Проза

Он был такой красивый и счастливый этот Джозеф, что Марина даже не могла сопротивляться тому, что теперь Сереженька с самого утра сидел и ждал его приезда. Разместились они, как обычно, в небольшом доме, неподалеку от моря. Приехали накануне вечером, прямо в аэропорту ощутив вдруг ниоткуда взявшееся теплом солнца, запах соли и кипарисов, и южные смелые сквозняки, из всех окон.     

- Ты ждешь Джозефа? Он обязательно приедет! – вскользь бросала Марина, разбирая разбросанные накануне вещи, которые даже не успела разложить по местам.

- Это мой друг! – бодро и отчетливо говорил Сереженька. А потом уже ничего не говорил, а только сосредоточенно убирал свои игрушки по местам. В какой-то момент он подставил подтащенную табуретку, встал на нее и, еле дотянувшись до подоконника, посмотрел в окно.

- Мама! Там уже есть какая-то машина!

Марине даже не нужно было смотреть вниз, чтобы знать, что Джозефа еще не было и быть не могло. Было шесть часов утра, а он обещал заехать в одиннадцать, подвести их до магазина и купить долгожданный бассейн.

Час прошел незаметно. Сереженька, то и дело, отбегал от окна, вновь складывал и перекладывал игрушки, а потом снова возвращался к окну, деловито взбирался на табуретку и внимательно смотрел вниз. Потом как будто спросил самого себя, уточник что делать, почти вслух, но без слов, и сам же дал себе точный и правильный ответ: буду ждать!

Он сел на кровати, прямо перед окном, и действительно стал терпеливо ждать, глядя прямо перед собой.

Марина вспомнила, как Сереженька, вместе с этим крупным, бородатым, седовласым Джозефом, до смерти красивым мужчиной, в прошлом году разбирали вещи во дворе, бросали разные неотесанные доски куда-то прямо на дорогу, на проезжую часть, рядом со старым, плохо окрашенным забором. Она тогда подскочила к Джозефу и Сереженьке в какой-то момент, как почувствовала, даже не то, что должно произойти что-то нехорошее, а как будто бы подумала на секунду, что может быть этот вариант опасности. Опасность исходила вовсе не от Джозефа, или кого-то извне, а конечно же из сознания Марины. Это она понимала. Впрочем, увидела она и то, что искала: доказательство этой самой опасности в виде ампул и шприцев, которые кто-то когда-то бросил в старом дворе, или в сарае, и которые Джозеф вместе с Сереженькой теперь разбирали у нее на глазах. Эти грязные ампулы, которые Сереженька перебирал своими руками, были все-таки, скорее всего запасами врача-стоматолога, который здесь, вот там, за забором, так она думала. Когда-то давно жил и бросил в свое время в этот вот сарай, почти как старьевщик, или, наоборот, разбирая свои вещи, наводя порядок, и теперь эти вот ампулы и шприцы были обнаружены Мариной в руках Сереженьки и приняты за наркоманские. Марина тогда дико рассвирепела на Джозефа, до такой степени, что начала визжать и кричать на него, что он ребенка заставляет осколки подбирать, которые вонзятся в руку – и все-все. Вот абсолютно все, и – с концами. Джозеф смотрел на Марину как на ненормальную – терпеливо и участливо, а потом они снова ушли с Сереженькой на долгие три часа: возились со своими мужскими взаимными поручениями, делали что-то свое, совсем по-деловому, то есть, по-мужски.

А на этот раз Джозеф должен был поехать в магазин рано утром, чтобы купить Сереженьке надувной бассейн, и Марина понимала, что отказаться ужасно неудобно, и что Сереженька очень ждет этого Джозефа своего, как и бассейн. Важность ожидания и конечного результата была очевидна из всего того, что происходило. Особенным доказательством служила побудка в пять утра, недоеденная каша, наведение порядка и пресловутое окно.

Через какое-то время, после того, как Сереженка с полчаса посидел на кровати, он, наконец, встал, решительным видом продемонстрировав, что нужно и должно одеваться. Ничего не говоря, открыл свой любимый чемодан, вытащил оттуда самые парадные вещи, быстро оделся, и снова уселся ждать.

Марина готовила кофе на кухне, разговаривала по телефону, собирала полотенца на пляж. Потом они немного поспорили, потом помирились, и спокойно беседовали с хозяйкой дома, когда за окном послышался шорох, а в дверь раздался звонок. Звонок раздался ниоткуда и сопровождался легким стуком в дверь, как будто бы по ней провели прутиком, или по белому асфальту скользнула невидимая змея, от чего приятно свело скулы, и даже какие-то судороги внутри побежали, по телу по всему. Легкие, незаметные.

- Это Джозеф, - закричал радостно Сереженька, и, сбивая все на своем пути, бросился к двери. Марина следовала сзади, открыла дверь, констатируя про себя, что перед ней стоял долгожданный и рано приехавший Джозеф и его внук. Успела подумать, какой он заботливый этот Джозеф, что даже привез с собой мальчишку возраста Сереженьки, чтобы они вместе играли, и не было скучно.

Через две минуты Джозеф уже пил турецкий кофе на кухне, что-то говорил на своем быстром языке хозяйке дома. От него, как обычно, исходила энергия, и было радостно осознавать, что вчерашний счастливый вечер, когда они снова приехали в этот маленький южный город, и утром, прошло не более получаса. Марина вдруг осознала, правда, с некоторым опозданием, но спинным мозгом почувствовала, что Сереженьки под боком вовсе не было. Совсем не было. Совершенно. Он испарился в никуда, не подавая о своем существовании ни звука, ни намека на присутствие.

Когда она вышла в коридор, то уже знала, что произошло. Он сидел, весь скукоженный, сгорбленный, сидел на корточках на лестнице и ждал. Он не плакал, но ни на что не реагировал, только упорно смотрел перед собой. Марина стояла минуту, ровно и стойко, не шевелясь, только смотрела на него внимательно, лихорадочно соображая, как вернуть мысли обратно в голову. Потом она молча повернулась к нему спиной и ушла кухню.

- Магазин закрыт! Он передал, что вечером приедет. Может быть, тогда все вместе и поедем, - успела сказать хозяйка.

Джозеф уже садился в машину, ловко разворачиваясь в маленьком из белого камня дворике, а его внук ловко забирался на переднее сидение.

«Хоть бы внука-то дома оставил! Или сам объяснил, почему не едем! Или что-то сделал, что-то сделал такое, но другое», - с горечью думала Марина, сама не до конца понимая, в чем была трудность, кроме ее и Сереженькиной реакции. А еще Марина успела подумать, как сложно будет Сереженьке в жизни, если такие вещи не осознавать, и как нужно… Как нужно ей…. Как нужно было самой сгладить подобную ситуацию…. И какие мужчины некоторые все-таки другие, совсем, вот… И что недавно, на похоронах одного их близкого родственника, самая первая за столом хотела выступить и выразить свои теплые чувства одна женщина, а сын его вдруг весь кровью налился. Отчаянно и громко сказал: «Подождите! У моего отца кроме вас были более близкие друзья» …

Когда она вошла обратно в дом, Сереженька продолжал сидеть, как вкопанный, не улыбаясь, и не плача. Она снова внимательно посмотрела на него. Ей почему-то вспомнилось, что в детстве она читала рассказ «Белый пароход» Айтматова про маленького мальчика, который все время ходил на море смотреть на белый пароход, и что Сереженька, перед самым отъездом, все время просил купить ему белый, только самый белый автобус.