Ленинград
Тимофей Сергейцев (24/11/2021)
Город
Писать чернилами Невы.
Н. Восенаго, "Петербург, миражи"
Эта белая ночь за окошком свежа как оплавленный лёд.
По нему не походишь с московским избыточным весом.
Снизу — чёрная ночь по каналам привычно течёт,
Не имея в делах городских своего интереса.
Это Город-Которого-Не-Было. Город-Проект.
Не торгаш амстердамский. Не дож золотой из Венето.
Тут иной совершенно в пространстве развёрнут аспект.
Только чистая мысль и предвиденья чистое нетто.
Здесь никто не рубил по-живому наследие прошлых веков.
Не вгрызались проспекты в кварталы трущоб и базары.
И Осман не срывал цепи древних и прочных оков.
И бревенчатых улиц не жрали сквозные пожары.
Он не знал поражений. Ни разу не отдан врагу.
Защищён идеалами, значит — фанат революций.
Он же кровью поэта поклялся на белом снегу
Никогда не иметь, но безумно желать конституций!
Он ветшает, не зная, что значит хиреть и стареть.
Как военный мундир, никогда не терявший значенья.
Он вообще пригубил только самую первую треть
Первой тысячи лет своего волевого рожденья.
Он местами похож на забытый в витрине предмет.
Кто-то скажет — музей. Но мы знаем, что это неверно.
Ротозеи не чувствуют тонких, но точных примет
Пробуждения духа. Что, в общем, не так уж и скверно.
Рестораны терзают разнузданно-сытую плоть —
Как при Блоке, что сам нынче стал рестораном.
Но крепчает с Дворцовой сегодня невидимый флот —
Паруса и котлы, и реактор с ракетным тараном.
Главный шпиль, как всегда (он же — главный гномон),
Ловит редкое, бледное, пасмурно-жёлтое солнце.
И кладёт на фасады разбавленный тучами тон,
Извлечённый из лиц поражённых заезжих японцев.
Ледоход
От геометрий битых льдин
трещат учебники раскола.
Что нам сулят семья и школа?
Зачем вообще быть молодым?
В Неве и днём сокрыта ночь.
Колонны, строгие, как фраки,
любовь предпочитают бракам —
слепое сердце лгать не прочь.
Тут девы холодны, как лёд.
Не тают, но горят и плачут.
И, облегчая им задачу,
здесь ангелы стреляют влёт.
Так, жить учась по чертежам,
парадом выстроив фасады
во всех цветах губной помады,
мой Город жаждет мятежа.
Ленинград в январе 1982-го
У чёрных ленинградских стен,
у тусклых окон Петроградской,
едва не преклонив колен,
я клялся вязким током вен
любить твоё непостоянство.
Над Невским плыл неслышный снег,
в заброшенных домах шуршали
обои, призраки во сне
белели плотью, только не
рождались и не умирали.
Я мог бы тут не только быть.
Но и — не-быть. И вот что странно:
в часы свободы от судьбы
религией пропитан быт
и силу источают раны.
Спустись в подвальные миры,
куда есть выход из пельменной —
там валтасаровы пиры
смущают смелостью игры
с озябшей русской Мельпоменой.
Пусть кипяток всего лишь, соль,
навар костей зовут бульоном,
подземный пролетарский ноль,
употребляя алкоголь,
смолит и смотрит фараоном.
Есть рифма лёгкая с Москвой
в стереометрии вокзалов
и в том, как раздаётся вой
метро и прячется конвой
за ширмой кумачёво-алой.
Шарами стыли фонари,
свет истекал необъяснимо,
летели строем упыри
в какой-то свой, четвёртый Рим,
и кто-то припаял им нимбы.
Под тёмным сводом долгих зим
слежался чёрствым серым хлебом
национальный наш энзим,
палитрою невыразим,
но явно предоставлен небом.
На страже Зингер. Клодтов конь
неукротим, как плеск расплава,
и синь рассвет, как молоко,
и храм в сиянии икон,
как солнце, заливает слава.
Роман
Начальствуй, роза Петербурга.
Склоняю голову свою.
Покорный воле демиурга,
Солдат обязан пасть в бою.
Перед пунцовыми щеками.
Фарфором шеи. Льдами глаз.
Нехай запишет Мураками
Вранья историю про нас.
Не ждите и страницы сути.
Важней читательский успех.
С ним город, где воспитан Путин,
Сойдёт за рыцарский доспех.
Но нам твердыня Ленинграда —
Сама пуховая постель.
Слов неразгаданных шарада.
В игрушках праздничная ель.
Рассвет у Беранже и Вольфа.
Плывущие над Зимним сны.
Когтей безумного Адольфа
Следы на панцире стены.
И дева — нет, не Галатея,
А та, с форштевня корабля,
Летит по улицам, хмелея,
Всё меньше слушаясь руля.
Мойка, 12
Вот так и Моцарт — взял и съехал
С чужой жилплощади с вещами.
По комнатам пустынным — эхо.
Буфетная не пахнет щами.
Всё так сошлось, что много проще
Не возвращаться к прежней жизни.
Отдать свои святые мощи
Столь их заждавшейся отчизне.
И разменять на счастье близких
Своё ненужное несчастье.
Бежать от слов и взглядов склизких.
Принять последнее причастье,
Исполнивши дуэльный кодекс
С избытком страсти неофита
В костюме по последней моде
В оттенках мела и графита.
Наверно, так одеты тени
При входе в дом извечной скорби.
Ты можешь, упражняя гений,
Вещая urbi или orbi,
Подняться выше государства.
Но помни, братец, о Платоне.
Певцам он прописал мытарства
Не где-нибудь — в самом Законе.
Друзья понуро у дивана
Стоят. За стенкой плачут дети.
И в щели чёрная нирвана
Сочится и сплетает сети.
Ты ночь спустя ещё не умер.
Но у лейб-гвардии корнета
Уже вчерне готова сумма
Всей русской мысли — "Смерть поэта".
Корнет придёт тебе на смену.
И очень скоро кончит тем же,
Чем ты. Такие, друг мой, гены.
Нева, Москва — не то, что Темза.
Британцы тонут и болеют.
Мышьяк в отчаяньи глотают.
А кто-то, как Шекспир, стареет,
Недвижимость приобретает...
Пора отчаливать. Квартира
Не послужила и полгода.
И вязнут звуки репетира
В глухом молчании народа.
Брегет прекрасен, но не нужен,
Когда остановилось время.
Январь окончен.
Но не стужа.
Не бронзы тягостное бремя.
Лабиринт
Плыла звезда, как поплавок,
В Неве качаясь.
Темней Невы ночей глоток,
В нём лёд и ярость.
А в самом сердце темноты,
Судьбы и ночи
И есть убежище мечты
И веры прочей.
Когда закованы в гранит
Любви пределы,
То кто всё это объяснит?
Возможно — Белый.
Закоренелый акмеист,
Увы, бессилен
Понять, насколько же змеист
Рисунок линий.
Где параллельные идут,
Пересекаясь.
Где статуи в ночном саду
Грешат, не каясь.
Где полдень есть всего лишь тень
От белой ночи.
И чем длиннее будет день,
Тем жизнь короче.
Последние публикации:
Крымское время –
(04/11/2021)
Таврида –
(30/03/2021)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
