Поэзия

 

 

 

 

 

 

когда я валялась по часам и целым дням на нашей долыне,
где с одной стороны стояли копыцы сена и росли вязы,
а также дикая груша роняла в траву груши,
маленькие, тугие, кислые, зеленые груши с крепким черенком и пятном или царапиной,
а с другой стороны искрилась заполненная водой круглая копанка под небом,
и над ней стояли пять серебристых тополей, на ветру показывая испод своих белых бархатных листьев,
я читала книгу и иногда словарик
карманный русско-английский словарик, где в предисловии объяснялось,
что один звук похож на русское э, но также похож на е,
а другой звук поход на русское а, но также похож на э,
я извлекала
из словаря или книги, которая была со мной, неведомые страны,
чужие берега, незнакомые площади в платанах и каштанах,
освещенные фонарями восьмигранными,
мраморные ступени,
гранитные плиты, кривые улочки, дворцы дожей,
мозаику, с прожилками тело изваянной нимфы, плечо и бедро скрыто ниспадающими складками покрывала,
запах кофеен на шумных улицах какого-нибудь мумбаи,
профиль нефертити в прохладном музее, огромные окна,
высвеченные изнутри оранжевой, зеленой или фиолетовой лампой,
платья и туфли прохожих девушек, спешащих к метро, глядящих в витрины
на себя, подправляющих помадой на бегу губы,
автомобили, подъезжающие к стеклянному зданию, старинную библиотеку,
запах пыли и духов, вязь незнакомого языка, страницы инкунабул,
холл пустой,
и я практически не видела ни долыны, ни вязов, ни дикой груши, груши которой были так терпки,
и не знала, что в неведомых странах, на чужих берегах, на круглой маленькой площади в каштанах и олеандрах,
в разноцветном свете многогранных фонарей на кривых плитах, белых ступенях,
допивая горький кофе где-нибудь за столом и глядя на нефертити,
спешащих к автомобилям, глядящих в витрины,
или в библиотеке за книгой, переворачивая
страницы, испещренные витиеватой вязью,
я буду думать о поистине несбыточном:
о долыне,
о груше,
о тополях серебристых, об озере круглом и бесконечном лете,
наполненном мечтами о местах незнакомых: об улочках узких, мраморных ступенях.

 

 

 

 

 

 

 

Метеор резал волну, и тяжелые брызги,
пролетев недолго, падали в реку, вышибая брызги,
которые, пролетев совсем недолго, падали в реку.
Шел второй час утомительной поездки.
На пластиковых стульях было неудобно.
Слева мать семейства кормила семейство бутербродами с огурцами,
справа отцу семейства с пожелтелыми от табака усами не сиделось,
он ходил курить на палубу. Был сильный ветер.
В этот момент – ничего не могло другого – ты мне за каким-то бесом
сказал, что всего несколько раз в жизни испытывал некое чувство,
которое, за неимением лучшего слова, назвал бы любовью,
хотя, может быть, собственно, от любви тут немного,
а больше от беззлобной тоски и отчаяния, порождаемого ощущением бессмысленности повседневности,
и желание как-то от этой тоски сбежать, и видеть перед собой кого-то,
и что один раз такое чувство, года три назад или может быть четыре, ты испытывал по отношению ко мне.
За окном пролетали холмы, как волнующаяся лента
бесконечно длинная, зеленая бархатная лента,
местами порыжелая, как бы выгоревшая немного под бледным небом.
Неужели
это всё каким-то образом тоже со мной приключилось.
Если бы такое
было взаправду, то происходило бы на перроне.
Паровоз бы свистел и предупредительный клуб дыма выпустил в воздух, под медь оркестра,
где-то бы лязгало приглушенное железо,
а ты бы ехал надолго, но куда, не совсем понятно,
не то на войну, не то на другую войну, не то на третью.

 

 

 

 

 

 

 

Кто-то должен носить большое кольцо на ажурной перчатке,
И руку держать у лица,
Кто-то должен с рыжею челкой и может быть шалью
За кем до конца, до конца
(Кто-то должен, но пусть это буду не я)

Перед хладом и бездной практически
В платьице жалком ужасно,
Изобличающем бедность,
Лихо пройтись по прибрежной косе,
И раздуть свои тонкие ноздри на горький дымок

Кто-то должен вот так, на смену вчерашней:
Не то лента на шее, не то бледной тени скользящая полоса
Просвистеть в пустоте нарочитой цитатою,
И слегка потрепать по загривку лохматого пса.

 

 

 

 

 

 

 

На краю вселенной,
Упиваясь запахом цветка перезрелого
На сочащемся кактусе,
Забавляю себя,
Извлекая из волшебного свёртка
То аппарат самоходный,
То заводную игрушку,
То магнитную ленту,
То, глядишь, третье издание
"И к стрекоту насекомых",
Исправленное и дополненное.
Никогда не знаешь,
Что:
Раз,
И фотография черно-белая: девушка
Лежит на пружинном диване,
Подперев щеку рукою;
В клетке большой какаду
Косит своим рыбьим глазом,
Наверняка жёлтым.

 

 

 

 

 

 

 

Целительные свойства зеленого яда

Состоят в том, что он не убивает,

А если убивает, то не сразу и не больно.

Его замшевый отлив взгляду приятен,

И прохладная гладкая малахитовая поверхность,

Да и вкус его, пожалуй, не так уж отвратителен.

Есть ценители, которые любят его за как бы цедру цитрусового,

Наступающую сразу после первого ошеломительного впечатления.

Из положительных свойств помутнение в глазах

И притупление всех чувств,

Но каждый день нужно по три миллиграмма аккуратно заново отвешивать.

Если вы не будете упрямиться, голубчик,

То и вы его действие в скором времени почувствуете.