Проза

Музыка четырех

Мой друг! Под крышей моего нового дома четыре ледяных сталактита, свисающие ровным рядом, издают прекрасную мелодию! Ее только нужно услышать…Раз, два, три четыре… Это падают капли, или дух играет на неведомых миру клавишах.

Ты рассмеешься надо мной и скажешь, что я сошел с ума и мне пора вернуться в город. А я попрошу тебя приехать ко мне на выходные, или тогда, когда будет очень тяжело (ведь я знаю, что ты не железный).

Если мне не изменяет память, раньше ты был мечтательный философ с яркими глазами. И считал ты волосы на бороде, а не деньги. Приезжай ко мне, удрученный и злой, и я поведу тебя к первому одуванчику, который расцвел возле камня, на котором раньше молились праведники. Ты встанешь перед цветочком на колени, и я посмотрю на тебя, как ты попробуешь сохранить всю серьезность и ни разу не улыбнуться.

А потом мы пойдем домой, ты будешь ежиться от холода и искать машину с теплым сидением. А идти нам придется долго. Мой дом стоит там, куда не доедешь на любой машине и куда ты едва пройдешь в своих ботиночках на тонкой подошве…

Я заварю тебе продрогшему чай с анисом, ты будешь мне благодарен так же, как когда-то давно, когда ты подвернул в лесу ногу, а я нес тебя через поле. А потом ты будешь еще пытаться меня переубедить в чем –то и пытаться рассказать мне устройство мира. А я покажу тебе музыку четырех – музыку тех четырех сосулек, рождающих музыкальные капли.

И ты спросишь меня, что я сейчас пишу? А я скажу тебе, что даже не прозу. Я пишу то, что вылечит нас обоих и не приведет больше к тому ужасу, который мы застали.

Я буду читать тебе свои слова, написанные так, чтобы ты их понял. Это будет не проза, писанная раньше, а новые состояния, не испытанные прежде. И тогда ты впервые станешь собой и проявишь, как тебе покажется, слабость. Ты будешь плакать и рассказывать об обезумевших, что уже не спасти, о неизлечимых болезнях и пакетах с замерзшими телами внутри, с которыми не разрешают проститься. Ты расскажешь о том, как толпы людей идут на митинги, ставя во главу еще более заблудшие души. А я тебе скажу, что мы зашли слишком далеко, но не все смогут услышать музыку четырех и увидеть красоту и наивность молодого одуванчика.

И тогда ты спросишь меня, как дальше жить и кому исповедаться? И я подведу тебя к березке, которая согнулась кроной, чтобы накрыть тебя своей епитрахилью и выслушать. Нам есть за что просить прощение у природы. Ибо мы так и не научились рядом с ней жить и не вредить.

И ты будешь исповедоваться чистому деревцу всю оставшуюся ночь. А на утро…Ты наденешь чистую рубаху, виновато отпросишься в город по каким-то важным делам…А я не стану тебя ругать.

Знай, когда мы с тобой умрем, придет весна, как бы мы не хотели все изменить, или испортить. А кто-то на крыльце дома услышит музыку четырех. И начнет заново искать суть в себе самом, искать новый код своего бытия. Но одно не изменится и не изменит себе, яко сути всего сущего – придет весна! Рассудительная и добрая. Всепрощающая и вселяющая надежду. Придет и принесет в своих ладонях чистую энергию. Новую и безгрешную жизнь. Новый код существования. Шанс перерождения. И прощение…

Люк Ховард, ты был прав

Люк Ховард, ты был прав! Мы потеряли большого Бога-Бога мессию, того, кто вел нас по пути. Он растворился перед нами, как некий абсурд, как наша выдумка, как иллюзия. Не смея с нами совладать, он покинул нас, чистый и свободный.

Остался лишь маленький Бог, Бог каждого из нас. Он простой и чистый, но маленький и незаметный, как истина в твоих нотах, Люк. Все же хотят другого Бога, который будет подстать их тщеславию и богатству. Но не находят его. А маленький бог смеется над ними и указывает на простую суть. Он тихий и мудрый.

Я встал с утра и пожелал всем сердцем не растерять маленького бога, который свился у меня пушистым комочком под сердцем. Я вдруг вспомнил, что наконец-то услышал его…Ведь даже камни умеют слышать! Это как слышать твои маленькие, прозрачные и чистые мотивы, Люк.

Я перекрестил восход и благословил новый день войти в меня со своей истиной. Потом домастерил и повесил новый синичник, насыпав туда зерна. И тут же со всех концом земли слетелись птицы и сели ко мне на руки. Они пели для меня свои псалмы до самого обеда.

Я растопил печь и в кусочке простой бересты увидел свое отражение и предназначение. Огонь в печи взвился тысячами искр желаний и надежд. Хорошо горела и вчерашняя газета. Огонь поглотил ее враз и не оставил ей ни единой возможности войти в историю, как несгораемое и вечное. Значит, так и есть.

Потом я отправился в путь. И на дороге встретил странника, который дал мне новый смысл, когда я протянул ему свой дорожный кусок хлеба. Это было правильнее, чем, когда я возводил храмы, в которых никто не приходил молиться.

Я вернусь на закате. Я ушел за маленькими смыслами маленьких и радостных богов. Я вновь говорю тебе, Люк, что ты был прав. Маленький бог… не спугни его! Ему не нужны раздирающие идеи и глобальные перевороты. Поверь, это не нужно и сирени под твоим окном и птицам, которые садятся на твои руки, Люк, когда ты играешь им. Все сущее сейчас ищет маленького бога, простого бога, что ютится совсем рядом и такой теплый и добрый, словно воспоминание о маме, ее объятьях и шерстяной шали…

Снег

Кажется, что это никогда не закончится… а может и не кажется. Снегом беспощадно заносит все, что сотворил когда-то человек. Все, что было для него ценно – все занесено снегом. Теперь снег подбирается и к самому творцу всего прекрасного! Страшно! Холод и безмолвие, безразлично белый цвет. Везде. Больше никаких красок – только погребальные холмики, в которых таится наша цивилизация. Лишь патент на вечность, который приобрел снег.

Сначала ты не можешь уехать и скрыться от снега из-за занесенных путей, потом твоя машина превращается в ледяной саркофаг, потом ты пытаешься вернуться обратно, чтобы найти свой дом, уже заваленный снегом по окна. Раскопав вход в жилье, спешно топишь печь, или камин – пытаешься добыть тепло.

Но когда смотришь в окно, через него не проходит свет – оно уже полностью завалено снегом!

Ты борешься за тепло, которое пытаются у тебя украсть. Его становится все меньше – снег проникает в твой дом, на порог. И тогда ты забираешься под одеяло и вспоминаешь тех, кого любил, согревая дыханием едва теплые ладони.

Чем ближе к тебе снег, тем больше тебя накрывает апатия. Ты перестаешь бороться за тепло. Тебе все равно. Больше не пишутся стихи и не поются песни. Становится все холоднее. Снег заходит тебе прямо в душу…

Я… Мне бы лечь и замерзнуть, чтобы никто меня не нашел. Скептики говорят, что снег победит все живое. А я… Я по – прежнему пишу письма о том, что мы разучились писать письма друг другу. Пишу о любви, чтобы согреться и согреть. Стою под твоим балконом, моя воображаемая любовь! Смотри! Я принес тебе цветы, которых не найти среди снежных барханов! Я называю их «снегоустойчивые».

Самое жуткое и страшное – это замерзнуть. Я слышал, что на днях занесло снегом одного известного писателя. Его еле раскопали. Но на опознание никто не пришел из-за снегопада. И он остался не опознан и неизвестен. Я так не хочу! Но уже опускаются руки, и начинаю сомневаться, были ли здесь раньше цивилизации с неподражаемой и великой историей, умы мира, люди мира, добро и гармония, стремление к прекрасному и красота. Может…может здесь всегда было холодно и всюду лежал белый и безразличный снег? Как посмотреть… 

Внутренний человек

А теперь я тебе расскажу кое-что. У тебя есть внешний человек. Он ест и пьет, ходит на работу, выполняет свой социальный долг. Внешний человек –самое известное воплощение тебя. Ты каждый день видишь его в зеркале. Знание о внешнем человеке приобретается с годами и опытом. Ты знаешь о нем все. Или почти все. Но в один момент понимаешь, что чего-то остро не хватает…

…И начинаешь осознавать, что вас даже не двое. Один из тех, о ком ты раньше не знал – твой внутренний человек. Он появился не с годами и не с опытом. Его появление иногда проявлялось в твоих снах и видениях. Он всегда хотел поговорить с тобой и стать ближе, протягивал тебе невидимую руку в твоих самых острых пограничных состояниях. Его всегда ставил на второй план твой внешний человек, и ты с ним постоянно соглашался.

Но вот в тебе происходит сбой, и ты судорожно ищешь голос внутреннего человека. И мечтаешь поговорить с ним.

 Когда-то я так же, как и ты искал чистый голос. Голос без призвуков фальши, хрипоты, лести, и ораторского безумия, которое загоняет толпы в пучину. Долго не находил, а потом…потом он сам нашел меня. Так произошло по закону всемирного поиска. И тогда я понял, что со мной говорил внутренний человек.

Тогда его голос сказал мне: «Оглянись! В саду твоей души не растёт ничего, кроме вечного. Все остальное просто не приживается! Так зачем ты вновь сажаешь мимолетное и чуждое тебе?»

Я боялся спугнуть его, а внутренний человек продолжал:

«У тебя осталось только время. Может секунда, а может больше. Время на то, чтобы посадить что-то вечное в твой сад. Неужели ты не понимаешь, что в саду, где не растут прекрасные цветы – растут ядовитые сорняки с глубокими корнями?»

  Я стал просить внутреннего человека: «Открой мне великие тайны, от которых сотрясается земля и замирают моря! Те тайны, что мудрее вековых дубов и слепят своим откровением ярче солнца.»

И голос ответил: «Тебе не нужны эти тайны. Я открою тебе тайну твоего сада».

Я замер и прислушался.

«У людей ничего нет, кроме них самих. И каждому нужен каждый. Все живое повинуется лишь любви и добродетели. Только эти цветы приживутся в твоем саду – цветы любви и добродетели!»

 Я смутился. Но внутренний человек сказал мне: «Смотри! Смотри внимательней! Я покажу тебе, что происходит на самом деле!».

И я увидел людей. Много людей. Бесчисленные толпы людей. Они жались друг к другу, словно пытаясь высечь телами искру. Им было холодно и темно. Эти люди казались мне заблудшими и отчаявшимися. Толпы двигались куда-то беспорядочным потоком, в поиске чего-то важного.

  Не было числа, чтобы их сосчитать. Все люди были разные, но в толпе выглядели одинаково. Я хотел вглядеться в их лица, но у меня не получалось. Среди них были женщины и дети, калеки и старики. Но в толпе все они казались большой серой массой из едва различимых в ней отдельных людей.

  Внезапно среди них показался человек, который держал в руках цветок.  Цветок наполнил все вокруг себя светом и теплом. Я узнал его: это был цветок добродетели.   В толпе стали различимы отдельные люди. Можно было вглядеться в их лица. Свет от цветка вдохнул в них благодать и подарил смех и ликование.

 Но потом все произошло стремительно. Все остальные ринулись к человеку с цветком, чтобы прикоснуться к прекрасному… Они пытались вырвать у цветка лепестки, дрались друг с другом, беспощадно отбрасывали детей, калек и стариков и рвались вперед. Постепенно человека с цветком стало не видно за толпой остальных звероподобных масс. Свет погас и вновь стало темно и холодно.

«Видишь их? Это те люди, у кого в саду больше не растут цветы любви и добродетели. Они хотят вернуть себе былой покой. Им страшно и одиноко. Им нужно вернуть утраченное спокойствие и благодать. Но они не могут этого сделать. И ты скоро не сможешь. Но еще есть надежда…»