Жизнь как есть

 

Джон Смит и Виргинская компания

 

 

 

Капитан Смит (годы жизни 1579-1631) был солдатом удачи, который приплыл в Америку с первыми поселенцами. Человек, который, как оказалось, вполне оправданно верил в свои силы и не испытывал ни малейшего нежелания наживать себе врагов, он был арестован за мятеж еще до того, как маленький флот достиг Канарских островов, и оставался под стражей (а позже негласным присмотром) до тех пор, пока не было установлено, что запечатанные приказы лондонской компании сделали его членом совета, который должен был управлять колонией.

В истории, да и во многие учебники, капитан Смит вошел и благодаря романтической истории, связанной с дочерью вождя одного из племен, Покахонтас. Точную дату рождения Покахонтас трудно установить: исследователи называют как 1595, так и 1596 годы.  По рассказу Джона Смита в 1607 году юная Покахонтас спасла его от смерти, когда он, отправившись на поиски провизии для колонистов, был захвачен индейцами в плен. Когда индейцы собирались раздробить Смиту череп, 12-летняя дочь вождя закрыла его голову своей, и воины не посмели убить её избранника.

В 1612 году, в возрасте 17 лет, когда Джона Смита уже не было среди колонистов, Покахонтас часто приходила к англичанам, которые жили всего в 12 милях от ее родного племени. со временем научилась понимать английский и могла вести переговоры, условия которых были просты: англичане обязывались не трогать индейцев в обмен на провизию. Известен эпизод, когда в 1612 году Покахонтас была взята в плен англичанами, которые потребовали от ее отца уплатить выкуп: освободить пленных англичан, обеспечить англичан провизией и вернуть оружие. Вождь исполнил два условия из трех, однако оружие отдавать не захотел.

Позже вождь Поухатан выплатил выкуп, и девушка вернулась в родное племя. Через год, выйдя замуж за поселенца Джона Рольфа, известного основателя плантаций табака, она, таким образом, гарантировала этим браком мирное сосуществование между индейцами и колонистами. В 1616 году Покахонтас переехала вместе с мужем в Англию, где стала знаменитостью и была даже представлена ко двору. На обратном пути в Вирджинию она заразилась оспой и скончалась 21 марта 1617 года в возрасте 22 лет.

 

Джон Гэдсби Чэпмен. Крещение Покахонтас. 1837.

 

Считается, что от Томаса Рольфа, сына Джона Рольфа и Покахонтас, происходят множество выдающихся наследников: знатные семейства Виргинии, две первые леди США: Эдит Вильсон — жена 28-го президента США Вудро Вильсона, Нэнси Рейган, супруга 40-го президента США Рональда Рейгана, выдающийся астроном и математик Персиваль Лоуэлл.

Вернемся к Джон Смиту. Америку он покинул в сентябре 1609 года, за два предыдущих года столкнувшись с огромным количеством проблем.

Вот, что писал об ужасном американском климате писал легендарный капитан Джон Смит:

«Лето жаркое, как в Испании, зима холодная, как во Франции или Англии. Летняя жара бывает в июне, июле и августе, но обычно холодные бризы смягчают неистовство жары».

Чем больше изучается ранняя история Вирджинии, тем более удивительным должно казаться, что колония выжила. Что им помогло? Дух некоторых колонистов и некоторых лидеров. Капитана Джона Смита можно отнести к одним из самых стойких, отчасти потому, что он оставил замечательные свидетельства о себе и своем опыте, отчасти из-за его общего значения как пропагандиста для колонизационного движения в целом, поскольку без него вирджинское поселение должно было бы рухнуть в течение двух лет после своего рождения.

 

Британские судна в гавани Джеймстауна.

 

Первым и худшим из зол была постоянная угроза голода. Корабли из Великобритании достигли Вирджинии только четыре раза за период между 1607 и 1609 годами. Англичане медленно осваивали искусство ловли рыбы или убийства дичи. Во время частых ссор с индейцами так называемая «мена» (торговля обмена) на продовольствие прекращалась. В 1608 году Смит организовал успешную посадку и сбор урожая собственного зерна; но крысы, пришедшие в Вирджинию с кораблей, съели почти все, так что поселенцам пришлось снова договариваться с индейцами. И вот уже колонисты наслаждались вторым урожаем, и их европейский скот – свиньи, куры, козы и некоторые овцы – удовлетворительно размножались.

Еще одним врагом стали болезни. Джеймстаун был основан на перешейке, который идеально подходил для военной обороны, но, окруженный болотами, был смертельно опасен для здоровья. Малярия пришла с Карибскими комарами, как и крысы, с первых кораблей. Чума и желтая лихорадка были следствием прихода «более поздних кораблей», как, очевидно, и тюремная лихорадка. Плохое питание породило цингу. Плохая вода вызывала дизентерию. Сырость и холод зимы приводили к ревматической дизентерии. Наконец, психологические недуги, которые появились здесь в 1619 году, усугубляли дело.  Сами поселенцы, впрочем, настаивали на том, что Вирджиния была здорова и что “здесь больше умирают от болезней ума, чем от болезней тела, потому что в Англии им слишком хвалят здешнюю пищу и не знают, что здесь они будут пить лишь воду».

Повеления или приказы не помогали против бактерий или меланхолии. Стало понятно, что процесс акклиматизации часто проваливался. Таким образом, из сотен поселенцев, в том числе, начиная с 1611 года, женщин и детей, которые были перевезены в Вирджинию, сотни продолжали умирать или бежать обратно в Англию, так что население не перевалило за тысячную отметку до двадцатых годов, и все еще были колебания показателей.

Писали, что Джону Смиту были нужны рабочие, но у него было много джентльменов или солдат!

 

Плантации табака

Лондонская Виргинская компания училась немногим быстрее, чем большинство англичан или предпринимателей, и Смит горько жаловался на нереалистичные приказы, которые она ему посылала, приказывая найти золотые прииски и проход к Южному морю, потерянных колонистов Рэлиха. Ему давали указания не сражаться с индейцами, и короновать Поухатана королем и вассалом Якова I. Но хотя капитану и можно посочувствовать, нельзя же относиться к его обидам так же серьезно, как он сам! Ибо вторым фактором, из-за отсутствия которого Вирджиния, несомненно, потерпела бы крах, была постоянная поддержка, которую Вирджинская компания все-таки оказывала.

Курение отнюдь не было новой болезнью. Индейцы курили по всей Америке, от них эта привычка распространилась потом в Португалию в 1558 году, Испанию (1559) и через вездесущих пиратов («морских собак») в Англию в 1565 году. Разумеется, именно сэр Уолтер Рэли ввел табак в моду. Он начал курить после первой роанокской экспедиции, “взял трубку табаку незадолго до того, как отправился на эшафот”. Его пример означал, что громкий голос Якова, его грозного повелителя против сорной травы, как ее иногда называли, или “этой рубящей травы ада”, были напрасны. Джон Рольф, муж Покахонтас, первый вырастивший табак в Виргинии (1612) и поставлявший его в Англию, сам был заядлым курильщиком. Он мог не питать иллюзий, что виргинскому листу будет легко конкурировать с Западно-индийским, испанским и даже английским табаком. И действительно, к 1630 году виргинцы помогли вызвать перенасыщение мирового рынка табаком.

 

Сбор табака в Джеймстауне.

 

Однако Рольф и остальные чувствовали, что у них нет выбора. - Табак можно продавать с прибылью, хотя прибыль может быть неопределенной, нерегулярной и низкой. Его мог вырастить кто угодно. Для неопытных Виргинцев эти два довода были непреодолимы. Они сделали решительный шаг, и вскоре вышла первая Большая книга в Американской истории. Когда-то даже улицы Джеймстауна были засеяны табаком, и стремление сеять его все больше и больше поощряло рост населения вверх по реке Джеймс, а в тридцатые годы-вверх и вниз по побережью, на каждом заливе между рекой Потомак и унылым болотом. Это движение было отчасти вызвано тем, что табак истощал почву в течение семи лет, так что табачные плантаторы постоянно находились в поисках новых земель. Этим же объясняется и неуклонное продвижение Виргинии на Запад, когда в начале XIX века в штате закончились новые земли, пригодные для возделывания.

Судьба Вирджинии была решена. В 1619 году колония производила 20 000 фунтов табака по три шиллинга за фунт, в 1639 году - 1 500 000 фунтов по три пенса. Через год население колонии превысило 10 000 человек, что сделало Вирджинию крупнейшим английским поселением (которым она оставалась вплоть до революции). В жизни, будь то экономической или социальной, господствовал многочисленный класс плантаторов, и только в следующем столетии табак стал поддерживать и в некотором смысле возвеличивать местную аристократию.

 

Пуритане при Елизавете I

Восшествие Елизаветы I на английский престол в 1558 году принесло с собой то, что оказалось решающей победой протестантизма. К сожалению, многие англичане требовали большего. Протестантизм имел встроенную демократическую тенденцию в том, что он поощрял грамотных искать Писания для себя и действовать в свете того, что они там обнаружили. Таким образом, укрепленные тем, что они считали Словом Божьим, пуритане часто отказывались подчинить свое поведение взглядам королевы: некоторые из них осмеливались упрекать ее в лицо.  

В начале правления Елизаветы пуритане были в некотором смысле не меньше (и не больше), чем сама протестантская партия. Они видели, что страна по большей части была либо католической, либо индифферентной. Их задачей было осуществить полную Реформацию, добиться обращения Англии в христианство. В течение многих лет они пытались убедить свою королеву присоединиться, реорганизовав церковь по пресвитерианскому образцу и используя ее неоспоримое право принуждать своих подданных к спасению. Они вполне соглашались с королевой в том, что Единая, всеобъемлющая национальная церковь действительно требовалась. Елизавета решительно отказывалась сотрудничать. Таким образом, пуритане были вынуждены после нескольких неприятных столкновений с законом перейти от политической деятельности к чисто пастырской.

Английская Реформация имеет много причин, но ее душой было желание – обновить христианскую жизнь, и пуританство было инструментом этой души.

Легко ошибиться в природе пуританства. Сегодня это слово обычно означает лишенную любви респектабельность, мещанскую ограниченность, библейское идолопоклонство или невротическую ненависть к удовольствиям других людей. "Покажите мне пуританина, - говорил Х. Л. Менхен, - и я покажу вам сукина сына“. Но в то время как было бы абсурдно отрицать, что некоторая цензура присутствовала в пуританстве с самого начала, было бы также абсурдно позволить дегенеративному аспекту, который он носит сегодня, скрыть великолепие его расцвета. Уверенные в своем спасении, лучшие пуритане были храбры, жизнерадостны, умны и трудолюбивы. Один из их проповедников призывал их быть "веселыми в Господе, и все же без легкости, печальными и тяжелыми в сердце за свои собственные грехи и мерзости земли, и все же без уныния и глупости”.

Качество пуританского благочестия лучше всего ощущается в «Путешествии Пилигрима в небесную страну» (1678). Читая Джона Баньяна, легко почувствовать, какую огромную силу его вера черпала из своей веры в то, что обетования, данные Христом, были истинными. 

Что могли сделать короли, королевы и архиепископы против таких людей? Очень мало, и по большей части они благоразумно старались сделать еще меньше. Пуританству дали возможно мирно покидать Англию. Но после конференции в Хэмптон-Корте в 1604 году Бэнкрофт, Архиепископ Кентерберийский, поступил неразумно, решившись на гонения. Церкви не были совершенными конформистами официально предписанной практики, среди них была небольшая группа сепаратистов, живущих в деревнях на границах Линкольншира, Йоркшира и Ноттингемшира.

Пастор Робинсон и Брюстер отвезли своих последователей в Лейден, где они с большим трудом зарабатывали на жизнь в течение следующих десяти лет. Но Лейден (то место, где всегда был расцвет искусства, город, где родился Рембрандт) не мог быть постоянным местом отдыха. Существовала опасность испанского завоевания, перспектива продолжения мучительной нищеты была обескураживающей, была угроза, что дети этих решительных англичан станут голландцами не только в том, что касалось языка, но и в том, что касалось религии.

Лейденскую общину вполне можно было бы и поощрить. Это были годы растущего интереса голландцев к Северной Америке. В 1609 году сэр Генри Гудзон, английский моряк, получавший голландское жалованье, открыл остров Манхэттен, а за ним-огромную реку, которая теперь носит его имя. Таким образом, он открыл богатый пушной край для европейской торговли, и вскоре за ним последовали другие. В 1613 году голландцы проплыли 150 миль вверх по Гудзону и основали торговый пост Форт-Нассау (позднее Оранж, Олбани, столица штата Нью-Йорк). Остров Манхэттен – Новый Амстердам. Вот туда и перебрались новые поселенцы…

 

Массачусетс и другие колонии

В 1632 году поселенцы настаивали на принципе «отсутствия налогов без представительства». Было решено, что каждый город должен избрать двух депутатов, чтобы совещаться с губернатором и голосовать за необходимые налоги. Уинтроп, верящий в истинно аристократическое правительство, говорил о том, что "лучшая часть всегда наименьшая, и из этой лучшей части мудрая тоже всегда «наименьшая". Уинтроп дважды на протяжении нескольких лет выбывал из губернаторства, и его вера в гибкое, органичное правительство, основанное на прецедентах собственных решений, была отвергнута колонистами, настаивавшими на Кодексе писаных законов. За несколько лет плантации Массачусетса превратились в полностью самоуправляемую маленькую республику.

Массачусетсом управляла элита избранных, элита, которая сама была во власти таких людей, как Уинтроп, людей богатых, образованных и воспитанных. И все же это была не элита класса. Бог не спасал и не проклинал доходами: в церкви допускались как бедные, так и богатые. Несмотря на другие неравенства, члены церкви были равны в политических правах.

Вскоре люди из Марблхеда близ Салема стали говорить своему министру, что он ошибся относительно мотива их приезда в Америку – “наша главная цель состояла в том, чтобы ловить рыбу”. Ведь рыбалка оказалась почти такой же прибыльной, как и предвидел Джон Смит. Вскоре поселенцы отважились выйти на большие берега и неуклонно совершенствовали конструкцию своих рыболовецких судов. В результате только в 1641 году было экспортировано 300 000 тонн трески, сельдь, скумбрия, пиво и вкусный окунь также нашли готовые рынки сбыта.

Виргиния и Массачусетс не только сохранили свое первенство среди английских поселений вплоть до Американской революции и после нее, но и прекрасно иллюстрировали, даже олицетворяли великое колонизационное движение и его корни. По мере того как в XVII веке Англия набирала силу, ее колонии распространялись все дальше вдоль Атлантического побережья Северной Америки и процветали в Вест-Индии. Массачусетс породил Нью-Гэмпшир, ставший независимой провинцией в 1692 году, за ними последовали Коннектикут и Род-Айленд. Голландцы нового Амстердама уничтожили новую Швецию (будущий штат Делавэр), потерпев неудачу в 1664 году, когда Новый Амстердам и Новая Голландия стали новыми колониями (Нью-Йорк).

Были основаны также "Новая Кесария Нью-Джерси" (1664) (труд Лорда Беркли и сэра Джорджа Картерета), Пенсильвания (1681), основанная Уильямом Пенном, чтобы стать убежищем для квакеров и обогатить семью, и Мэриленд (1632) (основанный Первым Лордом Балтимором в качестве убежища для католиков).

Северная Каролина начинала развиваться с 1650-х годов, хотя ее законное существование датируется 1663 годом. Южная Каролина, хотя и родилась на законных основаниях в 1663 году, приобрела поселенцев только в 1670 году, когда и началась ее процветающая карьера.

Последним дополнением к этой цепочке колоний была Джорджия, основанная в 1732 году, отчасти для того, чтобы служить местом реабилитации для лиц, заключенных за долги в Англии, отчасти как плантация для выращивания шелка, но главным образом, как буферное государство против испанцев во Флориде и французов в Луизиане.

 

Индейские племена и история их странного взаимодействия с колонизаторами

К счастью для незваных гостей, племена обычно были счастливы сражаться друг с другом. У них были обычные человеческие обиды на своих соседей, и война была главным занятием. Успех в войне был главным источником личного престижа. Действительно, войны велись во многих случаях исключительно для того, чтобы дать возможность воинам завоевать этот престиж. Это была смертельная игра с тщательно продуманными правилами, и большинство индейцев настолько увлеклись ею, что в начале восемнадцатого века индейцы племени Чероки могли сказать: “мы не можем жить без войны. Если мы заключим мир, мы должны немедленно искать какую-нибудь другую нацию, с которой мы могли бы заниматься нашим любимым делом».

Хотя жестокость, мошенничество и жажда земли были заметны в Новой Англии еще во время войны короля Филиппа, пуританская совесть давала о себе знать и не только «на словах», а на деле, эффективно защищала мирных индейцев от мстительных толп, которые в противном случае могли бы линчевать их, как индейцев линчевали в Пенсильвании во время восстания Понтиака (1763-1764).

Индеец понимал концепцию вечного личного титула европейцев не больше, чем они понимали его концепцию отсутствия такового. Не мог индеец понять и нарастающего беспокойства колонистов. Почему люди, жадно хватающиеся за землю, хотят иметь больше акров земли, чем им нужно для выращивания пищи?

Зачем они строят дома, которые переживут своих обитателей? Почему индейцев называют ворами за то, что они помогают себе в том, в чем нуждаются? Почему даже честно приобретя землю, белый человек настаивал на том, чтобы купленная им земля принадлежала ему исключительно и навсегда? Как он мог делать такие заявления?

Это было просто смешно. – «Продать страну»! - воскликнул Текумсе. – «Почему бы не продать воздух, облака и великое море»? ...Разве Великий Дух не создал все для своих детей?”

 

Жан Леон Жером Феррис. Первое благодарение, 1621 год. 1912.

 

Трагедия имела три действия, приблизительно соответствующие трем основным эпохам Американской истории. В колониальную эпоху положение индейцев, после того как были созданы европейские прибрежные поселения, оставалось удивительно стабильным. Лига ирокезов на севере, более свободная греческая Конфедерация на юге, стоявшая «на якоре» на линии Аппалачей, заметно сдерживала экспансию белых, особенно после того, как ирокезы поняли: лучший способ для индейцев оставаться многочисленными и процветающими – это оставаться нейтральными во франко-британской ссоре и не воевать друг с другом.

Положение индейцев постепенно ослабевало, но в то же самое время оставалось прочным до тех пор, пока англичане не осмеливались нападать на племена. Даже после поражения французов в Семилетней войне и изгнания англичан во время Американской революции индейцы юга все еще могли продолжать играть в ту же самую игру, используя Испанию (ныне владычицу Луизианы, а также Флориды) против американцев. Последним триумфом этого периода стала война против разбойничьего государства Джорджия (1786-1790), которую возглавил великий вождь Александр МакГилливрей, подписавший в 1790 году договор с Джорджем Вашингтоном, защищавший большую часть греческих земель от посягательств в течение следующих двадцати пяти лет. Для Англии это стало одной из причин войны короля Филиппа. Провинциализм англо-американской культуры, ее самодовольство перед экзотикой были постоянным источником трений и страданий для индейцев.

Индийские обычаи были осуждены последующими поколениями как греховные, нехристианские, нецивилизованные, неразвивающиеся. В конце девятнадцатого века агент Янктон Сиу писал:

«Пока индейцы живут в деревнях, они сохраняют многие из своих старых и вредных привычек. Частые пиры, вересковые обряды и танцы, постоянные визиты – все это будет продолжаться до тех пор, пока люди будут жить вместе в тесных кварталах и деревнях. Я надеюсь, что до конца следующего года они будут располагаться на отдельных землях или фермах. С этой даты начнется их реальный и постоянный прогресс».

Ферментированные и дистиллированные напитки были неизвестны доколумбовым индейцам, поэтому они имели столь же слабую устойчивость к алкоголю, как и к оспе, и по какой-то причине, которую еще предстоит объяснить, их социальная организация была неспособна выработать обычаи, с помощью которых питье могло бы стать таким же сравнительно безобидным, как у чернокожих и белых американцев. С самых ранних времен белые правительства видели опасность и прилагали серьезные усилия, чтобы держать огненную воду подальше от индейцев. Их поддерживали самые мудрые вожди племен. Но эти усилия были в значительной степени разбиты манией, любовью к выпивке и готовностью слишком многих белых поставлять ее в желаемом, неограниченном количестве индейцам.

Английские торговцы обнаружили, что стеклянные бусы, топоры, мотыги, ножи, рубашки, пальто, шляпы, башмаки, чулки, бриджи, одеяла, нитки, ножницы, ружья, кремни, порох, пули, табак, трубки часто были менее желательны, чем средства для заключения пари в пьяном виде.

"Бренди идет несравненно хорошо", - обнаружили они, и так же легко доставляется, особенно если он фальсифицирован. Пьяный индеец не мог настоять на надлежащей оплате своего товара, и он, казалось, не мог сопротивляться возможности напиться.

Торговцы были отбросами белой расы: “распутство и нечестие их были скандалом для религии, которую многие (вновь прибывшие) исповедовали”.

Многие из торговцев были бессовестными негодяями, которые продавали индейцам выпивку, по крайней мере на Юго-Востоке, не колеблясь подстрекали к межплеменным войнам, чтобы пленников можно было захватить и продать в рабство. Многие были готовы жить среди индейцев, принять их обычаи и жениться на их женщинах. Можно было быть честным индийским торговцем, а те, что были, приобретали большое влияние. Многие торговцы и индейцы вступали в брак между собой, их потомки – носившие такие имена, как Брант, МакГилливрей, Росс – становились великими вождями. Торговцы зависели от индейцев, а индейцы от торговцев, никто не хотел, чтобы их клиенты исчезали.

Респектабельные британцы-землеторговцы хотели получить землю индейцев, и, как показало время, они хотели получить ее всю. Со временем они набрались сил, чтобы осуществить свои планы. А без земли индеец должен был прекратить свое существование или погибнуть, стать полностью зависимым и подавленным. Предательство было главной темой в обращении белых с красными людьми. О том, что торговцы регулярно употребляли виски, чтобы обмануть индейцев в их справедливой оплате, уже говорилось. И это был не единственный способ. Неграмотных индейцев заставляли вписывать свои имена в документы, передающие право собственности на Землю. Заставляли употреблять язык, который они не понимали, подписывать документы, которые не имели права подписывать, но которые использовались для оправдания изгнания их и их товарищей из охотничьих угодий.

Жестокость была еще одной ведущей темой. В качестве оправдания можно утверждать, что индейцы (особенно склонные к садизму ирокезы) были демонами на тропе войны, но следует заметить, что в мирное время (если только они не были деморализованы алкоголем) они были, по сравнению с белыми людьми, образцами приличия. Они пользовались высокой степенью социальной сплоченности и терпимости, и многое в европейских нравах удивляло и огорчало их. Они не могли понять ни избиения детей, ни даже исключительной семейной верности: “я не понимаю вас, французов, – вы любите только своих детей, но мы любим всех детей”, - сказал Алгонкин иезуитскому миссионеру.

Индейский вождь, приютивший зимой гонимого квакера, мог только воскликнуть: "Что за Бог у англичан, которые так обращаются друг с другом, поклоняясь своему Богу!" 

Североамериканские индейцы жили большей частью охотой, и в истории европейского колониализма именно охотники всегда были наиболее подвержены практике истребления. Мексика и Перу все еще в значительной степени населены потомками земледельческих ацтеков и инков; а охотничьи Карибские острова были полностью уничтожены.

Во – вторых, примечательно, что, хотя индейские племена были грозными – иными словами, они занимали большую часть континента и имели французских и испанских союзников, - к ним относились с большим уважением. Так было до 1800 года, когда были даны самые великолепные обещания, после чего американцы совершили свои худшие злодеяния.

В-третьих, не может быть никаких сомнений в том, что пограничные районы во все времена имели высокую концентрацию белых «бандитов» («сброда»), и чем дальше граница удалялась от оседлых районов (с огромной скоростью на протяжении всего XIX века), тем больше этот «сброд» выходил из-под контроля. Жестокость, мошенничество и жажда земли были заметны в Новой Англии во время войны короля Филиппа. С другой стороны, важно отметить, что пуританская совесть давала о себе знать, эффективно защищала мирных индейцев от мстительных толп, которые в противном случае могли бы линчевать их, как индейцев линчевали в Пенсильвании во время восстания Понтиака (1763-1764).

 

Литература:

1. Brogan, Hugh. The Penguin History of The USA. London: Penguin books, 1999
2. Cronon, William. Changes in the land. Indian, Colonists and the Ecology of New England. New York: Hill and Wang, 1983
3. Karlesen Carol F. Witchcraft in Colonial New England. New York: First Vintage, 1989