Проза

Александра часто теперь задавалась вопросом о том, почему люди легко друг друга осуждают. И почему человек, не очень открытый, или, скажем, не такой душевный, удивляется, что ему бывает грустно, а человек по-настоящему добрый, как кажется, радуется каждому мгновению? Может быть, все же, жизнь справедлива? Может быть, всему есть свои объяснения? В любом случае, влияют люди другу на друга самым непредсказуемым образом.

***

Познакомилась Александра с Кариной, когда работала в Восточном банке. Карина очень настойчиво рассказывала Александре каждую их встречу об одном своем руководителе, шотландце, преуспевающем бизнесмене. Потом они с Кариной еще долго дружили, то есть вместе обсуждали фильмы, вместе работали, думали о том, как Карина совсем скоро выйдет замуж и начнется новая жизнь. Однажды, Александра даже провожала Карину на поезд в новогоднюю ночь. Подруга ехала встречаться со своим будущим мужем, а он ехал к ней навстречу, в другом поезде. Новый год должны были встретить вместе. Но тогда Карина на поезд опоздала.

Девушки вместе бежали по перрону, тащили тяжелый рюкзак напополам, но в вагон Карина так и не села, поезд медленно отходил, а они все бежали, сначала вровень составу, по платформе, потом, за вагоном, никак не примиряясь с тем, что отстали.

Александра не совсем даже помнила, что было потом. Карина часто приезжала к Александре в гости, когда та вышла замуж. Как-то вечером сидела напротив Александры и упорно смотрела в глаза своими голубыми даже не глазами, а очами, большими как озера, что-то пытаясь предсказать о жизни подруги. А потом почему-то победоносно ушла спать и засмеялась, как будто бы увидела что-то важное о будущем в глазах Александры.

Еще до замужества Александра часто приводила к Карине в гости своих знакомых. Многие Карине не нравились. Она как будто осуждала Александру за такое количество молодых людей вокруг, за легкость общения, за хорошее настроение. Александре было тогда все как будто бы слегка безразлично и беспечно. И ей нравилось производить впечатление человека благополучного. Несмотря на то, что она хорошо знала, как это не нравится, раздражает подругу, отказать себе в подобном удовольствии было сложно.

Если кто-то приезжает покорять город, начинает все с нуля, очень сложно сочувствовать человеку, у которого все, к чему стремишься, есть заранее. Обустроенный дом, завидная учеба, обеспеченная работа, все устойчиво и заранее известно. Александра не только не скрывала подобное положение дел, ей нравилось это подчеркивать.

Самый близкий приятель Александры вызывал особое восхищение у Карины, и этим же раздражал ее больше всего. Своей чрезмерной, незаслуженной заботой об Александре, усердием, романтичностью, вниманием, и тем, что он был англичанин. За него, собственно, Карина уже откровенно осуждала Александру. В общем-то, она и была права, особенно, когда открыто критиковала Александру за плохое отношение к приятелю, за беспечность, которая заключалась в том, что Александра публично морочила парню голову, то есть была самой собой. Независимой, насмешливой, если не уверенной, то непоколебимый в своем собственном образе и мнении.

Потом Карина пригласила Александру на свою свадьбу. В небольшом уютном кафе было много народу, было легко и радостно. С мужем, правда, у Карины как-то не сложилось потом.

Относились Александра к Карине как-то по-особому хорошо, или ей это только казалось? Возможно, в юности, мы приписываем себе совершенно иные чувства и свойства. Самое интересное, конечно, что разные люди раскрывают в нас разные ощущения, провоцируют разные действия. Александра хорошо помнила почему-то арбуз, который они с Кариной и ее мужем ели на заливе, когда Карина переехала на новую квартиру, с видом на Балтийское море. Помнила она и как шла потом, много лет спустя по берегу Средиземного моря, далеко-далеко от северных районов, смотрела на выброшенные на берег медузы, огромной величины, и думала, что все в ее жизни сложилось на редкость удачно, несмотря на то, что именно по этому берегу она шла много лет назад, с грустью вспоминая и последнюю встречу с Кариной, и то, как они долго ели этот никчемный арбуз. Вспоминала и грустно шла по бесконечному песчаному пляжу, по которому через десять лет будет бежать, радостно и вдохновленно, перебирая ногами непослушный обжигающий пятки песок.

***

Была у Александры еще одна подруга, Анастасия. Ужасно веселая, бодрая, яркая. В какой-то момент она вдруг придумала себе историю. Вместо умопомрачительных и разумных идей, Анастасия стала вдруг рассказывать, что влюблена в одного парня, очень богатого американца. В какой-то момент она уехала к нему в Америку, а потом неожиданно вернулась обратно, продолжая намечать очертания их совместной жизни, видимо, уже только в собственном воображении. Была она необыкновенно воодушевлена. Рассказывала о нем все время. Часто рассказывала именно о его красоте почему-то, уж больно хорошо он был сложен. Высокий, стройный, ладный, модный. Как-то Александра прощалась с Анастасией на остановке автобуса, и Анастасия вдруг сказала что-то для Александры на тот момент обидное. Ну, бывает так. То ли ей не нравилось сидеть с Александрой рядом, то ли еще что-то не нравилось. Как будто бы хотела вдруг прочертить линию незримую между их, таким странно возникшем романтическом миром дружбы и другим, настоящим … Когда много лет спустя Александра сказала Анастасии по телефону, что у нее родился сын – Анастасия не просто удивилась – ужаснулась, или обиделась.  Не за то, конечно, что родился сын, а что подруга ей вовремя об этом не сообщила. «Или ты мне все расскажешь, или мы с тобой немедленно расплюемся!» - бодро сказала она по телефону.

Почему так? Может быть, потому, что Александра свершила то, что Анастасии самой хотелось сделать, но чего она боялась? Видимо, с детьми всегда сложнее все вопросы решать, или даже страшнее? После того разговора подруги больше не общались, но часть Анастасии всегда незримо присутствовала в Александре, как что-то педантично правильное и, одновременно, моментально вспыхивающее. Почему-то Александре было больше всего странно именно от этой истории дружбы, настолько неожиданно она повернулась, настолько странно закончилась. Зато любые проявления образованности действовали на Александру теперь слишком удушающе. Она хорошо понимала, что образованный и культурный человек, вовсе не приговор, но забыть, что определенные неожиданности с этим тоже сочетаются, почему-то тоже не могла, наперекор здравому смыслу. В общем, Анастасия научила Александру откладывать книги вовремя, и заниматься в жизни иногда чем-то еще более полезным.

***

Когда Александра шла по фойе той замечательной гостиницы в Индии, она даже не могла себе представить, кого она через минуту увидит. Увидит и запомнит навсегда.  И не только никогда не забудет, но даже о другом и думать особенно не будет, настолько после этой встречи она вдруг осознает, до какой степени человек может быть всеобъемлющ, интересен, неисчерпаем.

В фойе гостиницы она увидела небывалой красоты человека. Обернулась, и сразу обратила внимание. Это была очень красивая, темноволосая и высокая женщина, которая стояла прямо передо ней, и что-то тихо говорила своему спутнику. Потом она медленно повернулась и пошла к выходу. Александра долго смотрела ей вслед. Женщина вышагивала, ровно и спокойно, немного чинно, перебрасывая перед собой странного свойства разноцветные ленты, или гирлянды, которые несла в огромных количествах.

- Ничего себе. Господи! – только и успела подумать Александра. – Англичанка?

Александра подумала так только на несколько мгновений, а потом неожиданно для себя познакомилась с этой женщиной.  Говорили они по-английски, немного по-испански, и даже по-португальски. Потом женщина приветливо пригласила Александру на обед, как-то легко, запросто и дружелюбно. Через пару дней они настолько подружились, что стали вместе кататься по красивым дворцам в окрестностях Дели. Сопровождали их несколько знакомых, одна супружеская пара, и несколько мужчин среднего возраста, с которыми они тоже познакомились за обедом. Заграницей, особенно на отдыхе, очень легко знакомиться. Там хорошо проверена и давно узаконена сфера дружеского общения, без претензий на флирт или исключительно деловое сотрудничество. Возвращались они домой лишь поздно вечером, усталые, вдохновленные, в ожидании нового дня и новой поездки.

В городе и окрестностях гуляли и разговаривали. Храмов в округе было несметное количество, поэтому, погрузившись в микроавтобус, в котором было так уютно, они ездили каждый день смотреть новое место, поражаясь местным красотам и необычным видам. Александре все казалось удивительным и при этом гармоничным, совершенно естественным. И поездки, и беседы.

Ее спутница была чуть менее словоохотлива. Было очевидно, что она никого никогда не осуждала, даже намеком, не жаловалась на жару и еду, на протяжении двух недель, как Александре казалось, вела себя совершенно безупречно. Нельзя было ни на одну минуту предположить что-нибудь о смене настроения, так характерного для любой женщины, или о неправильной ноте беседы, грусти.   Настроение у нее было отличным всегда, а в разговоре была неподдельная искренность, ей всегда сопутствующая, совершенно очевидная и естественная. Она никогда не показывала ничего темного, свойственного человеку.  Спускалась в фойе точно в назначенное время, без опоздания. Была весела, воодушевлена, полна сил, энергии, мыслей.

Путешествие к Тадж-Махалу Александре особо запомнился. Храм оказался еще более прекрасным, чем это можно было представить. Накануне она очень долго переводила на выставке, помогала новым знакомым. Обсуждали самолеты, подводные коммуникации. Она немного нервничала, что не справится. Группа русских ее подбадривала. Потом ей вдруг стало нехорошо, как будто все внутри сковали невидимые цепи надвигающейся болезни, то ли от смены обстановки, то ли от напряжения. Она бежала к себе в номер, падала на огромную кровать, и пыталась понять, заболела ли она или нет каким-нибудь страшным заморским недугом. А потом снова вскакивала, и бежала вниз, по роскошной лестнице в уютный, отделанный золотом зал.

Они поехали на экскурсию все вместе и совсем рано. Долго петляли мимо наполненных людьми улочек. Потом остановились на одной из них, Александра вышла из белоснежного микроавтобуса, и быстро пошла в небольшой магазин покупать роскошный индийский чай. Чай был ароматный, он был многих сортов, выставлен в отдельных разноцветных баночках по всему магазину. А потом они вновь долгое время ехали по раскаленным шоссейным дорогам. Из мотороллеров-рикш свисало по десять человек улыбающихся пассажиров, а из пыльных автобусов – по сто голов местного населения. Вели себя индусы тихо и спокойно, доброжелательно, и покорно. Как много лет назад, так и сегодня, их внутренняя радость, удивление от жизни, жизнелюбие, поражали до глубины души, или другой какой-нибудь кармической инстанции. Коровы, здесь, кстати, действительно, ходили по улицам взад-вперед, а торговцы лепешками вызывали совершенный ужас и восторг одновременно. Ведь каждая приплюснутая лепешка, обильно смазанная пахучим маслом, такая вкусная для местного жителя, казалось, могла стать смертельной своей отличительностью, для непривыкшего к местным микробам европейца. На паперти сидел седой индус и брил своего клиента, который как обычно зашел в местную парикмахерскую, на открытом воздухе. Волосы клиента падали прямо в пыль, соединяюсь с местным мусором и хорошим настроением в какой-то неведомый сплав истории, грязи и святости.

- Do you like Delhi? – неожиданно для себя и несколько поспешно cпросила вдруг Александра, пристально разглядывая проносящиеся мимо окрестности незнакомой страны. – Вам нравится Дели?

- Yes! – ее спутница теперь улыбалась, изредка приподнимая голову от путеводителя. Она приветливо кивнула, а потом снова погрузилась, как казалось, в свои мысли.

- Вы находите Дели большим городом? – чуть более настойчиво продолжала Александра, пытаясь удержать тему разговора, - Delhi city…

- Я бывала здесь раньше, - ответила собеседница Александры, - очень давно.

- Лет десять назад?

- Лет сто назад! Unos cien años atrás!  – почему-то по-испански ответила ее спутница, едва слышно засмеявшись, терпеливо вглядываясь то в книгу, то в очертания чего-то что было на месте исчезнувшего за поворотом автобуса.

- Было хорошо? – продолжала своей допрос Александра, воодушевившись.

- Да! Было – прекрасно! Muy bien! - она снова улыбалась и снова углубилась в свою книгу, опрятно и удобно покоящуюся на коленях.

 - А Вы хотели бы приехать сюда еще? – не замечая настырности своего допроса, продолжала Александра, осознавая лишь, что боится его закончить.

- Конечно, - отвечала ее собеседница. – Почему бы и нет? Why not?

Английская фраза почему-то вернула разговор на прежнюю точку отсчета, как будто его и не было.

Тадж-Махал показался огромным. Белый храм, одно из чудес света возвышался вдали посреди палящего солнца в этой небывалой, покрытой цветами и запахами дыма стране. Ворота были местом остановки. Экскурсовод долго объясняла, что, подходя к мечте, вы наглядно видите, что она становится меньше (и действительно, было видно, как это огромное, из белого мрамора, здание – уменьшалось, когда вы приближались к нему немного, и наоборот – увеличивалось, когда вы отходили назад, к воротам).

Тадж-Махал – грандиозное и очень красивое место. Молитва в своем архитектурном воплощении. Группа нервничала, потрясение было ни с чем не сравнимо. А вечером снова – легкость, счастье, бесконечные часы разговора ни о чем, приглушенный свет и музыка.

Однажды, там же, в пригородах Дели, поздно вечером, уже за полночь, был устроен неожиданный праздник, то ли чей-то день рождения, то ли годовщина важного события. Она снова спустилась, спокойно прошла к их столику. Они снова долго разговаривали о жизни, о прошлом, об Индии, на всех возможных языках. Казалось, что вокруг была дымка восточной сказки из какого-то неведомого сна. Марево чувства, о котором и сказать ничего нельзя, потому что его и нет совсем, лишь ненавязчивые очертания. Ночью Александре снилась одна из поездок по темному Дели и то, как она потерялась в городе с сотней мечетей.

Когда она уезжала рано утром, Александра спустилась утром в фойе, чтобы попрощаться. Как обычно, радужно и легко, она помахала Александре на прощанье и сказала, что они еще обязательно встретятся. Проводив до машины свою удивительную знакомую, Александра неожиданно для себя спросила у портье в фойе, кто же все-таки была эта постоялица.

- Вы разве не знаете? – портье, казалось, был доволен и воодушевлен как никогда.  - Это – принцесса Люксембургская ….  Знаете, такое маленькое государство?

Александра чувствовала, как у нее округлились глаза, зрачки расширились, а потом снова сузились. Впрочем, через минуту она поняла, что даже не удивилась, а с неподдельным интересом снова следила за каждым движением портье, как будто бы он тоже имел к Люксембургу какое-то отношение.

- Да, - уверенно повторил портье. – Это она. Вы разве не узнали ее? Она очень красива, правда? Очень добра ко всем, и у нее, кстати, большая семья, пятеро детей, - пояснил он уже чуть тише, деловитее, а потом спокойно поднял трубку надрывающегося телефона и четко ответил на очередной звонок.

Александра часто приезжала потом в эту гостиницу, и в общем-то после этой встречи как-то особенно преобразилась.  

***

Александра шла по полю в сопровождении своего университетского приятеля и его жены, и смотрела на озеро, которое ей вдруг отрылось перед глазами. Огромное, бледное, с отражением бесконечного ряда деревьев с широкими кронами и неба, всех оттенков голубого и синего. Они шли еще долго, вдыхая летний аромат полевых цветов и жаркого воздуха. Дышалось как-то особенно хорошо, легко, свободно. Небольшую церквушку окружала сухая трава, клевер, поникшие цветы, засохшие от жары. Корпус ее был частично деревянным, а частично облупленным, красновато-кирпичным. Огромный колокол висел на всеобщем обозрении, и был виден еще с большого расстояния, когда они спустились к речке. Поодаль стояла еще одна церковь, немного наклонившаяся вправо, под углом, а впереди, на другом берегу озера, возвышалась уже третья церковь, совсем новая, белая, недавно построенная. Они медленно поднимались на колокольню. Александра видела себя вдруг как будто бы со стороны, как ставила ноги на широкие ступени, с каждым шагом осознавая что-то важное, как ей казалось, и о себе, о других людях. Когда она оказалась на самой вершине колокольни, то неожиданно для себя, вдруг почувствовала удивительную легкость, что-то внутри произошло совсем быстро, как будто бы тонкий часовой механизм на секунду застыл, а потом вновь пошел, найдя свои потерянные, но так быстро обретенные ресурсы. Все внутри было согрето этим странным озером, этим огромным колоколом, этой странной речкой, вдоль которой они так долго шли, и которая соединяла и разъединяла эти три такие разные церквушки.

Колокол звонил очень громко, почти как набат, но, когда она снова стали спускаться вниз по лестнице, он звучал все тише и тише, как будто бы успокаивая ее, не нарушая границу ее присутствия, сохраняя что-то важное и цельное внутри.

Воздух здесь был столь свежим, что быстро закружилась голова, и на какой-то момент внутри стало так хорошо и счастливо, что она заплакала, не в силах выдержать такого энергетически чудесного столкновения с действительностью.

«Вот дела», - только и успела подумать она, а потом бодро и энергично зашагала вперед по едва заметной тропинке, пытаясь отбросить так некстати нахлынувшие мысли.

О чем ей чаще всего рассказывали последнее время? О достижениях и свершениях. Об этом ей чаще всего напоминали в связи с обязательствами, которые она должна были выполнять. А обязательства были связаны с правилами либо тех, кто образован, либо тех, кто сведущ в отношении того, что стоит делать, а что делать совсем не нужно.  Воспоминания об Индии, впрочем, были единственным наглядным и явным исключением из правил. Видимо, для того, чтобы попасть к этому озеру и к этой дивной церкви в маленьком, скромном, русском городке, нужно было познакомиться с чем-то иным? Но почему у этого городка было столь много общего со спокойствием, умиротворением, благородством Люксембурга, а у других жителей планеты его совсем не было?

Александру теперь не удивляла несправедливость жизни. Наоборот, она давно считала, что жизнь удивительно справедлива. А учиться вовсе не обязательно нужно через тоскливое и жалкое. Можно сразу учиться через радужное, яркое и прекрасное!