Проза

 

 

 

Глебушка (закуривая сигару). По березам и соснам, значит, соскучились? По махорочке? Это мы быстро можем организовать. Лет на десять.

Роман Андреевич (гильотинкой отхватывает кончик у сигары). Да ну вас, Глеб Вадимович. Мне бы одним глазком только, и обратно. Да и дел там невпроворот.

Глебушка. Одним глазком — это, знаете ли, до первого погранца. Может быть, погоны еще успеете разглядеть. А дальше — рожей в пол и берцы^[1]. Изредка будут во двор погулять выводить. Как раз между перестукиваниями по стенкам.

Михаил. Нельзя тебе сейчас в Москву. Закроют. Подожди несколько лет.

Роман Андреевич. Нельзя, но нужно. Неужели ничего не придумать?

Борис. А что тут придумать? Вас же любая собака в России знает.

Глебушка. Что собаки, его все блохи на собаках знают.

Роман Андреевич. А если грим или бороду очень серьезную отпустить? (Поглаживает шотландку-переросток.) Вот как у Серёжи.

Глебушка. Инкогнито типа? Аки шпиён? Представляете, во что ваши десять лет выльются, если поймают? Вы же, как йети, шерстью можете обрасти, а вас всё равно любой гэбэшный цирюльник опознает. Или вы думаете, что вас дреды в бороде сильно спасают? Так вот нет. Можно, конечно, еще в растамана поиграть или даже китайским мандарином вырядиться, но, думаю, и это не поможет.

Роман Андреевич (задумчиво). Да-а-а... И всё-таки я бы попробовал. Вряд ли меня в таком виде...

Отец Сергий (перебивает). Может, пластику?

Борис. Конечно! У мамы же есть знакомый хирург.

Глебушка. Ну да. До кучи ему осталось только лицо потерять.

Роман Андреевич. Это вы, Глеб Вадимович, на потерянную совесть намекаете?

Глебушка. Заметьте, Роман Андреевич, не я это сказал. А на воре шапка, как известно...

Михаил. Сейчас, Глебушка, ты обратно поедешь. Грузовым рейсом. В гробу, на.

Глебушка. Ты кого пугаешь? Сам подумай. Я ж и так — нежить.

Роман Андреевич. Кстати, а откуда он у вас? Презент этот крупногабаритный.

Михаил. Так просто. Наш он.

Роман Андреевич. В смысле — ваш?

Борис. Семейный бизнес, Роман Андреевич. Мы развиваться решили. «Kriazh Airlines», конечно, хорошо. Но мы диверси... короче, фицировали риски в прошлом году. Открыли сеть похоронных бюро. (Говоря эти слова, Борис деловито вытаскивает из внутреннего кармана пакетик и платиновую VISA, высыпает на столешницу порошок, ребром карточки аккуратно нарезает две «дорожки», затем достает стодолларовую купюру, скручивает ее в трубочку и, зажимая одну ноздрю пальцем, втягивает в себя белые кристаллы.) Будет кто? (Кивает на вторую «дорожку».)

Глебушка. Надо говорить салоны ритуальных услуг, Боряйла. Так солидней понты кидать.

Михаил (гордо). «Братья Кряжистые и Ко»! Лимитед, так сказать. Я там и.о., Ромыч. (Борису.) Дай мне чутка. (Всасывает ноздрей половину «дорожки», кряхтит.)

Роман Андреевич (кашляет). Зачем? «Братья»?

Борис (дотягивает за братом порошок). Людей хоронить.

Роман Андреевич. Каких?

Отец Сергий. Отошедших. Неужто, Роман Андреевич, пояснять сие надо?

Роман Андреевич. Ничего не понимаю. Это что, прибыльней, чем авиалинии?

Глебушка. А то! И материал всегда есть, и спрос. Самолеты падают, гробы восстают.

Роман Андреевич (задумчиво). И давно вы этим?

Борис (трет пальцем десны и прячет аксессуары в карман). Так я же говорю — год. Мы гробы, как обычно, через свои авиалинии привезли. Один из партии взяли и вам доставили. Ну а Глебушка уже около дома в него лег.

Роман Андреевич. Интересно-интересно...

Михаил (неожиданно вскакивает). Ромыч, да ты не понял! Бизнес — крутяк! Реальная тема. Ты хоть знаешь, сколько по миру народу дохнет? Это же скоропортящийся продукт. А у нас ведь и экспорт. И Ближний Восток, и Евросоюз, на... На Востоке, например, цинк очень в ходу. И главное, оптом последнее время берут!

Глебушка. Ничего, скоро и на Западе так будет. Только на прокат. А то их кредитные пузыри с ипотечным кризисом душат.

Роман Андреевич. Так вы, что, и на Запад возите?

Михаил (радостно). А то! У нас же экологически чистое всё. Без примесей, на.

Глебушка (выдувая дым). Европейцы, они же без гмо любят... Отличный самокрут, кстати.

Михаил. Вот ты знаешь, Ромыч, что такое настоящий дубовик? Любой короед зубы обломает. А сосна?! А тополь?! Осина! Бук! А подушки с покрывалами?! Атлас! Тюль! Жак... ёпт, как там, на?

Глебушка. Жаккард.

Михаил. Точняк! Жаккард! А фурнитурка?! А обивка?! Лежать одно удовольствие! Чисто младенцем себя чувствуешь! Если б не жизнь — сам бы лег!

Отец Сергий. Ты, сын мой, говори да не заговаривайся.

Михаил. Ну да. Это я лишку дал.

Роман Андреевич. И много у вас клиентов?

Михаил. Отбоя нет! Сейчас-то мы упор, конечно, на западную VIP-клиентуру сделали. На элитарку.

Глебушка. Своих-то мы еще в 90-ые похоронили.

Роман Андреевич. Я помню.

Михаил. Своих тоже с удовольствием хороним. Просто количество сейчас не то... А знаешь что, Ромыч, у нас ведь и скидки имеются. Для среднего класса и для чуть пожиже.

Борис. Эконом-класса.

Глебушка. Для совковых экономистов. В мешковине. Народ ведь поддерживать надо.

Михаил. Глохни, Глебушка! А ведь можно и на заказ, Ромыч. Например, в Китае есть висячие гробы на скалах. А сейчас же ретро всемирное пошло. Хотят, чтоб как у предков было. К истокам, так сказать, припасть, на.

Роман Андреевич. Китай — это уже не Ближний Восток. Что у тебя с географией, Миша?

Михаил. Да хер с ним, какая, на, разница! Мрут-то так же. А воздушные похороны у узкоглазых япошек? А водные у пиндосских офицеров? Горный воздух, океанская вода! А наши погребальные ладьи? Это же обряды целые! Традиции! Э-ко-ло-ги-я! А экология — это всегда субсидии, госдотации, гранты. Э-э-эх!.. Гробы! Саваны! Кремация! Курганы, наконец, лепить можно! Размах! Размах-то какой! Гло-ба-ли-за-ци-я! На!

Глебушка. Миша обрел себя. Видите, аж глаз горит. На пепелище.

Михаил (никого не слушает, бегает, машет руками). Или вот недавно одного хера в реальном iPhon-e хоронили. Типа в Apple. Только побольше. Пойми, Ромыч, просто гроб — это прошлый век. Сейчас эксклюзив в ходу. Гламур, на! (Пишет в воздухе рукой.) «Умирать не страшно, умирать — дорого!» Чего за этот год только не было. И башмак, и бутылка водки, и авто. Прикинь, даже рояль был. А наши бронированные катафалки с ветерком?! А какие у нас саркофаги?! Ты бы видел! Чистый музей! Ни у кого лучше нет. Даже двуспальники с реальным лифтом были. Ты только зацени. Вот была семья скромных чиновников. Душа в душу, вашу Машу, жили. Он недрами заправлял, она кадастры подмахивала. И тут — оба-на! Кругосветка им в одном конверте подвернулась. От благодарных недровиков.

Глебушка (поправляя). Недропользователей.

Михаил. Не. Недровиков. В общем, они в один день и час — от Эболы в Сьерра-на-Леоне гикнулись. Ну мы их, по просьбе управления, — в тандеме, и на лифте. Вжих! — и на минус первый этаж, под земельный фонд. Мечта всей жизни, на!

Роман Андреевич. Какого еще управления?

Глебушка. Могли бы и догадаться. Кадастра и картографии.

Борис. Они по рекомендации Министерства к нам обратились. Природных ресурсов и экологии. Тоже хорошие ребята.

Глебушка (с сарказмом). Очень.

Михаил. Именно! Понимаешь теперь, Ромыч? Всегда вместе. Бок о бок. Тут рядом, там рядом. Не разлей вода. Одно слово — семь-я! Тандем, на!.. Эх, жаль, ты нашей выставки на Вэ-Дэ-Эн-Ха не видел! А какая там «красная дорожка» была!

Роман Андреевич (изо рта которого вяло свисает сигара). Выставки?

Борис (шмыгая пыльным носом). Да, ее еще отец Сергий освящал. «Некрополь Москвы»^[2]. Мы даже Гран-при получили. Нам и статуэтку с грамотой дали.

Роман Андреевич. Статуэтку? С грамотой?

Глебушка. Ага. Верительной. «Лауреату Выставки достижений некроложного хозяйства».

Отец Сергий. Было дело. Божье. Благое. Мэр вручал.

Михаил. Во такенный крест в золотом венке! (Разводит руками.) А в прошлом году мраморный ангел был. Мы тогда еще не очень развернулись, да и серьезных выходов на оргкомитет не было — поэтому только третье место заняли. Я ангела матери подарил, он у нее в спальне сейчас стоит. Но ангел, конечно, хорошо, да и маме, на, приятно... но все ж таки не так, чтоб очень... Самое главное, Ромыч, это то, что мы благодарственное письмо от Мосгордумы получили. Копию маман в рамку повесила, а я с собой оригинал ношу, если проверка какая. (Вытаскивает из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги, разворачивает, с восторгом читает.) «Уважаемые партнеры! Выражаем нашу искреннюю благодарность и глубокую признательность за участие в выставке. Мы верим в сохранение сложившихся деловых и дружеских отношений, надеемся на дальнейшее взаимовыгодное сотрудничество и укрепление связей на российском рынке. Желаем успешного развития и достижения новых вершин в бизнесе». Вишь, чья подпись, на? То-то же! Считай — индульгенция! (Показывает письмо олигарху, гордо прячет в карман.)

Глебушка. Так что с душой подходим. Креативненько. Гробовых дел мастера. По телику даже целая передача о нас была. «Новости ритуалки». Лизончик мастер-класс по плетению венков провела, Настурция азам траурной лепки учила. Она у нас очень талантливая оказалась. Фея смерти, можно сказать. Если вам, Роман Андреевич, ваши руки когда-нибудь понадобятся или маска — обращайтесь, милости просим... (Олигарх начинает сильно кашлять.) Вам по спинке похлопать?

Роман Андреевич (откашлявшись). Не надо.

Отец Сергий. Это всё сигары контрабандные...

Глебушка (продолжает). А Боря, не поверите, в кои-то веки не поленился и скачал в Инете две презентации. Одну по крионике^[3], другую — сразу по изготовлению гранитных плит, чтоб далеко не ходить. Потому что тут ведь пятьдесят на пятьдесят — либо прокатит, либо нет... Народу на презентациях, надо сказать, тьма была. Хочется ведь при жизни чему-то стоящему научиться... Ну и Миша, конечно, очень пылко говорил. О новых формах во времена стагнации, о скидках, о тесном сотрудничестве с Евросоюзом. Жёг, можно сказать. Пожарче, чем в крематории.

Роман Андреевич. То есть... Подождите... Миша вот говорил... Вы хотите сказать, что на заказ любую форму можно сделать?

Михаил. Хоть тульский самовар. Или даже пряник. Такой, знаешь, типа с глазурью, на. Шоб послаще... Но тебе, если хочешь, можем в форме сигары скрутить. А сверху голограммный портрет нашлепать.

Глебушка. Хоть в профиль, хоть анфас. И еще в шотландский плед замотать. Для теплоты. Эпоха креаклов и креативщиков — сами понимаете. Время-то какое. Пора к землице привыкать.

Роман Андреевич. Какое такое?

Глебушка. Содомии да мать ее Гоморры. Кругом сплошные творчество, разврат и суицид. Как там говорят? Человек проживает жизнь с мебелью из Дэ-эС-Пэ, а в землю ложится в дереве из ценных пород. Золотые слова, между прочим. Благость, как сказал бы наш экзорцист.

Отец Сергий. Окстись, Глеб Вадимыч!

Глебушка. Ща! Окщусь! Вы, кстати, в курсе, Роман Андреевич, что вашего Малевича вообще в супрематическом гробу кремировали? (Поочередно кивает на «Черный» и «Красный» квадраты.) Знаете, в чем фишка? Этот гроб был в виде креста с раскинутыми руками. Я вот думаю, как же его в печь засунули?

Роман Андреевич. Да, интересно, как? (С удивлением смотрит на «Квадраты».)

Глебушка. Надо полагать, боком.

Роман Андреевич. Думаете?

Глебушка. Ну а вы по-другому попробуйте. Я посмотрю.

Роман Андреевич. Честно говоря, не хочу.

Михаил (переходя на доверительный шепот и оглядываясь по сторонам). Это что, Ромыч. Гробами же еще и революции поддерживать можно.

Роман Андреевич. Это еще как? Не понял.

Михаил. Ну сам подумай, чё гробы порожняком на Запад гонять? Вот сейчас шотландцам помогаем.

Роман Андреевич. И что же вы им поставляете?

Михаил. Что-что?! Волынки для переворотов. (Начинает громко ржать.) Но я тебе, Ромыч, этого не говорил.

Роман Андреевич (снова кашляет, тушит сигару в квейке). Вы, Кряжистые, даже как-то выросли в моих глазах... В своем цинизме. Молодцы.

Глебушка. Не циничней жизни, Роман Андреевич.

Роман Андреевич. Ну да. Согласен. Какая-то мысль в голове всё вертится и вертится... Год, значит, этим занимаетесь... Авиалинии, гробы... А акционеры кто? Ах, ну да, что это я глупые вопросы задаю... (Задумчиво выуживает из споррана таблетницу, наливает в фужер виски, запивает пилюли.)

Глебушка. Роман Андреевич, слушайте, а чем это вы закидываетесь, если не секрет?

Роман Андреевич. Это от давления.

Глебушка. «Колеса» с алкоголем?

Роман Андреевич. А какая разница?

Глебушка. Никакой. Просто вштыривает, наверно, неплохо. Да, Боряйла?

Борис (Глебушке). Матери только не говори.

Глебушка. Про Мишу тоже?

Михаил. Меня вроде отпустило. Я ж чутка только. Побаловаться.

Глебушка. Зато Бореньку, я смотрю, так и не взяло. Совсем толерантный стал.

 

 

Леон. Мясо! (Пауза.) Sir!

Каролина Карловна. А вот и баран! К столу, мальчики! Ох и накурили!

 

 

Глебушка. О! Чую запах паленого агнца!

Настенька. Мы его частично спасли.

Глебушка. А мы его по полной накажем! Жрать хочу — сил нет. А то в самолете эти термообеды дурацкие. Толком и не поешь, измажешься только весь. Надо Светлане Николаевне сказать. Не бережет она свои авиалинии. Глядишь, семья Кряжистых такими темпами скоро по миру пойдет.

Михаил. Не пойдет, на.

Глебушка. Ах, ну да. У нас же дотации, гранты. Гробовые.

 

 

Роман Андреевич (Леону). А мне приготовили?

Бенедикт. Ask, Роман Андреич. Уральские.

 

 

Леон. Кисель будете? Вы просили.

Роман Андреевич. Ага! Сварил всё-таки. Наливай!

 

 

Леон. Кому еще?

Глебушка (вооружается вилкой с ножом). Никому. Мы не для этого уезжали. Знал бы, чебуреков вам из Москвы привез. Какие у нас разносолы в Москве, Роман Андреевич! Беляши, шаурма, пирожки с мясом. А начинка! Купи пять чебуреков и собери кошку. (Лизон смеется.)

Каролина Карловна. Помолчи, Глеб! А вы почему, Роман Андреевич, барана не едите?

Роман Андреевич (поглощая пельмени). А надоела мне эта замковая кухня. Хочется чего-то родного.

Глебушка. Коммунального. Вы валенки специально не носите, чтоб никто не догадался? Или ножки преют?

Роман Андреевич. Они с килтом не смотрятся.

Глебушка. Вы это серьезно?

Роман Андреевич. Вполне. (Слугам.) Свободны. (Всем.) Давайте праздновать!

 

Леон с Бенедиктом удаляются.

 

Глебушка. Поддерживаю! И раз у нас такое хэллоуиновское дело случилось, то, может, кто-нибудь слово возьмет? (Отцу Сергию.) Может, ты? Нет? Ну на нет и Судного дня нет. Тогда я скажу. (Поднимается.) Итак, господа, что же из себя представляет этот великий праздник, доставшийся нам в наследство чёрт знает откуда и чёрт знает от кого?

Отец Сергий. От Сатаны праздник сей. Лукавый день.

Глебушка. В связи с чем даем слово экзорцисту, ибо они просят.

Отец Сергий. Не буду славить. Греховный день.

Глебушка. А в компании ряженых пить не греховно?

Отец Сергий. Я соглядатайствую, чтобы вы во грех не пустились.

Глебушка. Угу. В свальный. Ну, ладно — соглядатайствуй. А я пока тост скажу. За руки предлагаю не браться и благодарение не приносить.

Настенька. Мне кажется, ты праздники путаешь.

Глебушка. Я вас умоляю, сударыня. Всё это одного поля ягоды. Только идолы с провайдерами разные.

Лизон. Глебушка, ну можно уже быстрее как-нибудь? Рука устала бокал держать.

Глебушка (юродствует). Быстрее только котики для чебуреков родятся, а у нас сегодня большой день. Важный. День бесов и прочей нечисти. (Высоко поднимает бокал.) И только в таком коллективе, только в этой изумительной макабрической атмосфере и черной ауре можно справлять сей нелепый праздник. Ведь вспомните, что было раньше! Международный женский день, День защитника Отечества, День Победы, годовщина Октябрьской революции, Новый год, наконец. Кто были наши герои? Клара Цеткин, Роза Люксембург, Владимир Ульянов. А что сейчас? День нетрадиционной ориентации, День святого Валентина, Хэллоуин. Кто этот Валя-Валентин? Кто эти бесы, я спрашиваю? Девальвация праздников произошла. Обнищание героев. Экспансия западничества на наш Восток. На нашу Евразию и Азиопу. Продали, господа, страну! Разворовали! Обесчестили! И да упокоится с миром всё то, что строили наши деды и прадеды, и что с таким удивительным разгильдяйством мы профукали всего за пару десятилетий. Посему — рыдает Москва! Дрожит столица! Аминь, господа-товарищи! (Залпом осушает бокал.)

Борис. Кто-нибудь понял, что он сейчас сказал?

Михаил. Очень даже понял, на. Измазал ты нас, Глебушка, по самое небалуй.

Глебушка. Сами измазались. Расхлебывайте теперь.

Лизон. А ты типа как и ни при чем?

Глебушка. А я как Сергуня. Соглядатайствую, чтобы вы еще чего не учудили.

Каролина Карловна. Ну, с тобой, Глебушка, всё понятно. У кого есть приличный тост?

Настенька (вскидывает вверх волшебную палочку). У меня.

Борис. Давай, Насть, говори!

Настенька. Когда умер папа...

Глебушка. Отличный день для ковыряния в прахе.

Михаил. Глохни! На!

Роман Андреевич. Продолжайте, Настенька.

Настенька. Так вот, когда умер папа и мы все его хоронили, я думала, что земля уходит у меня из-под ног. Ведь, казалось бы, всё тогда пропало...

Глебушка. Заводы, акции, яхты...

Настенька. Я так не могу!

Каролина Карловна (Глебушке). Не перебивай!

Глебушка (тихо). Ее перебьешь, как же. Самим останавливать придется.

Настенька. Ну так вот. А папа, если помните, не очень хорошо тогда поступил. Но он пожилой человек был.

Глебушка. Возраст — лучший друг Альцгеймера.

Каролина Карловна. Не был он в Альцгеймере!

Глебушка. А в каком интеллектуальном голодании он тогда был?

Каролина Карловна. Не тебе судить его! Продолжай, Настя!

Настенька. Ну вот. И когда он нас всех лишил наследства, я думала, что всё — День всех святых настал... А он вот продолжается... Этот День... Извините, я что-то путаюсь... И теперь, когда папы нет... Мы всё равно помним о нем, потому что в нашей семье появилась Светлана Николаевна и Сашенька... А Светлана Николаевна святая женщина оказалась — не пустила нас по миру, не дала умереть, а приютила, дала хлеб и кров, образование...

Лизон. Стоп, Настька. Чё-то я не воткну, а к чему ты это всё рассказываешь?

Настенька. Так канун Дня святых. А папа — святой человек был. И Светлана Николаевна святая...

Глебушка. Святая! Фактически все папкины деньги заграбастала и вассалами нас сделала. Настурция, надо было тост сказать, а не заупокойную прочесть. Тем более что эта святая женщина, в отличие от папика, еще жива.

Лизон. Блин, никто не знает, что в этот день говорить нужно! Прикольный же праздник! Вы чего все?!

Борис. Может, я попробую?

Каролина Карловна. Попробуй, Боренька.

Борис (поднимается). Я вот что хочу сказать. Вот, если взять в расчет, что смерти в ее духовном смысле нет, то праздник Хэллоуин, безусловно, является доказательством того, что мертвые среди живых, а живые среди мертвых.

Михаил. Поясни. Ни хера непонятно.

Борис. Ну, Миша, это же просто. Иными словами, не каждый мертвый является мертвым, в то время как и не каждый живой живым. Понимаешь, Миша, таким образом происходит как бы казуистика или физическая несостоятельность ряда философских школ, базирующаяся на материальном восприятии мира. Так как в этот День не представляется возможным отличить одно от другого — дух от тела, а тело от души. Поэтому предлагаю выпить и вспомнить всех тех, кто уже не с нами, но остался в нас. Как говорят в Финляндии: кахта куолемаа эй оле эйкя ихдельтя вяльтю. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Спасибо.

Каролина Карловна. Ты от Бога оратор, Боренька! И с финским у тебя гораздо лучше стало.

Глебушка. Ага, блеснул эрудицией и погас. Твои слова да нашему экзорцисту в уста. Вся паства бы его была. Роман Андреевич, вы Бореньке ваших пилюлек не давали?.. Ах, ну да, я и забыл совсем...

Михаил. Вообще ни хера не понял, на!

Глебушка. Это потому что у Бори IQ очень высокий. Девять по шкале Рихтера^[4].

Роман Андреевич. Честно говоря, я тоже не совсем понял, что ты, Борис, хотел сказать. Да и финский-то тут при чем?

Борис. Финский мне, Роман Андреевич, для саморазвития нужен. Я же вам говорил. В остальном могу повторить. Душа и тело как бы едины, а смерть как бы является перерождением физической составляющей живого человеческого естества из одной сути в другую. В плоскость Бога и райских кущ. По-фински — в Паратииси. То есть — в Рай.

Глебушка. Чистый Демосфен. Тебе бы в рот камней напихать.

Лизон. Борька! Глебушка прав, ты такой умный, аж оторопь берет! Ты в самолете с преподобным Сержем, что ли, сидел? (Возится с планшетом, хихикает.)

Отец Сергий. Не уместно, дочь моя, иронизируешь. Борис давно Богом интересуется.

Глебушка. Ага, поэтому Хэллоуин справляет.

Отец Сергий. Борис в поиске. Мечется душа. Я напутствовал его.

Глебушка. Как-то он, однако, кривенько по этому пути пошел. Буераками какими-то.

Каролина Карловна. Давайте не будем отвлекаться! Итак, Боренька, ты сказал прекрасный тост. Предлагаю чокнуться.

Настенька. В Хэллоуин?

Глебушка. Идея. О покойниках либо хорошо, либо ничего. Поэтому предлагаю — молча. Не чокаясь.

Настенька. Но у нас же не поминки!

Лизон. А я с Глебушкой согласна! Прикольно же!

Каролина Карловна. Дети! Хватит шутить!

Роман Андреевич. А что, в этом, кстати, есть сермяжная правда. Праздник всё-таки специфический.

 

 

Глебушка (поддакивает Лизону). Тихо. Минута молчания. Быстро склонили черепа. (Опускает голову.)

 

 

Глебушка (жует). Ну-с... Кто кого вспомнил?

Михаил. Кого, на?

Глебушка. Ну вот ты, к примеру, кого вспомнил в минуту молчания? Тех, кого ты из физического в астральный мир в Москве перевел, вспоминал?

Михаил. Мать, он мне надоел, на!

Каролина Карловна. Глеб, не начинай!

Глебушка. Так полагается усопших вспоминать.

Роман Андреевич. Вы, Глеб Вадимович, с католическим днем путаете. А это Хэллоуин. Светский праздник. Он накануне празднуется.

Лизон. Да, Глебушка! Его праздновать надо. Пра-здно-вать!

Глебушка. А как? На демонстрацию выходить? Черно-оранжевые ленточки повязывать? Белыми обматываться? Может, еще какие-нибудь пошлые бутоньерки в виде алых и белых роз придумать?.. И ничего я не путаю, Роман Андреевич, в некоторых странах эти праздники совпадают. Вот прямо день в день.

Лизон. А и в самом деле, как праздновать будем?

Отец Сергий. Нарушены традиции. А когда нет традиций, тогда и Бог у праздника отсутствует. Бесовщина сплошная.

Роман Андреевич. Ну, традиция, положим, у праздника многовековая.

Глебушка. Ну-кась, просветите. Вы ж, небось, его уже не первый год справляете? А то мы дальше тыквы с пьянками в своих Мытищах не продвинулись.

Роман Андреевич (хмыкает). Лучше б не справлял. Мне бы что-нибудь попроще. 23 февраля, например.

Глебушка. Только не рассказывайте, что вы еще и служили.

Роман Андреевич. Служил, что ж вы, Глеб Вадимович, думаете, я сразу бизнесменом стал?

Михаил (искренне). А чё, нет?

Роман Андреевич. Да нет, Миша. Перед тем, как им стать, надо было годы своей стране отдать. Долгие годы.

Глебушка. Отдали годы — забрали недра. Знаем, плавали.

Роман Андреевич. Вы, Глеб Вадимович, постоянно утрируете. И, кстати, да, именно плавал. Я Балтийскому флоту, между прочим, три года отдал.

Глебушка. То-то его разворовали наши дружественные республики. Ваших шаловливых рук дело? За три года такое можно наворотить! Аж дух захватывает! А было бы больше времени, вы бы, небось, собственноручно Байконур казахам подарили, а Севастополь хохлам. Да, Роман Андреевич? А тут флотик какой-то балтийский с корабликами. Как говорится, с Днем Рождения, страна, потерявшая треть!

Каролина Карловна. Глеб! Ты сейчас обратно в Москву полетишь!

Михаил. Можно я его провожу, на?

Каролина Карловна. Нужно!

Глебушка. Забываешься, Карловна. Это раньше ты мне могла такое сказать. А сейчас всё в руках у Светланы Николаевны. Думаю, она сильно опечалится, если я неожиданно вернусь. Всё-таки билетики за ее счет куплены.

Каролина Карловна. Ладно, сиди. Роман Андреевич, извините, перебили вас.

Роман Андреевич. Ничего, Каролина Карловна. Хорошо, что хоть кто-то перебивает. А то тоскливо очень. А вам, Глеб Вадимович, вот что замечу. Моей биографии на десятерых, между прочим, хватит. Вначале Пэ-Тэ-У, потом шоферил, морфлот, кооперативы... Я ведь и правда с морфлота бизнес начал... Только не продавали мы флот, а модернизировали, как сейчас принято говорить.

Глебушка. В ноль умодернизировали.

Роман Андреевич. В ноль не в ноль, а первые большие деньги я именно на морфлоте заработал.

Глебушка. «Поднял бабло» надо говорить, Роман Андреевич. Отвыкаете от русского языка.

Роман Андреевич. А это, по-вашему, русский?

Глебушка. Самый что ни на есть.

Роман Андреевич. Ладно, не будем спорить... А вам разве не интересно послушать, на чем я первый капитал заработал?

Глебушка (поправляет). Сколотили.

Роман Андреевич. Ну да. Построил.

Михаил. Так на чем, Ромыч?

Каролина Карловна. Очень интересно, Роман Андреевич.

Лизон. А по мне, так про Хэллоуин интересней послушать.

Роман Андреевич. Про Хэллоуин я еще расскажу... Одну секундочку... Давление...

 

 

Леон и Бенедикт (хором). Yes, sir?!

Роман Андреевич (командует). Камин!

Бенедикт. Come in?

Роман Андреевич. Камин!

Леон. Так мы ж вошли.

Роман Андреевич. Я вижу! Камин зажгите!

Леон и Бенедикт (хором). Just a moment, sir! (Суетятся около камина, зажигают.)

Роман Андреевич. Свободны.

Леон и Бенедикт (хором). О’key!

Леон. А пудинг когда подавать?

Роман Андреевич. Позже!

Бенедикт. Чай с молоком? Имбирь? Или лучше с чабрецом?

Роман Андреевич. Валите отсюда, я сказал!

Леон и Бенедикт (хором). ОК! ОК!

Бенедикт (Леону). Так бы сразу и говорил. А то орет только.

Леон (Бенедикту). Мне от этой волынки уже тошно. Хоть бы ему кто губную гармошку подарил...

 

 

---