Вигилии
но что нам делать в серые дни?
ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
дни, в которых нет места играм, любви?
когда душа сжимается, точно мошонка в ледяной воде,
лишь фантазия бьется в черно-зеркальной агонии:
кит, которого выбросили на берег, а океан
закрыли на карантин, засыпали хлоркой,
протянули красную ленту вдоль прибоя –
за волны не заходить.
что же делать, когда выскальзывает нить
когда ты в армии или тюрьме, в нищете,
в одиночестве – среди круглых вибраций ада.
моешь пустые бутылки ершиком или разгружаешь
вагоны с мешками муки, или чистишь картошку –
целую ванну для взвода.
тогда выручает память, она же – душа.
ты начинаешь лакать воспоминания,
как бродячая собака из лужи,
начинаешь поедать сам себя.
интересно, за сколько дней человек
может сам себя съесть, подвешенный в вакууме
где-то в созвездии Ориона? жизнь устроена
так, что завтра её не будет.
ты сам себе Цезарь
и давно перешел черту, Рубикон бытия.
и старость, как Брут, поджидает тебя
с деревянным мечом и лекарствами.
полночь.
гаснут фонари вдоль улицы
точно окурки сигар в лужах машинного масла.
многорукая ночь
вырывает сама у себя факел тьмы,
лунная тварь трется рыбьей мордой
об темные стекла.
дорога-оборотень
выгибает бугристую спину,
выдвигаются шипы на позвонках.
легчайший страх
расползается в голове:
баночку с чернилами
выплеснули в кастрюлю с крапивным борщом.
тайна, тайна, ночь-онлайн...
2
поздно ночью
свидание с напомаженной темнотой,
с тем, что было до нас, внутри нас, что будет после.
марионетки засыпают, прикрыв луковки лиц
ладонями со сросшимися пальцами.
по городу пробегает рябь сновидений,
как искрящиеся волны в море,
сотни тысяч снов,
сотни тысяч червоточин в пространстве,
в кальции-времени под анестезией луны.
кто мы сейчас?
классическая городская ночь –
мутная, со вкусом димедрола.
в сей час я чувствую себя настолько древним,
что звезды на небе кажутся юными,
алмазные прыщики подростковой вселенной,
и дома - грибы-подкаменевеки
только что выросли
после кислотного дождя цивилизации.
чувствую себя голой идеей,
корабельная сосна, но покамест без ветвей.
монструозный птенчик
внутри космического яйца,
3
фиолетовые баньши сновидений
вальсируют под потолком ,
сыпется мел, известка, пыль.
дрожат глазные яблоки спящих, как поплавки,
кто-то нежно сдирает нас с крючков,
рассматривает розовые жабры,
вырезает ножом икру.
а я беспечно сплю, подключенный сознанием
к тебе, к холодильнику,
к завтрашнему дню.
4
ты снова поправляешь меня
точно снега сползающее одеяло.
в спальне жарко, трещат металлические иглы.
хочется нырнуть в прохладную тьму,
в маслянистую ночную воду с причала;
русалка в одних трусиках плывет рядом.
ночь как питон глотает мышиный город,
выпирают углами дома
сквозь натянутую узорчатую кожу -
ажурные тени деревьев.
и мотыльки фехтуют с последним из фонарей -
с бронзовым горбатым мушкетером.
планету снова переворачивают как оладь
или черно-голубую рыбу на сковороде.
и ты впиваешься
глазом в заточный рассвет, ячейки света,
сеть прорезает сознание. боль. серость
уже сочится как сукровица.
кто-то раскручивает маховик человечества;
высыпают на отвесных шершавых стенах
кухонные электрические угри.
в ритме рабства. и ночь ушла без возврата,
как морская девка, насытившись плоти,
напившись вина,
проглотив семя разврата, свежую ворвань.
беременная будущей тьмой.
5
это не аллергия, не аллегория на толпу,
но брезгливость муравья в муравейнике.
внутри же он совсем другой. ночь ночь ночь.
состриженные черные ногти,
шелковое дыхание золы. роса
собирается на листках, как ртутный нарыв,
жуки дожирают жуков, хищная птица беззвучно
рвет полевку в овраге, небо светлеет - голова
с которой состригают льняные локоны
перед трепанацией рассвета.
и раздавленная сигарета.
и раздавленная мечта
сопливо вздыхает, как шлюха
в кабине КАМАЗа.
тысячи людей до меня задумывались о жизни,
подходили к базальтовой скале и пытались её ущипнуть,
отколоть кусочек смысла.
выцарапать ногтями "я здесь был",
но жизнь не позволяет взглянуть
в себя глубже, чем в декольте официантки:
и ты задумываешься – впервые в жизни или за семь лет,
что уже не важно – демонов памяти нужно обновлять,
каждые семь лет нужно перечитывать набокова и толстого,
так ты растешь, поглощаешь анаболики понимания,
стероиды мудрости – мускулистый когитоэргосум.
даже Господь вздрогнет от удивления – если заметит тебя:
неужели этого создал я?
в отцы ей гожусь, но ничего не могу поделать.
тянет друг к другу, так серфингист в черном гидрокостюме,
похожий на тюленя, гребет навстречу рождающейся волне.
любовь – злая девочка, но только до тех пор,
пока не встретит доброго мальчика.
мое сердце – кнут, намотанный на кулак:
не разжать
не ударить,
но обнять.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы