Проза

Автобус привез нас в село точно по расписанию, несмотря на то, что охал, пыхтел и стонал, словно сердечник, который поднимается на 9 этаж без лифта. Приехали мы, значит, в РАЙком.  Здание обнесено забором, без стука и блата не войдешь, ворота стоят такие приличные. И нам бы пройти, но одна оказина – закрыты ворота. Ну наша бригада не отчаялась – ведь сказали нам на распределении, что примут – значит примут. Здесь всегда все четко. Побросали на землю рюкзаки, закурили и сделали привал, так сказать. Кто Кто водички достал, кто паштет на хлеб намазал. Прям так на рюкзаках и устроили трапезу перед райкомом.

А вокруг Райкома как будто жизни и нет. Если и был магазин рядом – то сейчас это просто будка какая-то, даже без вывески. Людей рядом тоже не наблюдалось. Может потому, что приехали мы ранёхонько.

Я походил вдоль забора. Вижу – сторож за воротами курит. Чахлый такой, видавший виды. Старец сгорбленный. Но со связкой ключей и ружьем за спиной – все, как положено. Окликнул его:

– Дядя! Открывай! К тебе приехали.

Сторож сплюнул.

– Кому дядя, а кому Петр Иванович.

Из толпы кто-то крикнул:

Прости, дядя Петя, не признали! Открывай, свои приехали.

Дядя Петя покривился: негоже, что его, Петра, щеглы городские дядей Петей зовут. Дядя Петя – петух на жёрдочке, а не сторож Райкома.
 Нехотя дядя Петя подошел к нам и стал всматриваться в каждого по другую сторону ворот. Не так даже всматриваться, как фиксировать, словно на фотопленку. Но ворота так и не отпер.

– С чего решили, что свои? Чего приехали? Чего надо?

Я молча протянул направление. Дядя Петя прочитал, но только ухмыльнулся:

И чего это вы, городские, такие шумные? Как приедут сюда подобие вас– одни хлопоты!

У нас один из бригады буркнул ему в ответ:

– А чего это вы, райкомовские, такие недружелюбные? Нет бы ворота отпереть, позвать старосту, чаем напоить и пустить на постой, а вы все выспрашиваете, да выпытываете. Нехорошо!

На что Петр Иванович отрезал:

– Нет, нет, ребятишки! Все поменялось теперь! Это раньше так можно было. ...Эх, вам бы пораньше сюда, когда еще народу было хоть отбавляй...  А теперь у нас карантин. Этот ковид и до нас добрался. А сейчас людей к нам мало приходит. Поэтому самим еле хватает. Финансирование сократили – живем, сами лапу сосем. Казалось бы – такое место! А вот как бывает, ребятишки. Даже здесь не все слава Богу. Вы, чтобы не простаиваться, идите по дорожке, проторенной направо и не сворачивайте. Там будет деревня ЧистилИще. В деревне работники с руками нужны. Храм там возводят Умиления – будете при храме трудниками.

– Дядя Петя, – спросил один из наших, – а может там возьмут? – И показал рукой в противоположную сторону от Райкома.

– Туда даже не пытайтесь лезть! Там шахты. Шахтеры там работают и день и ночь. Под землей, охают, ноют. Задыхаются они.  Постоянно там проблемы какие-то: то задохнется кто, то земля обвалится... а начальник ихний там – сущий дьявол! Даже и не лезьте туда, ребятишки. Вы белоручки, вам в такое место не нужно. Вам бы обратно уехать, молодые еще, да… не примут вас обратно, коль такое направление дали, – подытожил дядя Петя и закурил.

Мы подняли с земли рюкзаки и нехотя повернули по маршруту, который указал нам Петр Иванович. Но я все не мог успокоиться и смириться с тем, что нас не приняли, и спросил:

– Дядя Петь, а скажи по секрету, где сейчас мятежной душе хорошо живется? – Я указал в сторону деревни ЧистилИще, потом в сторону города, откуда нас прислали, а потом и на Райком, где над крышей гордо еще реял застиранный флаг уже неизвестного нам государства, – там, там, аль пёс знает где? Да ещё скажи, как тут прожить, чтобы чего дурного не подцепить? Ты ведь знаешь всё, я чую!

Старик поднял голову на меня и посмотрел так, что в его глазах я заметил боль и сострадание по нам.

– Да сложно сказать, сынок. По мне так, если душа не мятежная, везде человеку хорошо. А если бы так научиться жить, чтобы не досаждать никому, жить ровно и проще как-то, проще... Да ведь и не получается. Но за овраг к шахтам не ходи, не вздумай! Не твое это! Другое тебе направление дали! А там, или здесь – живи, по совести, по своему внутреннему компасу – и не собьешься.

На сем откланялись мы старику и пошли по новому направлению, неизведанному ранее. По дорожке шли, да шли, то деревнями, то полями. А потом увидели маковку церкви Умиления. Стало поспокойнее, а то думали, что совсем с пути верного сошли. А что нас дальше там ждало, никто из нас не знал.