Блюзы простым карандашом средней мягкости
Максим Пешкин (22/10/2019)
***
Воскресный дождь,
и некуда идти,
и незачем.
Воскреснуть?
В спокойном полусне я слышу, как
разглаживается мятый позвоночник,
а вместе с ним и мясо мышц.
Не выходи из комнаты,
не совершай ошибку.
Но выхожу и совершаю –
одной ошибкой больше.
Прохожие похожи друг на друга,
а также на прохожих из
ближайших улиц, городов и стран
и жизней.
Сегодня их не много,
но все как будто из одной семьи –
большой, немой и чёрно-белой.
Я забываю всё
и растворяюсь под водой, идущей с неба,
стекая, словно акварель,
по календарному листу
среди опавших грязных листьев.
***
Я вижу, как нечто
покидает тело, погрузившееся в сон,
и направляется на запад,
чтобы принять в руки падающее солнце.
Цвета заката нежны, и вечер нежен.
И тело спящее не знает об этом.
Я всего лишь наблюдатель,
и ничего тут не поделать,
и просто ждёшь конца
абсурдного немого фильма.
***
Светодиодная лампа,
десять ватт.
Светит она ярче многих из людей
и вспыхивает,
и томится в напряжении,
готовая в любой момент погаснуть,
снова вспыхнуть,
теплее от неё, чем от людей –
от некоторых, не от всех, –
людей хороших есть немало.
Но в свете лампочки светодиодной я один,
и, думаю, не за горами день,
когда она перегорит
и навсегда погаснет.
***
Вечерами, при свете улицы,
приходящем в темноту этих комнат,
я закрываю глаза и вижу
пустой холст, и кто-то невидимый
накладывает краску на него,
и получается правильно и смело,
цвета красивы, – лежат дикими
укрощенными кошками, – гармония во всём,
гармония и смелость,
как будто этот акт творения
был задуман с началом мира
и, наконец, свершился;
я вижу чистый лист бумаги –
пустой, как мир,
снежное поле – как сказал кто-то из великих,
и снова кто-то невидимый
бросает лист машинке на съеденье
и принимается по клавишам стучать, набрасывать
свободный стих – прекрасно и свободно,
и кажется, что льётся стих вином,
томившимся годами в темноте бочонка,
и всё ложится на свои места,
и ни одно из слов нельзя назвать ненужным, лишним,
и лист существовал не зря,
и этот лист теперь наполнен смыслом;
я вижу, как творит невидимка,
как творили невидимки,
и труды их словно ископаемое топливо,
приводящее в движение, –
но я всего лишь наблюдатель,
всего лишь наблюдатель –
чужой игры, чужого дождя,
который никогда не кончается.
***
Наблевали на стол для тенниса
на детской площадке.
Дети больше не карабкаются на него,
никто не играет на нём в теннис,
и никому он, в сущности, не нужен.
Никто не уберёт блевоту.
И он стоит, облёванный,
в этой пустоте вселенской ночи.
***
Иногда тела прохожих
кажутся мне деревьями в лесу,
иногда – в непроходимом лесу.
Так легко заблудиться, когда не знаешь,
где север, и нет никаких
звёздных ориентиров.
Татуировки на молодой коре.
Нельзя идти на ощупь.
Дожди смывают всю метафизику
и хлипкий оптимизм,
но оставляют разметку на парковках.
Мои герои давно лежат в земле,
но кости бесполезны.
Кругом сплошные "но",
а под ногами – H2O
с примесями цивилизации.
Вечернее мускатное вино –
с привкусом дождя
с привкусом цивилизации:
как будто кровоточит рот.
Как будто всё вокруг кровоточит,
само того не замечая.
***
Выйди на балкон,
поставь пустой стакан на подоконник –
через мгновение или два
он будет полон дождя.
Мы рабы, но внутри нас –
внутри нас живёт свобода
(или же правнук, слабо её напоминающий) –
и не даёт она спокойно жить:
хватает кисти, карандаши, машинки
и заставляет что-то с этим делать.
И бежать, бежать, бежать
куда брошен внутренний взгляд.
Внутри нас живёт свобода,
течёт в немые и трясущиеся руки,
в глаза течёт, смотрящие на звёзды,
и топит грот ума,
что спрятался в тумане.
Давай же, выйди на балкон,
поставь пустой стакан на подоконник.
Вселенная наполнена дождём и грустью,
дождём и грустью,
грустью и дождём.
***
"О да, здесь есть на что повыть", –
сказал один знакомый волк,
указывая носом на луну.
"Она полна, избита жизнью,
она является во всей красе
в пустой ночи и в ночи наивысшей скорби.
И опадает – обезумевший цветок.
Живущие в ночи хватают крохи света
с полу.
Луна прекрасна. О,
здесь есть на что повыть".
***
Юношеская влюблённость
в кризис среднего возраста.
Слепой дождь в один из первых дней
нового года.
Сон, в котором летаешь,
хотя уже не ребёнок.
Две радуги над вечерним гетто.
Странный мир лежит за окнами.
Не менее странный – где-то внутри.
В карандаше осталось мало слов –
ни на один из этих двух миров
не хватит.
***
Я иду сквозь джунгли гетто.
Ничто не напоминает о новой волне
во французском кино прошлого века.
Ничто не напоминает о новой волне
начала восьмидесятых. В небе
безрадостно и неохотно появляются
звёзды, не напоминающие о Ван Гоге,
Хокинге и Большом Взрыве. Мир плетёт
свою печаль, вплетая туда печаль твою.
В темноте улиц не бредёт от квартиры
к квартире Буковки с пишущей машинкой
многословной, здесь не практикует Селин,
и Гоген не пишет жёлтого Христа за тонкими
стенами. Здесь нет цветущих яблонь, поэтому
Левитан становится немыслим, и яблок нет,
поэтому Сезанн маловероятен. Здесь гниёт всё
и каждый, но никто не слышал о декадансе. Мир
есть, облизывая пальцы в безжизненном жире.
Дети не напоминают о светлом будущем, взрослые –
те не напоминают ни о чём. Две бутылки – вина и
сидра – трутся друг о друга в пакете, создавая
животное электричество. Мир – ядовитый кирпичный
кактус, сосущий землю. Стихам тесно средь этих улиц,
тем более – свободным. Здесь существуют лишь
понедельники тире понедельники да пивные лавки
с бесконечным на розлив в любое время дня и ночи,
и пусть каждый сходит с ума как может.
Мир вплетает твою печаль в свою, мир вплетает
свою печаль в твою,
мир плетёт твою печаль.
Последние публикации:
Прекрасное далёко (из книги "Грусть-Лабинск") –
(14/07/2021)
Усть-Лабинск –
(02/10/2020)
Видения –
(07/10/2019)
Блюзы космических одиссеев –
(14/05/2019)
"Кондуктором в трамвае был Харон" –
(29/03/2019)
Вечер → Ночь –
(12/03/2019)
Из книги заклинаний –
(25/12/2017)
Никому –
(08/12/2017)
Город-призрак двух полушарий мозга –
(13/11/2017)
Экверлибриум –
(27/10/2015)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
