Проза

5.

 

Она пыталась звонить секретарше, дабы назначить встречу. Пять сообщений оставила в один день, семь во второй, десять в третий. Секретарша молчала. Действительно, наверное, Адрианна Евгеньевна, невзлюбившая Фотину, у них диктатор, и не будет Фотине приема!

Тогда Фотина решила просто забыть обо всем об этом. Авось пронесет. А что ей еще оставалось делать?

Ровно через неделю в почтовом ящике обнаружено было Фотиной новое письмо из «Комиссии». Размер штрафа составлял шестьсот тысяч рублей. Предупреждение, напечатанное красным шрифтом, гласило, что в случае неуплаты ей следует ждать повестки в суд через три дня, а сам суд состоится через неделю. Наказание сроком до десяти лет и дополнительный штраф, сумма которого определена будет на суде.

- Обманул Вася, - сказала себе Фотина. – Про дополнительный штраф ничего не сказал. А будет еще и дополнительный.

И почувствовала, как мутнеет сознание.

Она схватилась рукой за стену и некоторое время так стояла.

Крессида Андреевна ругалась, оскорбляла, и спрашивала, почему эта дура молчит, а Фотина даже не отмахивалась. Коля перебрасывался письменными сообщениями по телефону. Фотина ушла в ванную, разделась, и долго стояла под душем.

Всю ночь она не спала. Утром, выпив растворимого кофе с молоком и съев кружок колбасы на куске булки, она оделась и поехала на работу. Сотрудница Миранда увидела, что на Фотине лица нет, и стала расспрашивать. Фотина отвечала нехотя. Постепенно Миранда выяснила, в чем дело.

- Тебе незамедлительно нужно к юристу, если что, - сказала Миранда. – Я ж тебе говорила, у моей подруги есть знакомый. Помнишь? Я ей сейчас позвоню. Ты посиди. Ты сегодня не напрягайся, просто сиди себе на стуле. Я, если что, все за тебя сделаю. А если Ахмед будет выступать, мы его зарежем.

И она стала звонить подруге. К обеденному перерыву она управилась назначить встречу с юристом, но не в конторе, а в кафе.

- Его зовут Леонид, - сообщила она. – Будет тебя ждать в час в «Гусарской Радости», на Садовой. Езжай прямо сейчас. Пока доберешься, знаешь?

 

 

 

Был, дамы и господа, теплый, солнечный день, и «Гусарская Радость» сориентировалась и выставила на тротуар несколько столиков. За одним из них и сидел юрист Леонид в безупречном костюме цвета индиго, при галстуке, и пил из длинного стакана лимонад. Был он молод, внешность имел ярко семитскую, глаза грустные, на пальце перстень, возле стула кейс-атташе цвета бордо доброй выдержки. Он безошибочно определил подходящую к кафе Фотину и махнул ей приветливо рукой.

- Вот на всякий случай моя карточка, - сказал он ей сразу, и протянул карточку.

На карточке значилось, «Леонид Штурман, адвокат и консультант».

Фотина положила карточку в сумочку.

- У меня очень мало времени, - предупредил ее Леонид. – Поэтому, уж простите, я и вам заказал. Вы, наверное, голодны? Сейчас принесут.

Именно в этот момент на тротуар выпрыгнул из кафе длинный, как Петр Первый, официант с подносом, на котором помещались чайник с натюрмортом на боку, чашки, две бутылки пива, два пивных бокала, и две тарелки с сандвичами. Официант стремительными движениями по одному переместил все эти предметы с подноса на столик, одной рукой откупорил обе бутылки, разлил по стаканам, сунул под пепельницу распечатанный кассовым компьютером на тонкой глянцевой бумаге счет, и ушел.

- Ешьте. Но сначала покажите письмо, - сказал Леонид, отпивая пиво.

Фотина вытащила из сумочки письмо и передала ему. Леонид глянул, затем вгляделся, и наконец внимательно изучил, письмо с красным шрифтом в конце и со зловещей цифрой в графе «штраф».  И присвистнул длинно по нисходящей гамме. Получилось что-то похожее на pas de deux из балета Петра Чайковского. Может, именно этот музыкальный фрагмент и имел в виду Леонид Штурман. Так подумалось Фотине: она не знала, что это именно pas de deux, но мелодию где-то слышала.

- Простите, - сказал он. – Это не совсем то, что я предполагал. Это государственное учреждение.

- Да, - подтвердила, обмирая, Фотина.

- С государственными учреждениями никаких дел не имею, - Леонид покачал головой. – Себе дороже. И вам не рекомендую. Придется платить, до суда тянуть нельзя. Ни один мой коллега не возьмется за это дело, а бесплатные адвокаты – сами знаете, что за люди. Мой совет – заплатите.

- Но ведь . . . я не могу, у меня столько денег нет. Шестьсот тысяч – где их взять?

-Найдите.

- Они не назначают встречу!

- Кто – они?

- «Комиссия по распределению фондов в пользу». Я пыталась. Я хотела заплатить.

- Все шестьсот?

- Нет, то раньше было, когда я пыталась. Раньше было три тысячи семьсот. Я пыталась, но они не хотели меня записывать на прием. Я все звонила и звонила, а там трубку никто не берет, все время автоответчик.

- Бюджетные интриги, - предположил Леонид. – Им скоро отчитываться, а в бюджете дефицит. Вот они и стараются, штрафуют всех подряд, некоторых сажают для примера, чтобы остальные боялись и платили. Большинство платит.

- Как платит?

- Деньгами. Ну, продают что-то из имущества, или закладывают. У вас есть, наверное, какое-нибудь фамильное золото?

- Нет, ничего такого нет . . .

- Квартира своя?

- Квартира?

Фотина подумала, что, может быть, нужно будет продать квартиру. Сегодня же. Или заложить? Сколько можно получить на руки, заложив двухкомнатную квартиру в хрущевке в Автово?

- А сколько мне дадут?

- Десять лет. Здесь написано.

- Нет, за квартиру.

- Не знаю, - Леонид развел руками. – Я не специалист по недвижимости. А где квартира?

- В Автово.

- В Автово? Хмм. Продать вряд ли успеете, а заложить . . . банк будет тянуть . . . после последней волны банкротств все банкиры зассали, по сто раз всё перепроверяют. Разве что очень большие проценты им предложите. Но проверят ведь ваш доход и спросят, откуда вы эти проценты собираетесь брать. Засомневаются. Еще и налоговую подключат. А время идет. Родственники есть у вас богатые?

- Никого нет.

- Ваше положение незавидно, - заключил Леонид, и взялся за сандвич с ветчиной, помидорами, шпинатом и сыром. – Вы поешьте, Фотина . . . Фотина, да? Поешьте. Есть все равно нужно, в любом положении, особенно если представилась возможность. И пива выпейте. Пиво здесь очень хорошее.

Фотина откусила и стала жевать. Было вкусно.

- А у вас нет? – спросила она вдруг.

Леонид поморщился.

- Не говорите с набитым ртом, пожалуйста, - сказал он. – Нет чего? Шестиста тысяч? Нет, все деньги в обороте, и оборот мне не принадлежит. – Он посмотрел на часы, еще раз откусил, пожевал, и запил пивом. – Мне скоро идти. Друг хочет познакомить меня с оперной певицей. Думает, что я прямо растаю, обомлею, и предложу ей руку, сердце, и часть дохода. Дохода как такового пока что нет, все перспективы да мечтания, а в музыке я ничерта не понимаю, слуха нет. Не говоря уж об опере. Но не хочется обижать. Говорил «Она так исполняет веристов, как никто!» Будто я знаю, кто такие веристы. Чмо он, конечно, но что ж делать. Надо его беречь. Хороших друзей в наше время не найдешь нигде, спрятались.

Фотина старательно прожевала и проглотила кусок сандвича, запила, и сказала:

- Что же мне делать? Что бы вы мне посоветовали?

- Ну, советы . . . Я думал, одним звонком все обойдется, сделаю хорошей знакомой одолжение, да и человека выручу из беды. А тут не то. Совета, стало быть, хотите. Хмм. За советы я беру отдельно и много, и не здесь, а в кабинете. Собственно, я именно и пригласил вас сюда, чтобы не в кабинете. Потому что в кабинете я бесплатно ничего не делаю. Не из жадности – это профессиональное.

- Может, мне в газету обратиться? Или на телевидение?

Леонид засмеялся. И спросил:

- Мама посоветовала?

- . . . Да.

- В газету – это что-то из прошлых времен. На телевидение – ну да, конечно, в программу «Нехай Брешут». С ними недавно случай забавный вышел. Есть такой телеведущий в Москве, зовут Ваня Ургант. Знаете?

- Да.

- У него недавно продюсер из «Нехай Брешут» штаны украл. Дом ремонтировали, он шел мимо, забрызгал брюки. Приходит на студию – смотрит, брюки заляпаны, а брюки светлые. Нехорошо. А у него важная встреча через пять минут. Кинулся в гримерку, одну, другую, слезно просил знакомых одолжить, те только ржут в ответ. Бегает, бегает по помещениям, забегает куда-то – и видит – никого нет, и чьи-то шмотки разложены. А у него время на исходе. Схватил только брюки, напялил, подкатал, потому что лучше брюки с подкатом, чем цементом заляпанные. Так считается, во всяком случае. Побежал на встречу. Потом выходит из кабинета – а там целая толпа, и Ургант впереди всех, руки в боки, в ботинках, носках, трусах, рубашке, пиджаке – без штанов. На трусах – изображения великих деятелей истории, Шарлемань, Петр Первый, Людовик Одиннадцатый. Некоторые даже наклоняются, пытаются изучать, и спорят – мол, это мадам Помпадур, другой говорит, нет, это Екатерина Вторая, у Помпадур лицо менее лошадиное. Оказалось, ему вещать, он хватился, штанов нет, он стал ко всем приставать, чтобы одолжили, но он длинный, и ноги длинные, ничьи штаны не подходят, и так получилось, что именно в этот день все остальные запасные шмотки у него в чистке были. Единственное, что нашлось – средневековые чулки с буклями, он их надел, в зеркало на себя посмотрел, и рассердился. Ургант вообще скандалить не склонен, все больше острит, а тут будто муха его укусила. Кричит – отдавай штаны, подонок! Потом расслабился, подобрел, опять острить начал. Предложил новую рубрику – «Ургант без штанов».

Фотина кивала и пыталась улыбаться. Леонид, увлеченный рассказом, забыл даже, что у него времени мало, и рассказал, как на следующий день партнеры Урганта по передаче вышли к камерам в одних трусах, думали его рассердить, но он пожал плечами и говорит – давайте начинать. Он такой – невозмутимый от природы.

Леонид еще раз хохотнул, посмотрел на небо, потом на Фотину, и сказал менее мечтательным, более деловым, тоном:

-Ну, хорошо, ладно. На телевидение обращаться бесполезно. Потеряете время, а «Нехай Брешут» вами заниматься не станут все равно – они не любят связываться с организациями типа «Комиссии», много возни, да и неизвестно еще, у кого какие в «Комиссии» знакомые есть, и кого из властьимущих бюджетные игры «Комиссии» затрагивают. Можете только хуже сделать. Скажите, вы склонны к авантюризму?

Фотина перестала жевать и задумалась. Сказала:

- Скорее всего нет.

- Я так и подумал. Опять же, в наше время авантюристов на свете очень мало. Все любят, чтобы беспроигрышно. То есть, на халяву. Даже промоутеры, которые, казалось бы, в силу своей профессии должны работать только за проценты, просят деньги вперед. Это не коммерция, это бардак и срам. Я тоже всегда беру деньги вперед – даже когда знаю наверняка, что дело выигрышное. Это теперь такая традиция. Никто не хочет рисковать. Что ж. Вас загнали в угол, и авантюризм – одна из оставшихся возможностей. Женщина вы немолодая, одеваетесь скверно. Переспать с нужным человеком – это не для вас, ни возрастом, ни внешностью не соответствуете задаче. Я бы вам посоветовал обратиться в министерство. Не письмом, разумеется, на переписку у вас времени не осталось. А просто явиться, разыграть дурочку. Так мол и так, пристали ко мне, бедной, прилипли, требуют денег, грозят судом, а я ведь ни в чем не виновата. Если до главы отдела или заместителя доберетесь – чем черт не шутит, может и приструнит он их в этой «Комиссии» сраной. Разжалобите его хорошенько. Они там, в министерстве, целыми днями ничего не делают, скучно им, может, захочет заместитель поразвлечься. Такое бывало. Я бы мог перечислить такие случаи за последние тридцать лет, я хорошо изучил . . . э . . . историю . . . но не хочу вас утомлять. Вам это тоже самое, что мне веристы. Сходите в министерство. Можете прямо сегодня, они до четырех сегодня точно там пробудут, у них в четыре интервью с телевизионщиками.

- Оно же наверное в Москве, министерство.

- Которое?

- Финансов.

- Нет, с финансами вы опоздали. Штраф пришел, дело передано в суд. Поэтому вам именно юстиция нужна. Управление которой расположилось по адресу Исаакиевская Площадь, дом Одиннадцать. Такое, знаете ли, очень в немецком стиле здание, громоздкое такое, тяжеловесное. Петер Беренс строил для своих, чтобы им понятнее было, в начале двадцатого века. Вот туда и езжайте, благо это рядом. Поедете?

Посмотрев на небо, на землю, на вход в кафе, и снова на Леонида, Фотина сказала:

- Поеду. У меня сын. Да и мать. Нельзя же так. Поеду. А как зовут . . .

- На месте разберетесь. Вам нужен глава отдела.

- Которого?

- Любого. Они все друг друга знают. Хотя . . . подождите.

Он достал мобильный телефон и некоторое время что-то в нем высматривал.

- Отменяется Исаакиевская, - сказал он. – Прошу прощения. На улицу Чайковского, дом Двадцать Восемь. Тоже не очень далеко. Берите тачку.

- Я . . .

- Понимаю, стеснение в финансах. Минутку.

Он набрал номер, и когда на другом конце ответили, сказал:

- Марик, вуатюр нужен прямо сейчас, возле «Гусарской Радости». Даю тебе девяносто секунд.

Через две минуты черное Ауди остановилось у поребрика. Леонид встал, сделал знак шоферу, чтобы тот опустил стекло, и сказал:

- Это для меня, дядя Федя. Чайковского Двадцать Восемь. По Литейному не езжай, там сейчас авария и пробка.

И распахнул галантно заднюю дверь.

Фотина села в вуатюр. Дядя Федя пошуровал переключателем скоростей и вуатюр плавно покатился по незнакомым Фотине улицам.

- Х . . . ерунда это все про Литейный, - сказал ворчливо дядя Федя. – Все наш Лёнька выдумывает, городит, хочет умным казаться перед братом.

У самого поворота на Литейный в моторе что-то грохнуло, из-под капота пошел пар и дым, и вуатюр остановился на перекрестке, заблокировав часть движения. Тут же образовалась обещанная Леонидом пробка, так что Леонид оказался отчасти прав.

- Я починю, но не сразу, - сказал Фотине дядя Федя. – Тут раздумье требуется. Так что, барышня, ежели желаете на трамвайчике – так ведь вот он, прямо здесь и останавливается. Вон в ту сторону вам ехать. Вон он как раз громыхает, а вожатая какая красотка, как из кино, хоть сейчас бы женился, да нету денег на фрак. Прямо до Чайковского и довезет вас прекрасная вожатая с превеликим умиротворением.

 

 

 

 

6.

 

В министерской приемной толпились какие-то люди, некоторые подозрительного вида. Фотина стала наводить справки – кто главный, кто заместитель, с кем нужно говорить. Никто ничего не знал и не понимал и понимать не желал. Она кидалась в кабинеты – ее останавливали. Она спрашивала и умоляла. В ответ пожимали плечами. За полчаса попыток прорваться хоть к кому-нибудь, или хотя бы попасть в какую-нибудь очередь, она очень устала.

Присев на кресло в вестибюле, Фотина уперлась локтями в колени, голову положила на руки, и заплакала.

Неподалеку от нее возле стены стояла пара – фрау лет шестидесяти, в дорогом костюме, и мужчина, не достигший еще тридцатилетнего возраста, в стильных брюках, прекрасного покроя пиджаке, и мягких, элегантных ботинках. Тихо беседуя с дамой, молодой человек водил рассеянно глазами по сторонам – и вдруг увидел Фотину.

Он подошел к ней и осторожно дотронулся до ее плеча. Она подняла на него заплаканные глаза.

- Здравствуйте, - участливым тоном сказал молодой человек. – Вам нехорошо? У вас горе? Что случилось?

У Фотины не было сил говорить. Она молча вынула из сумочки письмо с впечатляющей цифрой и красным шрифтом в конце и подала его молодому человеку. Он бегло пробежал письмо, пожал плечами.

- У вас нет денег заплатить? – спросил он.

- Мне никто никаких услуг не оказывал! Не за что платить! А меня посадить хотят! – хрипло сказала Фотина и зарыдала.

Парень еще раз пробежал глазами письмо.

- Я вам верю, - сказал он. – Не волнуйтесь. Сейчас все уладим. Если вас не затруднит, пойдемте со мной.

- Куда? В тюрьму? – спросила почти безумная Фотина.

- Нет, зачем же в тюрьму. Вон туда, - и парень кивнул по направлению к даме, с которой давеча беседовал.

Фотина поднялась и пошла за ним.

Подойдя к даме, молодой человек показал ей письмо – не для чтения, а как предмет, вещественное доказательство – и сказал так:

- Это просто чудовищно, что они там творят, в этой «Комиссии», Марина Владиславовна. Не поддается описанию. Они забыли об элементарных нормах приличия. Они ведь призваны помогать людям, а не давить, стращать и репрессировать. Ведь на дворе вовсе не эпоха Ивана Грозного. Им платят зарплату – чтобы они оказывали помощь! Хороша помощь. Вот перед нами стоит обыкновенная русская женщина, мать-одиночка. Не богатая. Работает, растит детей. Никого не обижает. И вот, пожалуйста – что-то не сошлось в бюджете, и они решили добрать нехватку вот таким вот зверским способом, за счет матерей-одиночек. Им ничто не свято. Их самих всех посадить надо. Или сжечь на площади. Исаакиевской, а лучше на Дворцовой, нагляднее чтобы.

Марина Владиславовна взяла у него письмо и быстро его просмотрела, надев очки.

- Это Брянцев мне устроил, - наябедничала Фотина, переполняясь надеждой.

- Брянцев? – удивилась Марина Владиславовна. – Я знаю его родителей. Да, помню, он именно в «Комиссии» работает. Вот негодяй. А какие у него родители. Замечательные, душевные, последнюю рубашку снимут. И такой сын. Нет, я этого так не оставлю. Сейчас пойду звонить. Распустился. Завтра же его уволят, и ничего вам платить . . . э . . . – она заглянула в письмо . . . – уважаемая Фиона . . .

- Фотина, - поправил парень.

- Именно. Уважаемая Фотина, солнышко, не волнуйтесь, идите себе спокойно домой. Никаких штрафов и никаких судов. Что еще за новости! Ну, наконец-то мне есть чем заняться во второй половине дня. А то я уж от безделья выть было начала. Ну, сейчас я им устрою! Представляю себе, как они заскулят! Ты ведь меня знаешь, Серж.

- Очень хорошо знаю, Марина Владиславовна.

Она улыбнулась, и Серж улыбнулся в ответ.

- Ну, я пошла их убивать. Очень приятно было познакомиться, Фотина . . . как вас по батюшке?

- Олеговна.

- Очень приятно, Фотина Олеговна, очень! Не волнуйтесь, забудьте все это как дурной сон! Всего вам доброго.

И она ушла куда-то на мраморную боковую лестницу.

- Все в порядке, - сказал Фотине Серж. – Если Марина сказала, значит – сделано. Она человек слова.

- А кто она такая? – спросила Фотина.

- Глава отдела.

Фотина поразилась своему везению.

- А вас как зовут? – спросила она на всякий случай.

- А, простите, оплошал. Сергей Витте, к вашим услугам, Фотина. Отчества не нужно, зачем, мы с вами еще молоды. – Фотина плохо соображала в этот момент и даже не улыбнулась. Сергей Витте был ее моложе по крайней мере лет на десять. «Мы с вами» - тонкий ли комплимент, или казуальная пошлость – она не стала разбираться, не было сил. – А я вам так скажу, Фотина, вы сейчас в таком состоянии, что вам просто необходимо развеяться. У меня сегодня как раз весь день свободный. Не составите ли мне компанию? Поедемте куда-нибудь. Хоть в Летний Сад, или в тот же Сестрорецк, на Залив. А? А потом зайдем где-нибудь поужинаем. Хотя мне нужно сперва заскочить домой, переодеться, сделать несколько звонков. Да и вам не мешало бы – простите за откровенность, но это вполне объяснимо – учитывая то, что вы пережили – вам бы тоже нужно и душ принять, и кофе выпить, или чаю хорошего. Заедем ко мне, и сразу на Залив. Там открылось недавно замечательное кафе, с хорошим видом и ненавязчивой музыкой. Если хотите, можем по дороге купить вам весеннее платье какое-нибудь, а то что же вы в джинсах стареньких и в куртке сальной. Нет, вам они очень идут, пикантно, но ведь красивые тряпки – это прерогатива всех женщин, это святое.

Фотина слегка обиделась за «сальную куртку», вовсе куртка не сальная. Впрочем, у Сергея Витте была обворожительная улыбка. Ну и пусть сальная куртка. Она так устала, и теперь, когда надежда пьянила ее, кружила голову – ну и подумаешь! Действительно ведь дрянь куртка. Для Автово может и сойдет, но здесь центр, и люди, и вообще. Она и не заметила, что они уже стоят на тротуаре, и Сергей, болтая, останавливает таксомотор.

Своего вуатюра, значит, у него нет. Не богат. Просто знакомый главы отдела, или ее родителей. Может, родители музыканты. Бывают на свете очень известные, но небогатые, музыканты. Играющие веристов. Она не знала, кто такие веристы, но ничего страшного в этом не было. Веристы, юристы. Вот и юрист Леонид Штурман, человек вроде бы образованный, юрист, тоже ведь не знал, кто они такие, эти веристы. Сергей не богат, зато на вид очень приятен. Высокий, стройный, эффектный блондин, хорошо сложен. Говорит искренне. Зачем она, Фотина, ему нужна? Он только пальцами щелкнет, к нему прибегут . . . может, просто хочет поболтать, как и сказал – провести свободный день, чтобы она составила ему компанию. А хоть бы и большего хотел. Приятный парень. И голос обволакивающий, чарующий, бархатный баритон. Возраст, внешность – подумаешь! Вовсе я не старая, и внешность у меня обычная, не уродина ведь я. Сволочи все.

Таксомотор остановился перед неоклассическим, с колоннами и фронтоном, особняком на Фонтанке.