Поэзия

парфюмер

06:30.
слепая девушка
шагает босиком по асфальту, держит туфли
на высоких каблуках в руках.
и сама девушка прозрачная,
прозрачная, как вирусная программка
внутри Касперского, и нет желания,
нет возможности ее удалить.
и раскрытые окна благоухают жизнями.
и этот серый свет, стружки мягкие:
кто-то точит карандаши минут;
тихо и ласково трепещет ветер,
будто крыло бабочки на стыке паутины.
утром мир так ясен и прозрачен, понятен
и девственно мудр, как голодный пес
перед пустой вылизанной миской.
а потом точно огражден от нас –
сеткой от мух.

и вот – изоляция.
тонны свободы
и времени рухнули на нас,
как чистые воды на полудохлых рыб,
и мы не знаем, как двигаться, дергаться;
что делать?
вспоминаем, что мы люди,
что мы живые, что любим и боимся,
чувствуем ценность,
будто канделябры, очищенные от жира скотобойни:
это бронза, черт побери, а это костер.
это коронавирус, а вот и сама смерть –
осторожна, чутка,
как слепая девушка в бутике парфюмерном:
на ощупь выбирает флаконы, нюхает. нет, не он.
и роняет на пол, и идет по осколкам,
благоухающим ароматами.
а вот тех открою, а тех нет, нет. и падают на кафель
жизни: дзыньк. дзыньк.
и ты замираешь – бутылочка с запахом жизни,
обнявшись с бутылочками, которые любишь.
зажимаешь ноздри, не дышишь.
проходи мимо, самка парфюмера, проходи...

***
ты лежишь в гамаке
под сенью двух витражных соборов,
небо сыплется голубыми квадратами пепла;
всем своим загорелым телом ты фантазируешь себя
лакированным детенышем виолончели:
вот здесь и здесь пройдут красные нервы,
пролягут тугие струны;
а тени ветвей задумчивыми пальцами
перебирают твое меняющееся в светотени лицо,
змеящиеся локоны...
и в глазах пульсируют серые миндалины неба,
нечто недоброе, инопланетное рвется наружу.
так противопехотная мина в лесу – со времен второй мировой,
устала лежать, ржаветь годами в сырой земле,
под густой травой. и ждать шагов,
его шагов.
ты устала ждать любви. оттолкнувшись ногой
от ствола яблони (сняла босоножки),
раскачиваешь небо целиком – тушу синего быка
на солнечном вертеле,
а тени листвы шаманят над твоим лицом,
так дети изображают чародеев, гаррипотеров, колдунов –
сетчатая магия тишины и серые глаза
замедленного действия...

***

молчание с любимой...
в лодке весла сдвоены, как хлястики вишни;
чувствуешь кубичность бытия.
объем сознания.
души перемножены тишиной, гулкой, как в бассейне,
и можно читать стихи над водой,
строки проскользнут, как выдры,
и ты все услышишь: скрип троса,
поднимаемого из колодца,
луна, как разрезанная дыня в ведре с нефтью.
мне классно молчать с тобой...
это пьеса зеркальных существ: зеркальная кошка,
зеркальный стул и стол. задыхаешься от любви.
нет, это мы на глубине, и ты что-то спросишь,
прутик опустишь в воду, но нет дна,
и я промедлю молчанием.
мы молчим вдвоем –
так галактики проходят сквозь друг друга,
как нож сквозь нож.

***

занавески вдуваются внутрь:
парусник врезался в нашу квартиру,
наполнил комнатный воздух морем,
голубой солью, на палубе – паркет.
соленые брызги на обоях,
и ветер с розой в зубах, как с абордажной саблей –
опрокинул вазу, ползет по ковру;
один миг – и синий мир швырнул нам в лицо
инкарнацию, фантом иной эпохи,
мокрые брызги.

так пепел рукописей сопротивляется,
наливается плотью, целлюлозой,
и на белых листках – проявляются слова,
и форточки дерутся, лупят друг дружку,
как однорукие боксеры.

Гудини

троллейбус с грацией молодого кита
вывернул из-за поворота, а внутри
сквозь мутные стеклянные стенки желудка –
люди, проглоченные эпохой,
растворяются
в комфортных условиях,
в кислоте времени.
и тихо звенит золотистый куб вечерения.
сытая краснопузая комариха трамвая спускается с горы,
и сырое сизое небо парит
над обрубленными домами – мокрая шуба;
и вот это движение плавное –
троллейбусное откровение улицы, вечера
и незнакомого женского лица: кто ты? кто я?
кто-то неустанно, неумолчно, показывает нам тихие фокусы.
застенчивый, ошарашенный Гудини бытия
выстукивает азбукой Морзе неоновых бликов:
«спаси!»
или, ладно, не спасай, просто смотри,
заметь меня, разумный сукин сын или дочь.
не теряет надежды, что кто-то из обезьян разглядит,
различит в кровавой потной сутолоке,
солнечной скуке бытия, стуке дятла
нагловатое настойчивое «я существую без тебя»...
и на мое место придет другой, новый гений.
и он заметит троллейбусного кита
и сонного небритого Иова,
обнявшего желтый поручень.
и от мурашек дежавю по сознанию
пойдет зеркальная, колючая дрожь –
и захочется закричать, но поздно, поздно.
у меня же нет рта, нет головы.
и троллейбус, ухая пыльными жабрами,
заглатывает крючок остановки...

я должен сейчас глубоко и крепко задержать взгляд,
как дыхание
незримого божества,
как вату на сгибе локтя.
задрать момент высоко – будто разбитый нос,
и глотать бешеную кровь ветра: смотри смотри смотри!
я видел жизнь.
я заметил. эта жизнь никогда не повторится, никогда.
магические мятные костяшки.
и это – длинный глоток вечерней истины
со вкусом черной смородины, леденцов электричества,
его хватит надолго, на длинные годы,
погружаясь камнем – но статуя дышит! – на самое дно
янтарного моря
времени, времени, вре...