Комментарий | 0

Телебайки. Невероятные приключения съёмочной группы ТВ (6)

 

Глава шестая

Испытание невесты

 

 

 

 

В этот поздний вечер журналист Андрей не спешил домой. Сотрудники уже разошлись, редакция опустела. Спецкора  одолевали мрачные  мысли. С тех пор, как он разошёлся с женой, раздумья о беспросветном одиночестве постоянно преследовали его, и этот безызмотный клубок не имел конца.

Андрей достал из шкафа початую бутылку портвейна, наполнил стакан и залпом осушил его. Пододвинул поближе горшочек со страдательно растущей перечной мятой и откусил нежный листочек. Это была его любимая закуска, которая никогда не приедалась и всегда была под рукой. Прелесть её состояла не только в неповторимом мятном аромате, сколько в том, что закуска постоянно воспроизводила самоё себя.

Продолжая источать невесёлые мысли, Андрей повращал горшок, критично осмотрел  потраченный   кустик  и пробурчал под нос: «Совсем заели бедное растение! Готовы под корень сожрать!»

Он полил мяту из  графина и убрал в шкаф – на вырост. 

«Надо бы Вадиму в гараж позвонить» – подумал спецкор. И набрал номер.

 – Вадим, ты ещё в гараже? – спросил он. – Зайди ко мне в редакцию…  Разговор есть.

Водитель не замедлил явиться пред светлые очи своего давнего друга. Бывший спецназовец не любил сентиментальных бесед, а потому был настроен скептически. Он знал слабости Андрея, и, снисходя к ним, терпел  излияния «кореша», стараясь переводить подобные беседы в практическую плоскость. «Опять захандрил Андрюха, – думал Вадим, переступая порог редакции. – Опять  утешения ищет».

 – Чего звал-то? – обратился он к спецкору, присаживаясь на краешек стула.

  Андрей помолчал, почмокал губами и выдавил из себя:

 – Хотел вот с тобой насчёт Петра, нашего оператора, посоветоваться. Совсем парень с катушек съехал. Чокнулся! Только и думает, что о своей Алёне. Вина хочешь?

 – Я за рулём, – отмахнулся Вадим. – Петруха наш влюбился,  а не чокнулся,  должен тебя поправить.

 – Не надо меня поправлять, я тебе не трусы! – разозлился  Андрей. – Влюбился… чокнулся… это одно и то же. Меня другое беспокоит. В своём умопомрачении он не способен сейчас на объективную оценку. Что он знает об этой девице?! Мужик совсем потерял голову!     

 – Жениться не напасть, да как бы не пропасть, – вдохнул Вадим. – Но это его выбор; я не собираюсь вмешиваться в личную жизнь Петрухи.

 – Не собираешься? А я вот собираюсь, – нервно заходил по комнате Андрей. – Ему надо оглядеться...  а не бросаться с головой в омут. Мы с тобой стреляные воробьи и то ведь попалились! Не разглядели вовремя своих девиц. Это сейчас у тебя нормальная вторая жена. А в первый раз? Вот скажи, стал бы ты жениться, если б заранее знал, кем окажется твоя милейшая невеста. А оказалась она, по твоим же словам, склочным и злобным существом. Ещё и изменила тебе под конец! Думаю, ты не хочешь, чтобы с нашим другом произошло нечто подобное?

 – А ты из-за чего развёлся? – ушёл от ответа Вадим.

 – Я-то? Слепой был. И  Петруха сейчас слепой. Я разве тебе про свою  не рассказывал? – потёр лоб Андрей. – Понимаешь… Не вынес её фальши. Поначалу  думал, ну, привирает девка... Думал, что это можно как-то подправить, как-то скорректировать. У жены в детстве было избыточно жёсткое воспитание, и она, часто  вынуждена была врать, изворачиваться. Такая бывает у детей защитная реакция в ответ на  воспитательную агрессию со стороны отца. Компенсация страха. Постепенно враньё вошло в её кровь и плоть. Вот так! Со временем я понял: сформировавшуюся личность переделать невозможно. Можно только смириться с её страстями, как с данностью. Но это оказалось свыше моих сил.

Андрей остановился, недоумённо поднял плечи и постучал себе кулаком по лбу. Он никак не мог взять в толк, как его, стреляного воробья,  так дёшево смогли провести на мякине.

 – Да присядь ты, не маячь, – сверкнул глазами Вадим.

Спецкор послушно сел.

 – Я её не виню, – продолжил он, смягчившись. – Свою бывшую жену. Кто из нас не врёт? Таких не встречал. Но некоторые врут постоянно. Постоянно! Для них это так же естественно, как вороне каркать или таракану шевелить усами. Быть собой – привилегия добрых людей. А злые люди вынуждены прикрываться, напяливать на себя маску добряков. Они вынуждены!  Человек гнилой изнутри понимает, что быть злым не хорошо. Просто неприлично! И не выгодно. Особенно когда замужество в перспективе. Ну, а когда цель достигнута – маска сбрасывается. Такие вот оборотни!

Андрей помолчал и неожиданно спросил:

 – Кстати,  Алёна пользуется макияжем?

­ – Не знаю... Я же её не видел, – удивился Вадим. – А причём тут макияж?

 – При том! Избыточный макияж – показатель лживости. Приукрашивать свою внешность – значит втирать очки окружающим. Желать, во что бы то ни стало,  всем нравиться. Но это, верно, когда проявляется в гипертрофированной форме.

 – А давай её пригласим съездить с нами на какую-нибудь съёмку, – оживился Вадим. – С глазу на глаз – многое прояснится.

Андрей снова встал. Ему не сиделось. Заведённая в нём нервическая пружина скоморошьего синдрома  не давала   оставаться на месте.

 – Это хорошая мысль, – отметил он. –  Мы к ней приглядимся. К этой девице. Заодно испытаем, устроим какую-нибудь провокацию.

 – Тебе Петруха устроит провокацию. Мало не покажется, – нехорошо прищурился Вадим. – Тоже мне провокатор нашёлся!

 – Не кипятись! Эту ювелирную работу я беру на себя. Всё будет тип-топ! Кстати, – оживился спецкор. – Неплохо было бы разузнать о её семействе. Чем дышат её родители, какие у них взаимоотношения.

 – Ты ещё анализы у неё возьми! – рассвирепел Вадим. – Сделай генетическую экспертизу.

 – Ну, анализы – анализами… Это может и лишнее… А вот психологический тест на совместимость с Петрухой, я бы провёл. Если у неё, например, холерический темперамент, то совместная жизнь им не покажется мёдом. Холерикам вместе трудно ужиться. А флегматику с холериком ещё трудней.   

 – Темперамент не главное. Главное, выяснить какая страсть преобладает в человеке, – заметил Вадим. – В каждом из нас уживается множество страстей, но каждый имеет одну-две основные страсти. У кого-то это непреодолимая лень в сочетании с обжорством, у кого-то – злоба и осуждение. Это может быть лживость, хвастовство, блудливость …

 – Ну, это с позиции верующих людей, – усмехнулся Андрей. – Вот вы с Петрухой православные, церковь посещаете. Вам, вообще, Бог велел терпеть. Сносить все страсти и смиряться, когда вас тычут мордой в грязь.

 – Главное в отношениях – умение сдерживать эмоции, контролировать свои нервы, – спокойно отреагировал Вадим. – Терпимость!

 – Ну что ж… Испытаем её терпимость! – хмыкнул спецкор. – Это я беру на себя. К тебе будет только одна просьба.

 – Какая? – насторожился Вадим.

 – Самая невинная! Постарайся её рассмешить во время нашей поездки. Просто рассмешить и всё!  У тебя есть такой талант.

 – Зачем мне её смешить?

 – Э-э! – загадочно  протянул Андрей. – Я любого человека могу определить по смеху. Понимаешь, когда человек смеётся, он полностью раскрывается. Это ещё Достоевский заметил. В смехе каждого человека прослеживается своя, неповторимая интонация. Одному ему присущая мелодия смеха.

 – А какая у меня мелодия смеха? – заинтересовался Вадим.

 – У тебя? У тебя заразительный, раскатистый смех с бархатистыми нотками.  По нему можно определить, что ты открытый, добродушный человек. Внушающий доверие.

 – Спасибо… утешил, – рассмеялся Вадим. – А у тебя смех нервический. Я бы сказал, ядовито нервический. С истерическими бабскими нотками. Из чего можно сделать вывод, что ты человек неуравновешенный, склонный к конфликтам.

 – Ну, это ты загнул! – смигнул обиду спецкор. – Да, я часто вступаю в конфликты, но, как ты знаешь, я всегда отстаиваю правду!

 – Ладно, не обижайся! – примирительно похлопал его по плечу Вадим. – Звони Петру. Пусть приглашает свою Джульетту. Посмотрим на эту голубку.

Воскресное утро выдалось на редкость задорным. В молодом ветерке ощущалось медовое дыхание весны; снег практически сошёл. У входа в телецентр, рядом с «Нивой», переминалась съёмочная группа.

 – Долго ещё ждать твою подругу? – не выдержал водитель, обращаясь к Петру. Может она день перепутала?

 – Алёна только что звонила, – ответил за оператора Андрей. – Она в пробку попала. Надо подождать.

 – Да вон она идёт, – очнулся Пётр. – Заводи мотор.

             – Слушай, Вадим. На выезде из города надо в магазин заехать, – проронил спецкор. – Купить водки, колбасы… ну хлеба ещё.

 – Какая ещё водка?! – возмутился оператор. – У нас съёмка в краеведческом музее. При чём тут водка? Я Алёне обещал…

 – Мало ли что ты обещал, – прервал его Андрей. – Сам знаешь, как у нас часто меняются планы.  Мы едем на городскую свалку. Будем делать репортаж из жизни бомжей. Тут без водки не обойтись, сам понимаешь. Их иначе не разговоришь.

Подошла Алёна. Пётр представил её друзьям, потом обратился к девушке:

 – Извини, Алёнушка, нам дали другое задание. Мы едем на городскую свалку бомжей снимать. На сегодня музей отменяется. Не обижайся.

 – А почему я не могу поехать с вами на свалку?

 – Но это же свалка! Там грязно. И контингент там соответствующий.

 – Можно я всё-таки поеду? – обратилась Алёна к Андрею. – Я вам не помешаю.

 – Да я-то не против, – усмехнулся спецкор. – Вот только съёмка будет не из  приятных. Можете испачкаться. Как бы вам потом не пожалеть.

 – Ничего, – ласково улыбнулась Алёна и посмотрела на Петра. – Не пожалею!

 -тогда поехали, – заговорщицки подмигнул водителю Андрей.

В машине разговорились. Андрей пел дифирамбы Петру, тот недовольно отмахивался. Алёна улыбалась:

 – Что вы его до небес возносите. Его достоинства мне  известны.  Давайте лучше о недостатках.

 – Всё у нас от родителей. И достоинства и недостатки, – разглагольствовал спецкор. – Вот у вас, сразу видно, – добрые родители. И недомолвок у вас не бывает. А у меня частенько со своими возникают стычки. Вы довольны своими родителями?

 – Я люблю своих родителей, – с доверчивой простотой призналась Алёна. – Родители… Они от Бога. Как их можно не любить, не быть им благодарной!

Алёна на мгновение задумалась, глаза её  исполнились нежностью. И продолжила:

 – Знаете, когда родители поздравляют меня с Днём рождения, я им говорю: «В чём тут моя заслуга?… Это я вас должна поздравлять с моим появлением на свет Божий и благодарить... Без вас меня бы не было…"  

 – Вы верующая? Все тут верующие собрались… Один я среди вас атеист, – усмехнулся Андрей. – Хотел бы я понять, в чём она ваша вера? И что вы верующие испытываете?

 – Вера не от убеждения, она – от сердца. Объяснить словами это состояние  невозможно! – заметила Алёна. – Как, например, объяснить слепому от рождения, что такое радуга? Или как глухому понять, чем отличается нота «до» от ноты «фа»… Это Господь посылает…   Просто ваше время ещё не пришло… 

 – Значит я, по– вашему, слепоглухой? Спасибо за откровенность! – обиделся спецкор. – Вот вы утверждаете, что Бог есть любовь… Как тогда объяснить, что Господь наказывает детей за грехи родителей? Где тут логика?

             – Что ты пристал к девушке? Любовь… не любовь… наказание… – подключился Вадим. – Наказание – от слова  «наказ», назидание… Нераскаянные страсти родителей передаются детям, а от них внукам и далее. Дети отвечают не только за себя, но и за родителей. Когда потомок изживает свою главную страсть, Бог освобождает от неё  и его предков. Всю родовую цепочку. В этом и проявляется милость Божья. Его любовь.

 На этом беседа застопорилась. «Да, девица не заурядная», – подумал спецкор. – Крепкий орешек.  Есть в ней стержень. Такую не просто раскусить».

На выезде из города заехали в магазин, купили две бутылки водки, закуску и через полчаса добрались до карьера. Там размещалась городская свалка. Шлагбаум у КПП был открыт, через него проезжали мусоровозы, доверху гружённые бытовыми отходами.

 – Не пойму, для чего тут контрольно– пропускной пункт установили, – удивился оператор, обращаясь к спецкору.

 – Тут контролируют не то, что ввозят, а то, что вывозят, – ответил спецкор. – Например, могут вывезти просроченную  колбасу на продажу. Те же консервы. И отравить людей. Да мало ли какую заразу могут вывезти предприимчивые дельцы…

Охранник долго рассматривал удостоверение спецкора. Он никак не мог взять в толк, что может  интересовать съёмочную группу на свалке. Потом достал телефон.

 – Я должен позвонить начальнику охраны, – заявил он. – С какой целью вы приехали на объект?

 – Да всё согласовано, – поморщился Андрей. – А цель… Цель  исключительно практическая. Наша задача показать, как происходит утилизация отходов. Мэр собирается тут завод по переработке мусора строить.

 – Завод – это хорошо… Это правильно! – одобрительно кивнул охранник. – Ладно, проезжайте…

Минуя КПП,  "Нива" поехала по краю огромного карьера. На противоположной стороне, подъехавшие мусоровозы вываливали мусор. Стоящие ниже бомжы, методично разгребали его металлическими крюками и складывали добычу в большие целлофановые мешки. Петя попросил водителя остановиться:

 – Надо общий план снять, – пояснил он. – С этой точки хорошая перспектива открывается.

Он выскочил из машины и включил камеру.

Внезапно всё видимое пространство огласилось мощным многоголосым карканьем и шелестом тысяч крыльев. Небо закипело, покрылось воронёнными всполохами, мгновенно изменив свой цвет. Это одномоментно взметнулась ввысь многотысячная стая воронов. Оператор ахнул и перевёл камеру  с наездом в  резко почерневшее небо.  

 – Какой потрясный кадр, – застонал Петя. – Вот так подфартило!

Невдалеке показался идущий по дороге бомж. Он приближался к «Ниве».

 – Посмотри, Петруччо, какой типаж, – высунул Андрей голову из машины. – И вполне себе с бородой.

Он вышел из салона и, облокотившись на капот, стал поджидать гостя. Тот, подойдя поближе, приветственно поднял руку:

 – Привет  жителям большой земли! Каким ветром занесло вас в наши края?

 – Привет почтенному Робинзону Крузо! – подыграл ему Андрей, протягивая руку. – Наш парусник свирепой бурей занесло на ваш благоуханный остров. Хотелось бы пополнить корабль провизией и питьевой водой, а заодно осмотреть ваши владения.

Бомж угодливо осклабился, обнажив сиротливо  торчащий зуб, в виде одинокого рифа. Ему явно импонировало такое романтическое начало.

 – Есть ли у почтенного капитана огненная вода? – поинтересовался он.

 – О да! – живо откликнулся спецкор. – Мы выкатим вам несколько бочонков прекрасного ямайского рома. Боцман (обратился он к Вадиму), отгрузи из трюма огненную воду и заморскую закуску. Но  для прохладительной беседы надо пригласить несколько аборигенов. Можете организовать?

 – Легко! Мы посетим мою тайную дачу. Она находится в глубине острова, в месте, недоступном для пиратов. Сейчас там кашеварит бывший людоед Пятница со своей подругой. Они готовят обед  для местных туземцев.

Бомж  аппетитно почмокал:

 – Есть лакомство и для вашей прекрасной дамы, – подмигнул он Алёне. – Сегодня я обнаружил большую пластиковую коробку с изумительным сливовым джемом. Глупые белые люди выбросили его на помойку. Они решили, что джем испортился. Но стоило только снять  верхний слой…

 – Спасибо, – испугалась Алёна, выходя из машины. – Мне сладкое противопоказано. – И перевела разговор:

 – Меня Алёной зовут. Я вас вот слушаю… Судя по вашей речи, вы образованный человек. Нелегко вам тут, наверное, живётся…

 – Знаете, что на кольце у премудрого Соломона было написано? – улыбнулся бомж. – «Всё пройдёт, и это тоже пройдёт». Позвольте представиться: Николай Петрович Лузгин. Бывший учитель словесности.

 – И как вы сюда попали «учитель словесности?» – поинтересовался Вадим. – На этот остров невезения?

 – Да так… – посуровел Николай Петрович. – Я работал в средней школе, в одной из среднеазиатских республик. Русский язык и литература. Когда Союз распался – русскую школу закрыли. Квартиру, как водится, отжали местные националисты. Решил перебраться в Россию, хотя родни у меня тут нет. По прибытии на историческую родину, захотелось отметить это эпохальное событие. Проставился  местным бусалыгам околовокзальным. В результате оказался без документов и без денег. В милицию обращаться не стал, боялся, что депортируют на родину. Помыкался, помыкался… Теперь вот здесь прозябаю. У нас тут многие на свалке без паспортов.

 – Мы постараемся вам помочь, Николай Петрович, – вздохнул Андрей. – Сделаем запрос по месту вашего жительства и восстановим документы. И будем решать вопрос с гражданством. Вы можете рассказать вашу историю на камеру?

 – О, нет-нет! – испуганно замахал руками   бомж. – После вашего сюжета нас  здесь просто изничтожат! Это вы зря… Может вам ещё рассказать, как полиция нас тут обирает?!

 – То есть, как обирает? – насторожился спецкор.

 – Очень просто! Мы собираем битое стекло. Каждую неделю приезжает машина, и мы сдаём его. Это наш основной заработок. А следом приезжает патрульная машина. И собирает свою мзду. Каждый из нас обязан заплатить полицейским определённую сумму. А кто денег не наберёт – сжигают его лачугу. На той неделе подожгли моего товарища. Едва успел выскочить с обгоревшими волосами.

 – Ёк-макарёк! – скрипнул зубами Вадим. 

 – Ничего, мы этих полицаев выведем на чистую воду, – заявил спецкор. – Я привлеку к этому делу прокуратуру… Возьмём их с поличным! Ну а пока, давайте посетим вашу «дачу».

Группа, ведомая Николаем Петровичем, спустилась по тропинке в карьер, к  озеру. Его иссини чёрная гладь, дымилась от едких, миазматических испарений; от них слезились глаза. В этом озере не могло выжить ни одно живое существо, включая мух и комаров. Наверное, в нём погибли даже вредоносные бактерии.

 – Это правильно, что вы надели бахилы, – обратился бомж к Алёне. – Ходить по свалке в модельных туфельках, по меньшей мере, смешно (он хотел сказать: «большая дурость») Намедни, я тут ноги промочил, так, представляете, вся кожа слезла! Зато грибок на ногах излечил. Напрочь!

 – Это мне Вадим бахилы дал. Я-то собиралась совсем на другую съёмку, – смутилась Алёна. – Вырядилась вот! А как это озеро называется?

             – Оно неприлично называется, – улыбнулся бомж, поправляя замызганный воротник. В переводе на литературный язык – мёртвое  озеро. 

Группа поспешила покинуть безотрадное место. Они двинулись дальше, преодолевая буераки, заваленные разнообразным экзотическим мусором – вещественным свидетельством минувших эпох.

 – Петь, сними это, – обратился спецкорк оператору. – Тут вот газета «Пионерская правда», ещё брошюра «Коммунист» с портретом Генерального секретаря.

Впереди, по ходу следования, курился сиротливый  дымок; ощущался сладковато-пряный аромат какого-то рыбьего варева. Обойдя пригорок, путники увидели стоящего у костра вислоусого мужчину в куцем плаще. Он палкой помешивал что-то в ведре, висящем над огнём. Рядом, за грубо сколоченным столом, хлопотала пожилая женщина. Она шинковала капусту.

 – Ну, вот и пришли, – высморкался бомж. – Милости прошу к нашему шалашу! У нас поставки продуктов регулярные, но меню заранее предугадать невозможно. Сегодня вот рыбу и капусту подкинули…

 – Петя, снимай, – оживился Андрей. – Работаем сходу!

 – А вы нас спросили? – помешивая варево, дерзко отозвался вислоусый. – Марфа Ивановна, ты как? Не против? Может, переоденешься?

И тут же ушёл в свои усы, потеряв всякий интерес к происходящему. Неторопливо  достал из кармана плаща ложку и зачерпнул варева. Подул, с шумом втянул в себя её содержимое и прищурился, с видом истинного гурмана.

 – Чего молчишь-то? – продолжил он, причмокивая. Вон я тебе какое платье на прошлой неделе притаранил… И брошь нацепи…

Женщина не реагировала, продолжая нарезать капусту. Она была на редкость некрасива, если не сказать – уродлива. Но, явно, не от природы. Она, скорее, напоминала, некогда шикарную машину, попавшую в страшную аварию. Следы её былой красоты с необыкновенной явственностью отражались в её потухших глазах, как в разбитых фарах; они проступали в смущённой улыбке,  во всём её линялом  облике.

 – Охолони, Джордж, – вмешался Николай Петрович. – Ребята что надо! Водяры вот нам привезли. Отпразднуем  встречу… Знакомьтесь… Это вот – Георгий Андреевич… Мой недалёкий друг (подмигнул он). То есть очень даже близкий! А это его супруга – Марфа Ивановна. Правда, она не очень разговорчивая…

После взаимных рукопожатий слово взял спецкор:

 – Рады знакомству, друзья! Мы тут, можно сказать, проездом. Вот решили заглянуть к вам на костерок. Расскажите немного о себе. Как вы тут живёте, чем промышляете… А потом, если вы не против, мы отметим наше знакомство.

 – Да что тут калякать, – процедил Георгий Андреевич. – Я тут уже третий год ошиваюсь. До того побывал в горячих точках. Был контужен. Да-а, – повторил он. – Был контужен, а теперь никому не… (он покосился на сумку, которую держал Вадим). – Доставай! Чего там у тебя?

Андрей упредительно помахал на него ладонью, будто снимая жар. 

 – Сейчас всё будет! Минуточку! – и обратился к женщине: – А вас что сюда привело, Марфа Ивановна? Можете рассказать?

 – Она вам ничего не расскажет, – ответил за неё Георгий Андреевич. – Она вообще не разговаривает… с некоторых пор. Записки иногда мне пишет.

Он снисходительно посмотрел на смутившуюся супругу и добавил: – Она вообще-то из Мордовии. Дояркой в тех краях работала. Надругались там над ней…

Бомж сглотнул слюну, не закончив фразу, и досадливо махнул рукой. У сожительницы его мелко задрожал подбородок; она отвернулась, стыдливо пряча от посторонних глаз свою застарелую душевную боль.

 – Да выключи же ты камеру! – прикрикнула на оператора Алёна.

«О как! Прорезались зубки…» – отметил про себя спецкор.

Алёна подошла к женщине, обняла за плечи и что-то горячо стала говорить ей на ухо. Та, как-то сразу обмякла, покорно и по-детски ей кивала.

 – Бабы… они всегда друг дружку поймут, – философски изрёк Николай Петрович, заполняя возникшую паузу. – И утешат… Давайте-ка обедать! Марфа Ивановна, неси тарелки, будем суп твой дегустировать.

Вадим достал из сумки  провизию: хлеб, колбасу, сыр, две бутылки водки  и лимонад. Выложил на стол и огляделся. Вокруг, в небольшом отдалении друг от друга, теснились семь убогих лачуг, наспех слепленных  из подручных материалов. На крыше одной из них стоял диковинный ламповый радиоприёмник – гордость советской электронной промышленности прошлого тысячелетия. Видимо водрузили его туда красоты ради, так как электричеством здесь не пахло. Была ещё маленькая халупка, сложенная из брёвен, с ржавой трубой наверху – вероятно, банька. Между лачугами были проложены дорожки из прогнивших досок.

Марфа Ивановна расставила  принесённые тарелки и гранёные стаканы. Тарелки были из тонкого китайского фарфора, стаканы – хрустальные, с незначительными трещинами и сколами. Выпили за знакомство.

      – Марфа Ивановна, – обратился Петя к женщине. – Вы колбаску-то кушайте. Что вы на капусту нажимаете?

      – Женщина отрицательно покрутила головой.

      – Она постится, мясное не ест, – ответил за неё сожитель.

      – У нас Алёна вон тоже постится, – заметил Андрей. – Видите, лимонадом одним питается. Ну что, организуем по второй?

      – Что ж, под уху, можно и по второй, – поддержал спецкора вислоусый. – Наполняй тарелки, Марфа Ивановна. Отведаем твоего варева.

      – Нет, я лучше вот… сырку поем, – сконфузился Андрей и посмотрел на водителя. – Я рыбий суп как-то не очень…

      – Спасибо, не беспокойтесь, – поддержал его Вадим. – Мы не голодны.

         Спина Марфы Ивановны дрогнула, будто по ней ударила невидимая рука. В ведро со стуком упал половник. Алёна прикусила губку.

      – Мне налейте немножко, – попросила она. – Сегодня рыбу можно.

         Друзья переглянулись.

      – И мне, Елена Николаевна, тоже налейте. Я люблю уху, – мужественно поддержал Алёну оператор.

         Подкрепившись, новоявленные друзья разговорились.

      – Вы не думайте, – мы тут нормально живём, – разглагольствовал вислоусый Джордж. – Всё у нас тут есть, поставки регулярные. Одного вот не хватает! Один только дефицит  (он рассмеялся).

      – Это какой же? – спросил водитель.

      – Да лезвий нормальных найти для бритья невозможно! А так – всё есть. Чего только люди не выбрасывают! Вчера вот нашёл две рубашки в фабричной упаковке. Наверное, из моды вышли, вот их и выбросили. Чудаки!

      – Да, – подхватил тему Николай Петрович. – Мы тут всем обеспечены. Грех жаловаться! В основном, конечно, битое стекло собираем. Но есть ещё… как бы вам сказать… элемент везения, что ли. Мне, например, везёт на цветной металл: алюминий, иногда медь нахожу. Джорджу, вот, частенько одёжка новая попадается. А есть у нас Шнырь (кликуха такая), так ему на драгоценности везёт. Да-да, не удивляйтесь. Приносит, время от времени, то колечко, то серьгу. Недавно нашёл в ореховой шелухе золотую цепочку.

      – Кстати, Шнырь сегодня на раскопки не вышел, – оглянулся на одну из халуп Николай Петрович. – Нажрался вчера палёнки. Отлёживается! Может,  опохмелим его?

      – Что же вы сразу не сказали? – с укором посмотрел на него Петя.

     – Да не любим мы его выпендрёж. Пытается тут строить всех.   Он у нас недавно. Два месяца как с зоны откинулся. Позвать что ли?

      – Я сам за ним схожу, – сказал Андрей.  Где, ты говоришь, он отлёживается?

      – Да вон его апартаменты, – показал пальцем Джордж.

         Андрей направился к ближайшему жилищу. У него на то был свой расчёт. Входной двери у халупы не было, её заменял ковёр, свободно свисающий с крыши. Спецкор брезгливо приподнял его край и заглянул вовнутрь.

         То, что он увидел, сразило его наповал.  Это была та самая вызывающая роскошь, что в определённой среде именуется китчем. По стенам, обтянутых бордовым театральным  бархатом, висело несколько картин карикатурного содержания. Среди них – томная итальянка в средневековом костюме с бокалом в руке. А сбоку – лукавый Дон Жуан, тайно подливающий ей вино. Под картиной – резной журнальный столик со сломанной ножкой, на нём  медный подсвечник. Земляной пол покрывал толстый ковёр с восточным орнаментом.

         У стены, на продавленном диване лежал моложавый мужчина с одутловатым лицом. Волосы его были всклочены, на лице – многодневная щетина. Он спал.

      – Эй, Шнырь! – обратился к нему спецкор. – Просыпайся! Разговор есть.

         Незнакомец открыл один глаз и настороженно посмотрел на Андрея. Смотреть двумя глазами на столь малозначительный объект представлялось ему непозволительной роскошью.

      – Тебе чё, фраер? – лениво протянул он и сунул руку под подушку. – Тебя кто звал?

      – Похмелиться хочешь? – спросил спецкор, доставая из внутреннего кармана чекушку водки.

         Шнырь открыл второй глаз, сбросил с себя одеяло и порывисто сел на диван.

      – О! Холодильник с бородой пожаловал! Не снится ли мне это?

      – Какой ещё холодильник?

      – Да ты, фраер, совсем зелёный, – осклабился Шнырь. – Холодильник с бородой – это дед мороз по фене. Это значит: дед мороз мне подарочек принёс. Давай её сюда миленькую!

         Спецкор отстранил его руку.

      – Сначала ты должен выполнить одно маленькое задание.

      – Это ты, фраер, мне, почтенному вору, задание будешь давать? Гони пузырь, а не то…

         Спецкор быстро спрятал чекушку во внутренний карман.

      – Ну как знаешь!

         Шнырь, порывисто приподнялся с дивана. Глаза его тревожно засигналили в след уплывающей надежде.

      – Погодь, погодь! Какое задание? Ты говори. Что, помощь нужна? Говори, не тушуйся. Я разберусь!

      –  Не надо целовать мои туфли, они потеряют свой блеск. Сейчас мы выйдем во двор, там ты увидишь девушку у костра, – заговорщицки подмигнул Андрей. – Ты должен подойти к ней и сказать: «Что вырядилась, краля? На смотрины к нам, что ли, на нашу помойку пожаловала?». Запомнил?

      – И это всё? – сузил глаза Шнырь.

      – Да, это всё задание.

      – Замётано! Давай сюда шкалик.

         Шнырь мгновенно открутил пробку и вставил чекушку в своё раскалённое горло. Её содержимое быстро перелилось из стеклянной тары в желудочный мешок. Отбросил в сторону пустой пузырёк, крякнул и поинтересовался:

      – А зачем тебе, фраер, это надо? Зачем нужно обижать девицу? 

      – Да не обижать! Я просто хочу её испытать. Как тебе это объяснить… (спецкор замялся). Просто надо спровоцировать её на неадекватное поведение.

      – Ну ладно, поканали, – скомандовал Шнырь. – Мудрено это как-то всё…

         Они вышли наружу. Шнырь, шёл лениво-развязной походкой, как  ходят, по его представлению, авторитетные воры или чемпионы по греко- римской борьбе. Подойдя к костру, поприветствовал всех высоко поднятой рукой.

         Ему налили полстакана водки, которую он выпил без лишних слов. Так же молча закусил, прикурил сигарету. Окинул взглядом Алёну и покрутил головой в немом восхищении.

      – Ты, девушка, это… – нерешительно начал Шнырь. – Прикид у тебя… не для мусорки, в общем… Я вижу, ты девушка, правильная…

         Спецкор мучительно подвёл под лоб глаза и скривился. Шнырь, злобно посмотрел на него, и, остервенело, махнул рукой:

      – Вот этот фраер, девушка, рамсы попутал. Разнуздал своё звякало! – продолжил он. – Попросил тебя грымзой обозвать, чтобы завести тебя… Но Шнырь не продажная шкура! Шнырь не продаётся, так и знайте… Не продаётся Шнырь, ни за какие коврижки!

      – Что ты несёшь! – покраснел спецкор. – Кто тебя, о чём просил? Что за бред!

      – В самом деле, приятель, – встрял в разговор водитель. – Зачем ему это надо? Сам подумай…

      – Он мне чирикал, что хочет спровоцировать эту девушку на несква… на неакватное поведение, – сообщил Шнырь.

      – На неадекватное, – поправил его оператор, и уставился на Андрея.

         Алёна рассмеялась, и это, несколько, разрядило обстановку. Её искренний, серебристый смех, похожий на журчание горного ручейка,  никого не мог оставить равнодушным.

         «Неизъяснимая музыка души, – мысленно заключил  Андрей. – Замечательная девушка! Даже Шнырь это понял. Теперь я за Петра спокоен».

      – Смотрите! – воскликнул Николай Петрович. – Наш блаженный идёт!

         К костру приближался бородатый мужичонка с мешком на плече. Его хлипкую фигуру облегала чёрная фуфайка; на голове  – камилавка, с выбивающимися из-под неё седыми прядями. Его, разгоревшееся от быстрой ходьбы лицо, светилось неземной радостью.

      – Вы на него внимания не обращайте; не принимайте всерьёз, – улыбнулся Джордж. – Он слегонца тронутый, несёт всякую околёсицу. Хрень всякую. И, что любопытно, – всё в рифму! Но он безвредный, – веселит нас, время от времени.

      – Петь, сними его, – попросил Андрей.

     Оператор включил камеру, но она не работала.

      – Ничего не понимаю, – недоумевал Петя. – Только что работала, а теперь, почему-то, не работает…

     Блаженный приблизился к костру и опустил на землю, наполненный на треть мешок. В нём звякнуло стекло. Подошёл, к возящемуся с камерой Петру, и заглянул ему в глаза. Взгляд блаженного был не от мира сего – он доставал до дна души. У оператора по спине побежали мурашки.

         «Никакой он не сумасшедший, – пронеслось у него в мозгу. – Тут, что-то другое…».

         Блаженный взмахнул руками, как крыльями и прокукарекал. И, размахивая руками, побежал вокруг костра.

      – Петя, Петя, петушок… – забормотал он нараспев. – Птичка, звонкий голосок. Птичка зёрнышки клевала, – в горло косточка попала. То от Боженьки лекарство. То лекарство от бахвальства!

         Его выходка была встречена дружным смехом аборигенов. Блаженный сдвинул брови и приложил палец к губам. Оператор оробел: «Откуда он мог это узнать?» – прошептал он.

      – Не всё тебе угадывать, – улыбнулась Алёна. – Есть ясновидцы и покруче тебя.

         Тем временем блаженный перевёл взгляд на водителя:

      – Кровожадных пауков убивал из «калаша». Не омылася от крови горделивая душа!

         Потом подошёл к Андрею и пропел ему на ухо: «Скоро свадебка у друга. Познакомишься с подругой!

         Алёне же доверительно сообщил: «Тебя, милый ангелочек, в детском доме ждёт сыночек!».

         Алёна широко распахнула глаза:

      – Нет у меня никакого сыночка! Что вы такое говорите?!

         Но блаженный не слушал. Он загадочно улыбнулся,  подхватил  мешок и поскакал вприпрыжку к своей халупе. Стала собираться и  съёмочная группа. Оставаться далее смысла не было.

      – Приезжайте к нам встречать Новый год, – прокричал им вслед Николай Петрович. – Будет весело! И Алёнушку с собой прихватите.

      – Мы рассмотрим ваше предложение, – улыбнулся Андрей.

         По дороге на студию друзья молчали, переваривали информацию. Каждый думал о своём. Первым не выдержал Вадим:

      – Да, я убивал игиловцев. В Сирии… В составе российского спецназа. Я не жалею, что уничтожал головорезов. И, всё же, в этом надо покаяться. Блаженный прав.

      – Блаженный всё правильно сказал, – поддержала водителя Алёна. – Вот только на счёт меня ошибся.

      – Он не ошибся, – меланхолично отреагировал спецкор.

      – Но нет у меня никакого сыночка! Да ещё в детском доме. Я девушка, – какой тут может быть сыночек?!

         Андрей усмехнулся и посмотрел на оператора.

      – Знаешь, Алёна, мы как-то делали сюжет в сиротском доме, так там один мальчонка Пете приглянулся. Он ещё Пете свой зуб молочный подарил. А Петя ему – свою иконку. Вот вы поженитесь и усыновите его...  И будет у тебя сыночек.

         Алёна округлила глазки:

      – А Петя мне предложения ещё не делал, – смутилась она.

      – Ничего, сделает! – заверил её Андрей. – Тут может быть и мой  интерес. Куда ему теперь деваться!

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка