Поэзия

в черном квадрате

 только кажется, что так легко написать:
не жалею, не зову, не плачу.
вызволить из тьмы шахтеров невыразимого.
но сколько должно пройти тысячелетий эволюций,
борьбы и крови, поглощения себе подобных,
бесподобных,  чтобы родилось на свет:
все пройдет, как с белых яблонь дым.
человечество как плодожорка
прогрызает кровавый тоннель в яблоке времени,
не покидает  ощущение, что еще кто-то живет за мной,   
волчонок ступает в следы лап матерого волка,
кто-то толкает тебя-камень перед собой,
или я иду и кто-то живет впереди меня,
и это следы когтей дежавю, сколы времени,
послания во времени, царапины на металле.
и так слой за слоем, смерть за  смертью,
отшлифовывается бриллиант бытия.
и это не пищевые цепочки, нет,  но  подвесные мосты
качаются под нами, над нами, железные лианы,
скрипят, визжат  и охают карусели
на перекрученных цепях,
и наши инкарнации переплелись, смотри,
можно дотронуться  до  плеча
девушки ветра с рысьим лицом...

Бал привидений

зимний день светился изнутри:
сом, проглотивший фонарик.
мягко вечерело, замерзший снег цеплялся за кусты,
как белая птица с белыми когтями.
и праздничное нечто  царило  повсюду:
кофейни, дома, прохожие, машины,
город облили сказочностью,
осыпали блестками, конфетти.
и даже наивная пошлость праздничных витрин,
и новогодних реклам умиляла –  дочь мачехи,
которая ничего не добьется в этой сказке,
и ее немного жаль.

на столике-таксе  осколки шоколада –
ты выела весь миндаль,  как белка.
возле кровати вязанки книг.  мы
недавно переехали
на съемную квартиру. и зима, и сом со свечей,
этот образ пришел, когда ты прикуривала у окна,
отразившись в стекле, как свет сварки в пещере,
где волы и волхвы,
и зеленый младенец мужского пола,
цветок алое,
которого ты мне не родишь через год.
и сказочно, и страшно, и хорошо.

а где-то рядом война,
и другие бессонные демоны бытия
шатаются,
как разбуженные гризли посреди зимы,
но нам на это наплевать, нам все равно.
тот день, когда мы разожмемся, как челюсти пит-буля
на подвешенной автомобильной шине – на фоне заката,
тот день, когда
жидкокристаллический
терминатор пройдет сквозь свою самку,
перемешавшись мирами,
ртутными головастиками, единицами и нулями.
и теперь мы сможем только отдаляться друг от друга,
так  галактика проходит сквозь галактику,
как нож сквозь нож.
не оглянуться, не сломать шею,
и это – благодарность, благонервность.

прошлое – мальчик, рухнувший вместе с балконом
с девятого этажа,
без шансов на спасение,
на общее будущее. но, представь, теперь
у каждой женщины устрица твоего лица,
водяной знак на просвет синюшных губ,
огнестрельных глаз.
миллиарды твоих копий шуршат платьями
во всем  мире –
от старух и до детей.
это – медузный бал привидений в твою честь,
или – снегопад людей,  и мы, полубоги, пошли за кофе,
и открываем рты,  и ловим снег.

Джаз-птица для Д.

любимая, прости.
мой Марсель Пруст пуст.
закончилось вино, и в памяти накурено,
и рассвет – медленно седеющий Луи Армстронг
играет блюз тьмы
на саксофоне
фона.

нашел твои
прошлогодние эсэмэски –
точно деньги в осенней куртке,
вышедшие из обихода,
листья в тумане,
бумажные корабли на бензоколонке.

ты думаешь, что ты особенная –
с волосами, распущенными  посреди зимы.
но ты –
лишь красивая тюрьма для снежинок.
их загоняют, как протестующих, в автозаки
твоих ресниц,
твоих распущенных волос.
белые отщепенцы.

наши первые месяцы –
новорожденные львята,
оставленные у дверей приюта в переносном вольере.
кормим их, мутузов, молоком и собачьим кормом,
и они исподволь вырастут: 
дни – в месяцы,
затем месяцы – в годы,
в львов-мародеров и самодовольных львиц:
сожрут нас, выгонят, выдавят из Колизея.
или уйдут создавать собственный прайд,
а нам оставят
едкий запах апреля.

погружаю руку в твои волосы,
как в ящик с белками: царапаются, тихо верещат,
ластятся носами, пушистыми хвостами,
а у меня в руке орешки.
миндальные ногти.
ешь мои пальцы...
и ты жадно смотришь на меня
всеми глазами
как разломанный плод граната.
идея красоты
проступает сквозь твою кожу,
как нож сквозь мУку.
ну, иди же ко мне...

***

двадцать лет спустя.
рассвет перышком нежно щекочет ее щеки,
бережно касается реальности,
как темечка новорожденного.
едва слышный «вкл» – и сознание заполняет собой эфир,
и я мелодично картавлю:
доброе утро, любимая.
доброе утро, мир.

да, я все же сдал экзамен,
прошел проверку жизнью, тобой.
и солнечный луч в окне – как Лорка со шпагой.
черт побери, эта лиричность,
будто кот, который всегда на моем плече,
и нельзя не влюбиться, и нельзя не умереть.
но мы настолько любим жизнь,
что волосы шевелятся на голове.
мы вынесем все.
и всех.