Блокировка и забвение.

       Но случилось то, что должно было случится и то, что Хайдеггер назвал судьбой западной цивилизации – забвение бытия. Это произошло при осмыслении глагола "быть", "есть".

       Когда философы Первого Начала рассуждали о сущем, то утверждали корректное – "сущее есть". Это ведь так несомненно и очевидно: феноменальный мир вещей-для-нас существует, он есть! Но вот когда в открывшемся онтологическом измерении, встав на границу сущего, философы стали производить сложные интеллектуальные операции по схватыванию мыслью сущего как всеобщего целого (Единого), т. е. пытались помыслить бытие сущего, которое есть (помыслить "есть" этого "есть": что значит "есть" сущего?), то пришли к понятию сущности (др.-греч. οὐσία, ὑπόστᾰσις "усия"; лат. essentia, substantia, нем. Seiendheit), как предельно общего понятия, в котором сущее выражает себя в самом общем своём качестве. Получается, что бытие сущего есть сущность сущего, или, коротко – бытие есть сущность сущего. Ещё короче – бытие есть. Вот эта казалось бы вначале вполне корректная логическая операция, согласно Хайдеггеру, и привела к фатальному сбою. Ведь несмотря на то, что сущность сущего понимается как самое общее свойство сущего, оно всё равно приравнивается к сущему, как его наивысший уровень. То есть сущность (как и сущее) – есть. Получается, что постулируя бытие как сущность сущего, древнегреческие философы, артикулируя отношение бытия и сущего через сущность, фактически отождествили (опять же через сущность) бытие и сущее, нейтрализовав онтологическое различие. Ведь в просвете открывшегося онтологического измерения, когда под огненным лучом откровения было актуализировано корректное онтологическое различие, бытие мыслилось как не-сущее, как ничто (рис. 1 а). Если сущее есть, то бытие не есть. Бытие не может быть так, как есть сущее, ибо в этом случае оно не сможет охватить сущее в целом – понятно ведь, что сущее в целом (т. е. сущее как таковое, взятое в своей абсолютности) может быть схвачено/охвачено только "извне" самого сущего – в "месте" не-сущего, в точке онтологического разрыва, зазора, зияния. Иными словами, если мы мыслим о сущем, то уже самим этим фактом мышления пребываем (в истоке мысли) вне сущего. А если сущее есть Всё, что есть, то где же ещё может пребывать мыслящий о нём? Ответ: в ничто.

       Первоначало как фюзис, представляющее собой парадоксальное "квантовое" поле становления/возникновенияисчезновения, относится к регистру Не-дефинируемого (нон-актуального, ноуменального) и обозначено не-числом 0.  А вот как только утверждается, что бытие есть сущность сущего, то получается, что бытие есть наивысший уровень сущего, но всё равно сущего, т. е. бытие "становится" сущим II – происходит удвоение сущего, где бытие, некорректно промысленное как сущность сущего, занимает место "самого самого..." высшего и наипервейшего сущего, но всё равно сущего. И оно, обозначаясь числом 1, уже Платоном нарекается словом "Единое" (рис. 1 б). Фюзис, как непрекращающееся в самом себе становление, превращается в физику – явленную и статичную в своих завершённых формах природу и одновременно науку о ней. Бездонное, безосновное первоначало, как врата в трансцендентность бытия, как мира вещей-в-себе, оборачивается началом имманентного порядка вещей мира-для-нас, которое обретает основу  (рис. 2 ). Таким образом между человеком, не успевшим вкусить нектар бытия, и самим этим бытием образовалась преграда, пелена, стена.      

 

Рис. 2

 

       Вышеизложенное можно сформулировать и так: в результате промысливания бытия сущего, онтологическое различие между бытием и сущим было устранено, и бытие как таковое редуцировалось к сущему. Произошла иммантизация трансцендентного. Бездна (бытие-как-ничто) перестала быть бездной, ибо появилась основа, на которую отныне можно было опереться, обрести твёрдую почву под ногами, успокоиться. Яростное, направленное на трансцендентность бытия, мышление человека, одомашнилось, приручилось... Фундаментальная онтология, которая, согласно Хайдеггеру, могла бы случиться, если первым философам удалось бы удержать корректное онтологическое различие и не дать бытию отождествиться с сущим, не случилась. Нуль абсолютно Не-дефинируемого был вытеснен (загорожен) единицей Единого, как абсолютно всего, что есть и кроме которого ничего нет.

       После отождествления бытия (как ничто) с сущим (как всем, что есть) осталось только заявить, что бытие (уже как сущее) есть, а небытия (т. е. бытия в оптике корректного ontologische Differenz) нет. Вот Парменид и заявляет: бытие есть, небытия нет.

 

       е) Атомы и пустота Демокрита. Эйдосы Платона.

       Очень символично, что одним из последних философов, концептуально замыкающим досократический круг древнегреческих мыслителей, был Демокрит, который создал учение об атомах и пустоте и, таким образом, прочертил ментальный мост в современность. Как только дверь в бытие захлопнулась и фюзис стал физикой (природой), т. е. осязаемой материальной действительностью, появилась возможность познания её феноменальной структуры. Ведь физика в отличии от лишенного основы (бездонного) фюзиса обрела в себе твердую основу. И, просим прощения за тавтологию, эту основу нужно было как-то концептуально обосновать и обозначить – найти нечто твёрдое и неделимое, что послужило бы прочным кирпичиком, из которого выстраивалось бы всё миро-здание сущего, как Единого. И вот Демокрит находит такой кирпичик – атом (реч. ἄτομος "неделимый, не разрезаемый"), окружённый пустотой. Несмотря на то, что атом является бесконечно малой величиной, он – неделим и своей абсолютной плотностью не позволяет острию мышления проникать дальше и глубже; атом становится пределом, последней инстанцией деления, преградой... Любопытно то, что наделяя бесконечно малую частицу реальности свойством неделимости – что и заключено в самом слове атом, – Демокрит перенёс на эту частицу свойство парменидовского бытия, ведь только бытие Парменида обладало качеством неделимости. И в этой своеобразной и дерзкой проекции можно увидеть определённую концептуальную абберацию – возможно с этого шага и обозначилась траектория движения древнегреческой мысли от парадоксальных манифестаций фюзиса в сторону того, что стало называться современной наукой, базирующейся на атомарной теории... 

       Но учение Демокрита об атомах было только одним из "материалистических" полюсов постсократовского мышления о Едином, который наследовали и развивали в своих учениях Эпикур и Лукреций. Другим, противоположным "идеалистическим" полюсом явилась философия Платона, в частности, его учение об  идеях.  Это было дальнейшим развитием понимания бытия сущего, но уже как ἰδέα – идеи.  

       Этимологически слово идея означает вид, форму, прообраз и связано с проблематикой видения, видимого, визуального. То же, что и греческое слово εἶδος – эйдос, которое означает  вид, облик, образ. Поэтому столь важным в учении Платона было понятие созерцания – идеи не столько мыслятся (хотя, безусловно, в современном понимании мыслятся тоже), сколько созерцаются. А что значит созерцать, видеть нечто? Это значит быть на дистанции от созерцаемого, находиться на расстоянии от объекта видения. И вот уже идея становится представлением, объектом, оказывается расположенным перед или напротив человека – неспроста Платон изобрёл столь остроумную и глубокую модель мира, которая носит название "пещера Платона", с людьми-узниками, которые созерцают тени на стенах пещеры, наивно принимая эти тени за реально существующие объекты.

       Таким образом, согласно Хайдеггеру, у Платона бытие не просто превращается в идею (самая высшая из которых есть идея Блага), но сам мир идей становится ментально-перцептивной (читай: словесно-образной) преградой, загораживающий бытие как абсолютно Не-дефинируемое. Тем самым, человек Первого Начала оказывается окончательно и бесповоротно заключён внутри сущего, как объективированного и множественного мира-для-нас.

       Такая онтологическая ситуация на нижних регистрах сущего сформировала соответствующую социокультурную атмосферу, в рамках которой появилась возможность линейного цивилизационного развития (как уплотнения тела сущего): досократический Логос (у Гераклита), который ещё "дружил" с Хаосом[6] и был каналом божественного откровения, – которое было противоречиво, абсурдно, сверхлогично – превратился в формальную логику (у Аристотеля), которая позволяла совершать мыслительные операции по количественной модификации сущего и экспансии прикладных достижений; отныне история стала постепенно, но стремительного развиваться по пути наращивания технических мускулов, в сторону торжества техногенной цивилизации.

 

        

2. Религиозная схоластика. Спиритуализированный платонизм

 

       Переход от Античности к Средневековью означал смену античного политеизма христианской (а позже и мусульманской) системой ценностей. В социокультурном поле этот переход выглядел радикально – на смену древнеримскому изобилию всевозможных квазисакральных и вычурных интеллектуальных форм приходит строгая религиозная аскетика и визуальная сдержанность. Но на глубинном уровне этот переход был не столь контрастным, ведь вся христианская схоластика основывалась на аристотелизме или, опять же по Хайдеггеру, на платонизме (можно – платоно-аристолетизме) – немецкий философ определял христианство как "платонизм для масс". Сущее (Sein), или высшая платоновская Идея (Блага), была заменена христианской троицей. После того, как в сложнейшем и тончайшем вопросе соотношения бытия и сущего постсократическими философами (Сократ-Платон-Аристотель) была сделана судьбоносная ставка на сущее (и тем самым захлопнулись врата в чистую трансцендентность бытия), на это сущее можно было нанизывать какую угодно абсолютную идею или религиозную ценность. Церковный дискурс изощрялся и развивался в сфере тотально имманентного. Спиритуализированный платонизм был удобным идейным контекстом для развития христианского учения, с той оговоркой, что это учение уже не было метафизическим посланием собственно Иисуса или учением первохристиан, а представляло собой социально ориентированную (идеологическую) догматику Никейских (Вселенских) соборов.

       Даже арабо-исламский интеллектуальный мир "прогнулся" перед аристотелизмом: арабские мыслители-перипатетики, разрабатывающие свои учения не столько на коранической сверхчеловеческой логике, сколько на формально-логическом методе Аристотеля – Аль-Кинди, Аль-Фараби, Ибн Сина, Ибн Туфайл, Ибн Рушд – оказали существенное влияние, в целом, на всю исламскую мысль.

       Следует отметить важный момент. На эпоху Средневековья приходится расцвет монотеистических конфессий – христианства и ислама. Так вот, наряду со схоластической, рационально ориентированной линией, которую, основываясь на постсократической философской традиции разрабатывали и развивали ученые-теологи, существовала и сверхрациональная профетическая линия, к которой можно отнести всех гетеродоксальных теологов, мистиков и святых, т. е. тех, кто в своих изысканиях и спиритуальной практике восходили к традиции монотеистических пророков. Кстати, древнегреческие философы-досократики, осуществлявшие невероятно интенсивную по своей архетипической мощи мыследеятельную активность на грани рассудка и безумия, также относились к этой сверхчеловеческой традиции. Поэтому можно провести параллель между этими первыми философами, пророками и средневековыми мистиками – и те, и другие, и третьи в своей интеллектуальной практике прикасались к тревожной и фасцинирующей стихии первоначала, как чего-то неведомого и невидимого...   

 

3. Наука Нового времени

 

       Если средневековая схоластика полной грудью дышала символизмом и размеренно осуществляла свои когнитивно-созерцательные практики в лучах "духовного неба", то Возрождение и Новое время совершили мощный и неотвратимый сдвиг в познании – родилась новая научная парадигма. В XVI-XVIII вв. усилиями нескольких мыслителей – Галилеем, Декартом, Лейбницем и Ньютоном – возникло то, что мы называем современной экспериментальной наукой. Несколько подзабытый в Средние века демокритовский атомизм вновь оказался востребован, но не в смысле развития атомистической теории, а как некая точка отчёта – атомы, как неделимые твёрдые частицы рассматривались как кирпичики всей вселенной. Сама же вселенная в рамках ньютоно-картезианской модели мира представляла собой пустое детерминированное физическое пространство, заполненное твёрдыми материальными телами, состоящими из этих самых атомов. К привычной ещё для греческих атомистов картине мира, Ньютоном в книге "Математические принципы натуральной философии" (1687 г.) было "дабавлены" силы тяготения, которые действовали между атомами – речь о теории гравитации.

       Так как в наблюдаемой системе законы движения и начальные положение атомов могли быть заданы (ученым-экспериментатором), то поведение системы было полностью предопределено и известно заранее. Как показывает мысленный эксперимент, предложенный французским математиком Пьером Лапласом и известеный под названием "демон Лапласа", если некоему вымышленному существу во вселенной в каждый момент времени будет известно положение и скорость каждого атома во вселенной, то это существо легко может предсказать каждый момент как будущей эволюции вселенной, так и то, какой вселенная была в каждый момент своего прошлого. То, что у человека нет и физически не может быть таких знаний, не имеет значения, так как этот эксперимент имел целью показать, что чисто теоретически (а значит непротиворечиво и возможно в принципе), независимо от нашего субъективного представления, вселенная подвержена объективным физическим законам абсолютной детерминации – мир предопределён и, следовательно, механистичен и безжизненен.

       Первый вывод из сказанного о периоде Нового времени – наступление модерна и стремительный курс не просто на наукоцентризм, но и на постепенную доминацию физикалисткой парадигмы, которая уже к XIX веку будет выглядеть как полностью позитивисткая, материалистическая и объективисткая. А это, с необходимостью исключает сознание из процесса познания, как ни странно и абсурдно это ни звучит, ведь познаёт этот мир не какая-то нейтральная, абстрактная и объективная наука, а учёный – конкретный человек из плоти и крови.

       Второй вывод – начиная с Галилея, Декарта, затем Ньютона, наука стала опускаться с "неба" на "землю". Она стала постепенно покидать территорию средневекового теологического абсолютизма и устремилась на тщательное исследование материи физического мира, картезианской вселенной макрообъектов. А это значит, что рано или поздно, по мере усовершенствования научных приборов для проведения физических экспериментов, данная тенденция не могла не привести к погружению внимания исследователей-эмпириков в недра материи, в квантовый мир микрообъектов.

 

4. Квантовая механика

 

       Это погружение случилось на рубеже XIX-XX вв. и привело к рождению квантовой механики – раздела физики, в котором она пересекается с философией, а точнее, с метафизикой[7].

       Квантовая механика зародилась в начале XX века для объяснения множества парадоксов, появившихся при открытии структуры атома. Ученые-физики, доселе не столь активно интересовавшиеся фундаментальным  уровнем реальности, вдруг решили проникнуть в тайну строения материи, главным кирпичиком которой являлся атом, как неделимая частица. Открыв же структуру атома, эти физики неожиданно оказались перед вратами бездны, проникать в которую им было не так-то просто. Скажем, Макс Планк и Альберт Эйнштейн были первыми, кто заложил основы квантовой механики. Но они же оказались первыми, кто стал сопротивляться новой теории, не желая верить в её научную состоятельность. Особенно это касается Эйнштейна, который до конца жизни так и не принял квантовую механику, надеясь на новые открытия в экспериментальной физике, которые опровергли бы квантовую теорию и успокоили интеллектуальную совесть и душу ученого. Это не удивительно, так как, несмотря на несомненный талант этих ученых, они были еще слишком традиционными физиками, и их симпатии были на стороне классической механики. Ведь истина, таящаяся в квантовой механике готова была опрокинуть классическую картину мира, а значит выбить почву из под ног физиков, воспитанных в рамках этой картины. Поэтому основными игроками на поле квантовой механики оказались сравнительно молодые ученые – Н. Бор, Гейзенберг, Шредингер и т. д. Но даже у них захватывало дух от результатов собственных экспериментов – насколько необычными представала открывающаяся их взору фундаментальном реальность.

       По логике повествования мы сейчас должны были бы перейти к почти хрестоматийному изложению квантовой теории, как это традиционно проделывается во многих текстах на эту тему. Но мы не будем этого делать. Основная причина того, что наше аналитическое повествование скоро "оборвётся" на полуслове и перейдёт в визуальную медитацию, заключается в том, что мы уверены, что к квантовой механике следует подходить не с позиции третьего лица, как это происходит в современной физике, а с позиции первого лица...

 

Рис. 3

 

 

    Прикоснувшись к стихии принципиально Не-дефинируемого – того, что стало называться квантовой реальностью – пытливый человеческий ум вновь вернулся к досократической теме первоначала и, соответственно, к проблематике инфратонкого отношения бытия и сущего (на рис. 3 показаны векторы соотнесения/возвращения фокуса "научного внимания" к досократической проблематике первонаначала, как фюзиса). Вернулся к тому, что М. Хайдеггер называл Первым Началом. Можно добавить – вернулся к волнующему и тревожному предстоянию перед грандиозной тайной... Но ведь этот же человеческий ум ещё в ту далёкую античную эпоху отвернулся, избежал этого качественного предстояния, устремившись в количественную сторону возведения циклопического и порабощающего дух здания современной технологической цивилизации. И вот в начале XX века, человек, осторожно проникая в строение атома, вдруг обнаружил, как этот атом постепенно, по мере углубления в него, "предательски" рассеивается в пустоте неизвестного и никак неопределяемого. Казалось бы недавно столь крепкая ньютоно-картезианская основа мира стала расщепляться на бесконечно малые частицы непонятно чего. И человек вновь оказался в головокружительном измерении вопиющей неопределенности и "жуткой" безопорности. Эта неопределённость и щекочащая нервы здравого смысла "жуткость" выражается в самых известных качественных характеристиках квантовой механики – квантовой запутанности, принципа неопределенности, суперпозиции состояний, корпускулярно-волнового дуализма и... кучи парадоксальных мыслительных экспериментов, которые несмотря на строгие физико-математические формулы и уравнения отнюдь не становятся более понятными и прозрачными даже самим физикам. Всё это наровит "взорвать" мозг. Как минимум, это "оскорбляет" человеческую логику, которая требует соблюдения закона непротиворечия (P Λ ¬ P) и уважения к прочной доказательной базе. В квантовой механике вся архитектоника логически безупречных объяснений проваливается в бездну парадоксов...

    Так вот, наша точка зрения заключается в том, что человеческий ум, прикоснувшись в начале прошлого века к квантовому полю, т. е. к первоначалу, следуя инерции классического научного мышления Нового времени, может опять, как и тогда, на заре человеческой цивилизации, "соскочить" с позиции предстояния и уйти в сторону. Скажем, если мы взглянем на то, что происходит в области квантовой механики, то увидим, что научный, академический мир, несмотря на признание принципиальной инаковости квантового мира, тем не менее, исследует его так, как исследовался раньше и исследуется сейчас классический мир макрообъектов, т. е. с позиции третьего лица, с позиции квантового наблюдателя. А ведь согласно парадоксальной логике квантовой механики, квантовый наблюдатель самим своим наблюдением меняет наблюдаемый им мир, т. е. каким-то непостижимым для рационального объяснения образом (посредством квантового измерения, которое влечёт за собой редукцию, или коллапс волновой функции) конвертирует Реальность (мир-в-себе) в действительность (мир-для-нас). Получается, что если ставится задача проникнуть в тайну квантовой механики, то исследованию  должно подлежать не сколько эта уже изменённая (актом наблюдения) действительность, которая после конвертации (в результате редукции волновой функции) стала подчиняться классическим физическим законам, а сознание наблюдателя. Так как именно внутри сознания и происходит главное, что составляет суть квантовой механики – удивительная тайна превращения ноуменальной Реальности в действительность феноменов. Поэтому наш главный посыл в этом пункте статьи заключается в том, что квантовая механика это не столько дело самих учёных-физиков, сколько область, имеющая самое непосредственное отношение к каждому из нас, вне зависимости, как складываются наши отношения с физикой как наукой.

       Квантовая механика – о сущностной стороне нашей многомерной и сложносочинённой природы, которая и есть природа первоначала, которая не где-то там, вне нас, а внутри самого созерцающего, в глазу смотрящего. Ведь тайна первоначала, метафизическая интрига фюзиса – это ноуменальная тайна нашего сознания, которая пребывает в самом центре нашей перцепции.

       Поэтому здесь и сейчас, мы прекращаем плести рациональный узор повествования и, предлагая вашему вниманию минималистический концептуально-аффективный диптих (мета-мандала, рис. 4), предлагаем вам погрузиться в бинокулярное внерациональное созерцание точки ἀρχή (архе – первоначало), как проекции центра вашего восприятия. Дальнейшие разъяснения избыточны, ибо рассеяны в облачных пульсациях не-дефинируемого...

 

Рис. 4