Из цикла "Альфа и Омега"
Посвящается жене – Светлане Головой.
для свидетельства, чтобы
свидетельствовать о Свете.
I
НАЗАРЯНИН
на строки Четвероевангелия)
I
Трость ли, ветром колеблемую?
Господь направил взор Иоанна,
Когда он крестил во Иордане
Самарянина, грека, иудея?
На трость ли, колеблемую ветром,
Выпадала небесная манна,
Которой сорок лет вы питались
В пустыне по зову Моисея?
На трость ли, колеблемую ветром,
Опускается пугливая птаха,
Свивая гнездо, птенцов лелея
Под лучистой скинией мая?
На трость ли, колеблемую ветром –
На могущество взятого из праха –
Вы надеетесь, упрямо и тщетно
Упованье на людей возлагая?
А они вином, елеем и кровью
Заливают века и ступени,
На тростинку, колеблемую ветром,
Надевая гордыни порфиру,
И до гроба не смеют обернуться
На свои кроваво-черные тени
В лучах жизнедарного сиянья
Того, Кто сказал: – Аз есмь Свет миру.
II
Ибо Сам знал, что в человеке.
Воздают величальное лобзанье,
В молоке не варят козленка
И чтут опресноки и субботу,
И щедрое творят подаянье.
Они рыб Ему приносят – и миро
На голову Ему возливают,
А он в их сердца не входит – ибо
Сам знает, что в человеке.
Они не приносят десятину,
Давленину кровавую вкушают
И на праздник с женами сквернятся.
Они прямо в глаза Ему смеются
И преследуют Его возлюбивших.
А Он подставляет им ланиты
И Отцу за них молится – ибо
Сам знает, что в человеке.
Они – человеческое древо,
Они – кедр, смоковница, маслина;
Они добрый плод приносят щедро,
И под злыми плодами клонят крону,
И стонут от горького бесплодья –
А Он им протягивает свет Свой
И благую ветвь благословляет,
И побеги сухие отсекает,
Ибо там, куда их всех зовет Он,
Ни эллина нет, ни иудея,
Ибо там их души, словно ветви,
Иных плодов изведают тяжесть,
Но не сломятся под нею, ибо
Он Сам отбирал их, – ибо
Сам знает, что в человеке.
III
Равви! Когда Ты сюда пришел?
В книжные шелесты прятались фарисеи,
Блудница разглаживала золотом шитый подол,
Рабы виноград давили, зарю возвещал петел –
И только Иоанн узнал Тебя и приветил,
Равви, когда Ты сюда пришел.
Но Ты накормил нас благословенным хлебом
И научил нас бескровным и чистым требам,
И стопами летящими осенил истомленный дол,
И мы за Тобою отплыли, с волнами споря –
А Ты нас встречаешь по другую сторону моря:
Равви, когда Ты сюда пришел?
В чаду и печали жаждали чуда чада –
И Ты не презрел даже кромешного ада
И простер Свой хитон, как мощные крылья – орел,
И не поверил бичующей укоризне
И всех нас воззвал и возвел к бесконечной жизни,
Равви, когда Ты сюда пришел.
Рабствуя чреву, мы были глухи и слепы –
Но Ты с наших душ смертные сбросил скрепы
И принес, как причастие, светящийся Свой глагол,
И кровью Своей омыл скрижали Завета –
И мир просиявший исполнился смысла и света
Равви, когда Ты сюда пришел.
IV
По слову Твоему закину сеть.
Пустыми возвращались наши неводы,
И ни рыбешки в них не залучили мы.
И оскудела скоро в нас надежда – но
По слову Твоему закинул сети я –
И вытащил невиданное множество
Денариев живых и рыб трепещущих,
И обе лодки рыбой переполнились,
А наши души – радостью и верою.
И мы вкусили этой рыбы, Господи,
И накормили рыбаков и алчущих,
И в путь, Тобой незримо предводимые,
Пошли, вступая в храмы и селения.
И нам внимали с радостью и трепетом,
Благословляли нас и проклинали – но
По слову Твоему закинул сети я
В глубины толп людских, в хлябь жизней страждущих.
И вытащили сеть мы – и у наших ног
Блеснули лишь насмешки и проклятия.
И мы уже теряли веру, Господи,
И согрешили ропотом отчаянья,
И руки и сердца мы опустили – но
По слову Твоему закинул сети я
В слепые волны судеб человеческих –
И принесли нам сети мир сияющий,
Хранящий животворный лик Спасителя
На каждом лепестке, крыле и облаке,
Как бережет следы от стоп и риз Твоих
Волна Генисаретская, в которую
По слову Твоему закинул сети я.
V
Но Он сказал: не плачьте.
Она не умерла, но спит.
Не втуне был молитвенный твой пыл
И не напрасно ты радел о Боге:
Вот – Он твой дом сегодня посетил.
От жизни дочь твоя отрешена.
Прощальное лобзанье ей воздайте...
Но Он сказал: – Не плачьте, не рыдайте:
Не умерла, но только спит она.
Цветут за морем лилии и розы,
А здесь, о влаге благостной моля,
Лишь камни источает, словно слезы,
Пустынная, бесплодная земля.
Звенящей жаждой грудь ее полна:
Прах отрясите с ног и прочь ступайте.
Но Он сказал: – Не плачьте, не рыдайте:
Не умерла, но только спит она.
Мир ввержен в грех и скверну от Адама,
Склонясь под властью блуда и гроша.
И вот – томится у порога храма
Истерзанная, скорбная душа,
Осквернена и мерзости полна.
Но вы ее мольбой не покидайте –
Ведь Он сказал: – Не плачьте, не рыдайте:
Не умерла, но только спит она.
VI
И отвечали: не знаем, откуда.
И плеска волны генисаретской,
Из сиротских голодных стонов
И праведности древних пророков,
Из шелеста мамврийского дуба
И рыданий пред Лазаревым гробом
Пришел Он, стопы стерев до крови:
А вы говорите: – не знаем, откуда.
Из смеха малышей беззаботных
У матери старой на коленях,
Из хлопанья шатров над молитвой
Илии, Исайи, Давида,
Из звона родника под ударом
Моисеева жезла в пустыне
Принес Он спасительное слово,
Залог искупления и жизни:
А вы говорите: – не знаем, откуда.
От жажды исцеленья и Света,
Сияющей в глазах обреченных,
От исступленных воплей распятых,
Хребет изломавших на галерах
И угнанных в горестное рабство
Ассирией, Римом, Вавилоном,
От утренней зари на ресницах
Отроковиц и дев непорочных,
От властной и цельбоносной воли
Пославшего Его к человекам –
Чистота и власть Его, и слава:
А вы говорите: – не знаем, откуда.
VII
Иисус, наклонившись низко,
Писал перстом на земле.
И уступила плоти лукавой она...
А Моисей о таких заповедал: камнями
Смерти да будет грешница предана.
И они ее гнали хлестаньем лоз тамариска,
Радостно распаленные рьяным раденьем о зле –
А Иисус, наклонившись низко,
Писал перстом на земле.
И они не посмели даже прочесть эти знаки,
Из вечности проступившие, словно в пустыне – трава,
И камень не бросили, и прочь потекли, как собаки
Убегают, заслышав рыканье льва.
Для одного счастье – чечевичной похлеповычбки миска,
Другой уподобится тени на серафимском крыле.
А Иисус, наклонившись низко,
Писал перстом на земле.
И поколенья, простившись с телесным страхом
И подставляя Свету души, сердца и уста,
Храмы и грады воздвигнут – и станут прахом,
Жаждущим жизнедарного прикасанья Его перста.
И только печать седьмая разломом лунного диска
Спадет – и человекам откроет в судной мгле
Все то, о чем Иисус, наклонившись низко,
Писал перстом на земле.
VIII
Он же сказал им: – Что вы
так испугались, маловерные?
Когда Он по воде прошел, как посуху,
И усмирил смятенье волн неистовых,
И накормил пятью Своими хлебами
Пять тысяч истомившихся и алчущих,
И воскресил светящимся речением
И девочку, и Лазаря смердящего?
Чего ж вы испугались, маловерные,
Когда Он в Иерусалим ликующий
Вошел царем небесного Израиля,
И предал плоть свою на поругание,
Подставив щеку под уста Иудины,
И Сам испил до капли муку крестную?
Чего ж вы испугались, маловерные,
Когда учеников его возлюбленных
Синедрион спешит предать проклятию
И люд в лицо смеется им на торжищах,
И вновь от них лукаво отрекаются
Те, кто внимали им и приносили им
Лепешки, рыбу, миро и ассарии?
Чего ж вы испугались, маловерные,
Когда за имя светлое Спасителя
Или за ковш воды, который поутру
Вы поднесли усталому апостолу,
Над вашей шеей легионы римские
Заносят меч, похожий на распятие
Того, Кто обещал, что все зачтется вам,
За все вас ждет благое воздаяние:
За ковш воды, за вашу кровь и головы,
И с вами в скорби до конца пребудет Он.
Чего ж вы испугались, маловерные?
IX
Пустите детей приходить ко мне.
Словно ангельским взмахом воскрылий,
Он устал обличать фарисеев
И стоял, прислонившись к стене.
И апостолы не допускали,
Чтоб к Нему малышей приводили,
Но возгневался Он и сказал им:
- Пускай дети приходят ко Мне!
И открыл живоносное слово
Детям, плотнику, легионеру,
Исполнение всех предречений
Возложив на смирение плеч,
Ибо рядом Смежающий очи,
Ибо близок Имеющий меру,
И на жертвенник Агнец возляжет –
И не мир принесет Он, но меч.
И все те, что влачатся и мчатся
По распутьям земных лихолетий
И купаются духом и телом
В липком блуде, тщете и вине,
Примут бремя Его – и воспрянут,
И, раскаявшись, станут как дети,
И придут к Нему, ибо сказал Он:
- Пускай дети приходят ко Мне!
А того, кто радел суесловью
На ловитвах, в чертогах, на гумнах
И служил человечьей гордыне,
И не встретил неведомый час –
От Себя отстранит Он сурово,
Словно отроковиц неразумных,
И врата не откроет, и скажет:
- Кто же вы? Я не ведаю вас.
Х
Жаждал, и вы напоили Меня.
Пламенную пыль Палестины
И брызги Галилейского моря,
С терпентиновым посохом в деснице
Пришел Он – и взором прикоснулся
К вашим судьбам, сердцам и храмам,
Жаждал – и вы напоили Его
Смехом, презреньем – и сомненьем
Призванных принять Его и встретить.
В талесе равви и пророка,
Реющем по ветру и объявшем
Ваши истины, города и стоны,
Пришел Он, смывая коросту
С глаз и душ, коснеющих во мраке,
Жаждал, и вы напоили Его
Уксусом из губки на Голгофе,
Вином в Кане – и кровью тысяч,
За Него пролитой – а Он ведь
Милости хотел, а не жертвы.
В одеянии Сына и Света,
В хитоне спасения и славы,
Протянутом, как ветвь избавленья,
Мытарям, разбойникам, блудницам,
Пришел Он – воскресший, смерть поправший,
Жаждал – и вы напоили Его
На Фаворе апостольским смятеньем
И мир поднесли Ему, как чашу
Со слезами раскаянья и веры –
И Он отразил в ней лик надмирный
И о ней не сказал: – Да минует...
XI
Многие же постилали
одежды свои по дороге.
И от хвороб и услад на час оторвали плоть.
Многие постилали одежды свои по дороге
И восклицали: – Благословен Господь!
Теснились пышные мантии и ветошь – заплата к заплате –
А Он не только воздетой дланью Своей –
Даже тенью, даже копытом осляти
Не прикоснулся к ней.
Книжники разбредались по строчкам хроник и логий,
Лишь бы не думать, что сердце без веры мертво.
Многие постилали одежды свои по дороге
И собирали пыль, задетую тенью Его.
Но ни крупинки на них не пристало и не осталось:
Слишком много гордыни виссоном вплелось в хитон,
Слишком много скверны вцепилось в талес –
И это отринул Он.
Клонились римские боги. Пилат сутулился в тоге,
Час приближался – и парки обрывали и пряли нить.
Многие постилали одежды свои по дороге,
Но лишь немногие душу удостоились постелить.
И Он проехал сквозь вайи и величальные клики,
Благословляющей милостью размыкая уста.
И люди дивились свету в очах Его и на лике –
А это был свет Креста.
XII
Говорят Ему: – Все ищут Тебя.
И говорят: – Тебя все ищут, Господи,
Хотят припасть к стопам Твоим и мантии,
Следы Твои целуют, жаждут слов Твоих,
И даже кровлю над Твоим пристанищем
Раскрыли, чтоб спустить постель с расслабленным
К Тебе – и Ты молитвой исцелил его.
Под мирной сенью сада Гефсиманского
С учениками тихо Он беседовал,
Но прибежали люди в изумлении
И говорят: – Тебя все ищут, Господи –
И воины по воле прокуратора,
И дерзкие рабы первосвященника!
Они хотят схватить Тебя, о Господи,
И для Тебя давно уж приготовили
Неправый суд, и казнь, и поругание.
И на Голгофу в багрянице Он взошел,
И крест вознес над миром истомившимся,
Где на путях надежды и отчаянья
В трудах о хлебе, славе и спасении,
И в безднах душ людских, и в книжной мудрости
Из века в век Тебя все ищут, Господи,
И засевают души добрым семенем,
И пожинают добрый плод, и плевелы –
Но непосилен крест и тяжек путь к Тебе,
И жажда не скудеет, ибо Ты сказал,
Что много званных есть, но мало избранных...
Так как же стать нам избранными, Господи!?
II
НАПИСАНИЕ
О ТРЕХ СТАРЦАХ ФИВАИДСКИХ
1. ПРОГЛАШЕНИЕ
Три старца в пустыни Фиваидской
От греховной прелести спасались,
Господу славу воспевали,
Строгим житием подвизались;
Пищу вкушали на заходе
Единожды в день, и то помалу –
Горькие травы да акриды
Запивали росою, слезами.
Спали сидя, к камню привалившись,
Спали стоя, в частом тамариске,
Жили в тесных келиях, изрытых
В древних горах, в холмах песчаных;
Стужу и зной претерпевали,
Плоть истирая о пространство,
Шкуры козлиные носили,
Надевали вретища из вервий,
Чресла препоясали скорбью
О сквернах своих и окаянствах.
Один опирался на пудовый
Посох при ходьбе и восхожденье,
Другой рамена оплел заржавой
Якорной цепью корабельной,
А третий зашил изрядный камень
В сыромятную кожу – и соделал
Из нее себе навек облаченье.
А от злобы татей и шакалов,
От полночных бесовских страхований
И от искушений заграждались
Старцы молитвой, возносимой
К Господу Христу – Ему же слава
Ныне, и присно, и вовеки.
2. ЖИТИЕ ПЕРВОГО СТАРЦА
Трое старцев в пустыне Фиваидской
Ничего на земли не вожделели,
Ничего для плоти не искали,
Только Бога неустанно молили
Простить их – и избавить от воли,
Ибо воля, словно меч двоеострый,
Страшна неготовым. Первый старец
Прежде был богатым торговцем,
Что скупал по денарию за меру
В урожайный год зерно. Продавал же
По четыре дидрахмы. Однажды,
Ночью деньги свои сочтя в подвале,
Он на многих златниках увидел
Явный знак копыта – и хохот
Чей-то дикий грохотал в подземелье.
Ужас объял купца – и утром
Он отнес пресвитеру клад свой
И просил принять на церковь. Пресвитер
От него отстранился с омерзеньем
И велел всем сиротам и вдовицам
Возвратить их деньги. Но напрасно
Их в предградье разыскивал торговец:
Умерли с голоду сироты,
Стали блудницами вдовы,
Так его монеты и остались
С ним – и след бесовского копыта
На ладони его выступил. Грешник
Выжег его клеймом кузнечным
И – с молитвою пошел в Фиваиду.
3. ЖИТИЕ ВТОРОГО СТАРЦА
Три старца в пустыне Фиваидской
Сораспялись Распятому душою
И от плоти отреклись. Второй старец
Прежде был центурионом в Милете
И атлетом знаменитым, чья мышца
Коня переламывала в холке
И парус за канат раздирала.
Как-то раз, накануне виноградных
Празднеств во славу Диониса,
Упившись вином до исступленья,
Он ворвался в дом девушки-невесты,
Совлек с нее брачные покровы
И – взял ее силой ненасытно,
И заснул в притоне. Утром узнал он
От друзей, к нему прибежавших,
Что девушка с горя удавилась
На косах своих. Расхохотался
Он сперва – но скулы захрустели,
Судорожно вздулся глаз и вытек,
И могучие ноги, как осклизлый
Корень дуба, смрадным мхом покрылись.
И продал он жезл центуриона
Молодому сопернику-аккадцу,
А лавровый венок, символ гордыни,
Возложил к придорожному распятью.
И, неузнанным в гавань приволокшись,
Купил себе место на галере
В душном трюме возле амфор с мукою,
И – отплыл в Александрию, не смея
Ясной ночью взглянуть на звезды,
Что глядели на него со сферы
Укоряюще, как очи невесты.
4. ЖИТИЕ ВТОРОГО СТАРЦА
Трое старцев в пустыне Фиваидской,
В покаянии устали не зная,
Лоб язвили правилом поклонным,
Псалмопением дух подкрепляли,
Причащались смоквой. Третий старец
Был раввин благочестивый, знавший
Наизусть Закон и Пророков,
Первым сосчитавшим, сколько нунов
Есть в Синайском списке “Книги Притчей”.
От Едома и Газы до Вефиля
Не было толковника ученей,
Чем он. И ромейские тетрархи
Знали в лицо его. Однажды
Он принес на шабат в синагогу
Кипарисовый образ с ликом Спаса
И рассек его натрое секирой,
И смеялся гораздо. Но расщепы
Божьим изволеньем вновь сложились
И срослись – и чистый лик Господень
Дом наполнил сияньем. Иудеи,
В ужасе вскочив, разбежались,
А толковник-кощун не смог и шага
Ступить – и повергся в прахе на пол.
И рука его дерзостная кровью
Вплоть до локтя покрылась – и усохла,
Как лоза неплодная. И левой
Стал творить он крестное знаменье
Истовее трудников Христовых.
И Господь предуказал ему выбрать
Путь далекий, тяжкое бремя
И лампаду любви затеплить в сердце.
5. ТРИ СВЕТОЧА
Три старца в пустыне Фиваидской
Поутру, восстав от сонной грезы,
Хлебы нового дня преломляли,
Глаза на Распятье возводили
И встречались друг с другом у колодца,
Иссеченного в скале. Ни беседы,
Ни экклесии соборной пред Богом,
Не могли они исполнить, ибо
Словеса не понимали друг друга,
Ибо первый был ассирийцем,
Второй – ромеем, сыном гречанки,
А третий – кошерным иудеем
Из колена Манассии. Лишь имя
Господа Христа Иисуса
Было внятно для ушей и душ их
И скудельную явь их наполняло
Духовным веселием. Лишь Спасу
Несли они кресты свои, дабы
Он судил их с Отцом и Святым Духом,
И простер им гиматий свой – и вывел
Из могилы, изрытой их грехами.
И когда они, сослужа духовно,
Совершали отпуст дня в молитве –
Три светоча в небе полуночном,
Как канунные свечи, загорались,
И видимы стали издалека
Корабельщикам, воинам, скитальцам
И иным, кто в скинию ночи
Вышел Спасу помолиться – Ему же
Слава ныне, и присно, и вовеки.
6. ЗАЧАЛО БЛАГОДАТИ
К трем старцам в пустыне Фиваидской
Пастухи пришли за исцеленьем
От поветрия морового. Старцы
От сего отреклись единодушно,
Лишь за всех молиться обещали –
Но слепец, коснувшийся их рубищ,
Прозрел, а холера в этой веси
Прекратилась назавтра. Бесноватых
Страховидных на цепи привели к ним –
И Господь по усердной их молитве
Исцелил страдальцев. Две юницы,
Похотью томимые лютой,
Преступавшие с пылким упоеньем
Все, что сказано в Левите о блуде,
Пришли к ним, и плакали гораздо,
И прожили рядом три недели,
И ушли с просветленными сердцами,
И в дальней земле Антиохийской
Иноческий постриг восприяли,
А одна сподобилась схимы.
Но когда игемон, стратиг морейский
У старцев просил благословенья
На рать с эфесянами – старцы
Воспретили и гонцу наказали
Передать надменному стратигу
Их епитимью за злые мысли.
Но лукавый увлек его в сраженье,
Где и был он изрублен беспощадно,
И жене, пожелавшей его тело
Погрести с отпеванием, по чину,
Только ногу его едва сыскали.
7. ОТШЕСТВИЕ ПЕРВОГО СТАРЦА
С той поры и пошла по свету слава
Духоносных старцев Фиваидских,
И сам василевс порфирородный
Пригласил их в град Константина
Восприсутствовать при освященье
Церкви в память Космы и Дамиана,
И воспеть прокимен, и поаминить,
И вселенский патриарх кир Евлогий
Архидьякона с синклитом прислал к ним,
И синклит, прочтя им приглашенье,
Впал в изрядное смущение: старцы
Слушали рассеянно и строго,
И даже не часто сотворяли
Крестное знамение – но лица
Просияли у них, как лампады,
Запредельным светом – и померкли,
Ибо все они ехать отказались,
Но, творя, по слову Писанья,
Послушание земным властелинам,
Они жребий метали об отплытье
В Цареград – и выпал жребий старца
Первого. Он благословился,
Испросил прощенья на прощанье,
И отплыл. Но галера с ним попала
В бурю у Крита – и разбилась.
И тогда он в яростные хляби
Ступил и, как посуху, с молитвой,
К берегу пошел – но скоро в сердце
Страхом согрешил, усомнился,
Словно Петр в Галилейской хляби –
И пучина его плоть поглотила.
8. УТОЛЕНИЕ СКОРБИ
Сильно гневался василевс Василий,
Как прослышал о гибели старца:
Под секиру лег строитель галеры,
А гребцы, что в бурю уцелели,
С камнями на шее полетели
В пенистые хляби к муренам.
Сильно сетовал кир Евлогий:
Сам служил три службы поминальных
И соборную панихиду трижды.
Неутешно фиваидские старцы
О споспешнике своем горевали,
Но и радовались, ибо кончиной
Искупил он многие скверны –
А превыше искупленья от Бога
Нет награды грешнику в мире.
И взмолились двое старцев в пустыне
К Господу Христу – да дарует
Им венец страдальческий спасенья.
Но Господь их молитву не услышал,
Ибо на одном кресте распяться
Лишь один возможет, ибо мера
Бытия и служения иная
Каждому дана. Долго старцы
На соборном месте у колодца
Предстоянье творили двоеплотски –
И под сводами скинии небесной
Над местом над тем над освященным
Как и прежде, три светоча горели
Волей Господа – Ему же слава
Ныне, и присно, и вовеки.
9. ОТПУСТ
И простились фиваидские старцы,
И прияли благой удел скитанья
Ради сослужения страдальцам.
Одного из них видели на Кипре,
Где рубил он лабрадор и мрамор,
И часовни строил при дорогах,
И – порвал себе становые жилы,
Высекая крест выше силы.
Другой же, апостолам ревнуя,
В мир вернулся стезей благовестья
И крестил крестом Святого Духа
Эллинов, коптов и арабов,
И однажды вступился за блудницу,
Побиваемую камнями, ибо
Так Спаситель заповедал. Но мавры
Свирепство свое не укротили
И его повесили на древе
Кипарисовом поперек чрева,
Дабы задыхался, но не умер.
Но Господь его от муки избавил
И призвал к Себе... Три пещерки
В Фиваидской пустыне позабылись;
Из колодца, где старцы встречались,
Пьют ягнята кочевников да кони.
Но каждый, вблизи и издалёка
Обратившись ночью к тому камню,
Оком духа и плотскими глазами
Видит в небе три светоча, три воли,
Просиявшие к Господу – Ему же
Слава ныне и присно, и вовеки!..
III
ВАРТИМЕЙ
Вартимей, сын Тимеев.
Марк, 10:46
натирают до блеска держав покоренных ось
в средоточии мира, и, надменно шествуя мимо,
непременно проходят сквозь
Волю двенадцати цезарей – стать богами,
в чужих пантеонах оставить свой бюст и портрет
и в земной эзотерической гамме
безошибочно выбрать главные звук и цвет,
На которых держится скиния миропорядка
и алтари неведомого бога или Быка –
непостижно величественные, как волнистая прядка
юной парфянки или еврейки, пока
Они не истерли амфорами плечи свои и спинки,
не отучили очи от поцелуев и звёзд
и не встали на шумном невольничьем рынке
на оскверненный римской славой помост,
Взгорбативший пространство у самых стен синагоги,
не приемлющей новую к Моисеевым десяти,
куда и неразборчивые капитолийские боги
не догадываются – или не смеют войти,
И у дверей которой, задеваем издевками причта
и овеваем подолами благочестивых семей,
какой уж век сидит сухой м слепой, как притча,
потомок платоновой мудрости – Вартимей,
Сидит, переводя обреченно незрячие взгляды
с браслетов блудницы на беззубый ослицын рот,
и, как надменная мудрость ромеев или Эллады,
слепотствуя по обе стороны яви, ждет,
Когда Назарянин мимо пройдет с учениками,
жизнедарный Свой след оставляя в античной пыли,
чтоб крикнуть Ему всеми сердцами и языками:
- Сын Давидов! Я верую, что это – Ты. Исцели!..
ПЕРВОХРИСТИАНЕ
Их было так мало,
Что римские легаты, приказывавшие
Распинать вниз головой или ссылать на галеры,
Удивлялись, что имена их почти не повторяются.
И именно поэтому храмов,
Воздвигнутых в честь каждого из них,
На ладонях веков оказалось куда больше,
Чем учеников, бывших с Господом в Гефсимании.
Они были так бедны, что им
Приходилось поститься двенадцать лун в году,
А львов и пантер кормить своими телами.
А единственной рыбкой, которую
Они могли позволить себе на всю семью,
Была рыбка, нацарапанная на двери.
И именно поэтому они накормили весь мир.
Они были так просты,
Что никогда не брали с собой на дорогу
Ни заплечных мешков, ни монет в поясе,
Ни даже ключей, чтоб отпирать двери.
И им поневоле приходилось
Открывать любые ворота и стены
Благословением и молитвой.
И именно поэтому они проходили всюду.
Они были так слабы, что не могли
Удержать в руках ни меча, ни дротика,
Ни даже камня для пастушьей пращи.
И единственным, что они поднимали
Навстречу врагу – были
Губы, шепчущие прощение,
И пальцы, воздетые в крестном знамении.
И именно поэтому они победили всех.
ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ
Радуйся, царь Иудейский!
Предреченное Тебе – совершилось:
Ты за цену оцененного продан,
Приведен к неправедным судьям
И стоишь безмолвно перед ними.
И в претории стражники и сотник
Заушают Тебя и бичуют,
В багряницу и венец облачают
И кричат, глумясь над Тобою:
- Радуйся, царь Иудейский!
А когда в третий день по распятьи
К Твоему оплаканному гробу
Миро принесет Магдалина,
Ангел на отваленном камне
Повелит ей повсюду в Галилее
Средь живых искать Тебя, Сладчайший,
И к Тебе при встрече обращаться:
- Радуйся, царь Иудейский!
И когда вслед за нею и Кифой,
И апостолами, и иными,
Знавшими Твое Воскресенье
Глазами, и перстами, и верой,
Притекут к Тебе народы и царства,
И к стопам припадут Твоим воскресшим,
И воскреснут вместе с Тобою –
Радуйся, Спасе Вседержитель,
Радуйся, царь Иудейский!
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы