Комментарий | 0

Я поведу тебя в музей...

 

/Н. Щербак. Неземное сиянье: Малые музеи Санкт-Петербурга. Петербург. Время и место//Я поведу тебя в музей. Истории, рассказанные музейщиками России. Москва: АСТ, 2017. С. 222-228/

Какое-то время я работала на телеканале «Культура» журналистом и сценаристом. Нашей съемочной группой была даже присуждена Государственная Премия. За памятный цикл телепередач «Малые музеи Санкт-Петербурга», «Петербург. Время и место» (режиссер Елена Плугатырева, редактор Ирина Михайлова). Передачи проводили с участием Народных артистов России Андрея Толубеевым и Валерия Дегтяря и были посвящены музеям нашего города, известным писателям, художникам, музыкантам. История Санкт-Петербурга, представленная в них рассказами об отдельных строениях и о частных судьбах, менялась рассказом о дне сегодняшним. Передачи снимались в музее Фрейда на Большом проспекте, в Институте Психоанализа, в Пулковской Обсерватории, в музеях Достоевского, Шаляпина, Державина, Блока, Бродского, в Петропавловской крепости, в Казанском соборе, в Академии Художеств, в особняках и дворцах, в пригородах Петербурга, таких как Гатчина, например, или Суйда, где жил не только Александр Пушкин, но и его предки Ганнибалы. Около двухсот различных мест и историй.

Самый памятный для меня был Музей Сновидений Зигмунда Фрейда, на Большом проспекте Петроградской стороны. Расположен музей в здании Института Психоанализа. Когда  вы заходите туда, сразу обращает на себя внимания вдумчивость лиц студентов и преподавателей, какая-то даже отрешенность. В этом же здании есть богатейшая библиотека с трудами по психологии и философии, и отдельным зданием - клиника, где врачи принимают пациентов. Сам музей Сновидений совсем небольшой. Странная желтая подсветка в небольшой комнатке, где представлены экспонаты. Посмертная маска Сергея Курехина, полотно из латекса (используют в секс-индустрии). Выходя из музея, можно потрогать, чтобы проснуться! Но самое главное – в витринах - огромное количество фигурок, артефактов, фотографий, которые создают ощущение, что вы входите в пространство сна самого Зигмунда Фрейда. Самих экспонатов здесь мало, в основном, это их – изображения. Большинство статуэток и талисманов Фрейда находятся в Лондоне, в музее-квартире Фрейда, где он прожил последние годы жизни, когда эмигрировал из Австрии в Великобританию, спасаясь от фашизма. Фигурки  – африканские. Резные, красивые, таинственные маленькие монстры, привезенные Фрейдом из многочисленных поездок. Он любил расставлять их перед собой на столе, менять местами, рассматривать во время сеанса. Обычный опыт ознакомления с экспонатами, связанными с конкретным человеком или эпохой, с которыми мы имеем дело в любом музее, сменяется в музее Сновидений виртуальным путешествием по внутреннему миру самого известного врача – психиатора двадцатого столетия.

Фрейд впервые постулировал, что пациента нужно лечить вовсе не гипнозом, то есть внушением, используя власть и знание врача как было много лет до его открытий, а просить больного рассказать о себе, то есть способствовать тому, чтобы он «вылечил себя сам». Все страхи и комплексы человека лежат на дне таинственного  виртуального контейнера – памяти. Мы вытесняем болезненные моменты жизни, которые, однако, дают о себе знать в каждодневных сиюминутных расстройствах или странных реакциях. Как только, считал Фрейд, пациент «вспомнит» вытесненное и расскажет об этом, он  вылечится. Кушетки, на которую ложится пациент, в музее нет, но есть бесчисленные фотографии, на которых она присутствует. Эта же кушетка обязательно стоит в каждом из тех кабинетах по соседству, куда спешат пациенты и сегодня: идеи психоанализа активно используются. Основная из них - поместить пациента на кушетку и дать ему возможность рассказать о своей жизни, не видя реакции врача, его «приговора», похвалы или осуждения.

Когда мы снимали передачу о жизни и работе Фрейда в этом музее сновидений, то в сценарий был включен эпизод, написанный известным писателем-экзистенциалистом Жан Полем Сартром, о трудностях личной жизни самого Фрейда. Пациентки в процессе лечения часто влюблялись в него, как влюблялись в любого врача-психоаналитика, потому что ассоциировали его с тем человеком, которого любили или ненавидели и от которого, по каким-то причинам, страдала их психика. Сознание человека неповторимо. В нас одновременно сосуществует несколько личностей, о чем мы часто и знать не знаем, а зная – не хотим признать. Напоминает об этой сложности устройства человеческой психики представленная в музее фигурка Голема, персонажа еврейской мифологии. Существо это, оживлённое каббалистами с помощью тайных знаний, есть некоторое подобие Адама, символизирующее неповторимость человека, его мозга и души. Попытки создания искусственного интеллекта терпят крах до сих пор, не позволяя человеку понять законы мироздания: образ Голема своеобразное подтверждение уникальности человека.

В музее сновидений у большой зеркальной витрины со старинными книгами и странными статуэтками, освещенной зеленовато-красным призрачным светом, — небольшая дверь, на медной табличке выведены большие желтые буквы: «Выход в реальность». Когда вы открываете дверь, то видите только красоты грязного петербургского двора. По Фрейду, все в мире - субъективно и познается только через призму человеческого сознания, наша реальность  — это всего лишь смутная аморфная жижа, в которую мы, к счастью, не проваливаемся и не попадаем, как в этот двор в музее сновидений. Мы живем в созданном нами мире, и, как говорил самый известный врач двадцатого века, «на вопрос, что такое любовь, каждый психоаналитик вам ответит, любовь это — жизнь»!

Другим памятным событием того времени стали съемки в музее, расположенном в Пулковской Обсерватории. Мы приехали туда летним днем, когда пекло солнце и повсюду пахло цветами. В музее Обсерватории, как и в любом другом, большое множество экспонатов, аппаратов, фотографий, включая место прохождения Пулковского меридиана. Область, где он проходит, обозначена специальным ограждением, отсюда ведется отсчет времени. Пулковская Обсерватория претерпела огромное количество потерь за свою историю, многие ее сотрудники погибли во время войны. Обсерватория серьёзно пострадала во время сталинских репрессий, когда многие пулковские астрономы, включая директора обсерватории Б. П. Герасимовича, были арестованы по обвинению в участии в «фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации» (так называемое «Пулковское дело») и казнены в конце 1930-х годов. Николая Александровича Козырева, чьи основные труды посвящены физике звезд и исследованию планет и Луны, разработке собственной теории, описывающей поведение физического времениПричинная механика»), не только осудили, но осудили повторно. 25 января 1941 года, якобы за враждебную агитацию среди заключённых, он был снова осуждён на 10 лет лишения свободы. Некоторые пункты обвинения включила пункт о том, что подсудимый — сторонник теории расширения Вселенной; считает Есенина (возможно, Гумилева) хорошим поэтом, а Дунаевского — плохим композитором; во время драки заявил, что «бытие не всегда определяет сознание»; не согласен с высказыванием ЭнгельсаДиалектика природы») о том, что «Ньютон — индуктивный осёл».

Астрономы не просто трудились не покладая рук многие века, но отдавали этому делу свою жизнь без остатка. В самом начале развития науки, они вынуждены были фиксировать положение созвездий вручную, и лежали вдоль меридиана на специально приспособленных креслах, по несколько часов в сутки, чтобы успеть снять необходимые показания. Самое интересное, что на местном кладбище, стоит особый крест над могилой астронома. Крест расположен не с запада на восток, как все остальные православные кресты, а с севера на юг, чтобы бывший работник Обсерватории мог покоиться «вдоль меридиана» и после смерти. Есть на территории Обсерватории и огромный рефрактор, другие аппараты, которые следят за ходом звезд или фиксируют энергию солнца. Количество чудесных открытий физиков - современников колоссально и истории сотрудников можно слушать без конца. Например, потрясающе интересные разговоры и факты об относительности времени и трубе Красникова. Так называют расчеты, предпринятые физиком для доказательства того, что существуют «кротовины», то есть дыры в пространстве, куда можно попасть и оказаться на другом конце земли, например. Я даже встречалась с первооткрывателем этой теории, и он долго рассказывал мне о феномене близнецов (когда один человек, при условии развития скорости света улетает в другую галактику и возвращается моложе), о других деталях теории относительности и ее производных. Труба Красникова — гипотетическое устройство для космических путешествий с искривлением пространства-времени в постоянных сверхсветовых туннелях. По структуре аналогично «кротовой норе» с конечными точками, размещёнными как в пространстве, так и во времени. Идея была предложена Сергеем Красниковым в 1995 году, почти тогда, когда я с ним об этой теории и беседовала.  Труба Красникова – реально существующие вычисления. Когда доклад о них проходил в здании одного из институтов, недалеко от канала Грибоедова, то коллеги-физики была настроены против создателя теории очень скептично, попросили ученого доказать свои выводы. Он тогда только улыбнулся и сказал, что для того, чтобы написать формулы на доске, потребуется десять часов, но вычисления сделаны, и теория доказана. По прошествии многих лет,  проезжая мимо Пулковской Обсерватории, я всегда вспоминаю об этих удивительных рассказах и о том летнем ощущении запаха цветов и сиянии невидимых звезд, которое окружает Обсерваторию и ее замечательный музей.

Работа на телевидении столь динамична, что сейчас даже не верится, что было освещено такое количество разных тем и сюжетов за короткий срок, при этом досконально изучено, отснято, смонтировано, передачи вышли в эфир. Я случайно попала недавно на съемки и удивилась, что снимают теперь сразу, делают практически один дубль. Каждая наша передача снималась так, как снимается кино. Она тщательно готовилась, постановочные эпизоды репетировались, делали иногда по десять-двадцать дублей. На глазах оживал Музей Хлеба и история о нем, музей Связи во дворце масона Безбородко и эпизод, когда письмо Екатерины кидают в камин, музей Академии Художеств и картины поэта Тараса Шевченко, музей С-Петербургского университета и срез коры многовекового дуба. История конкретного места превращалась в историю чьей-то жизни. Яркость истории была часто благодаря заслугам выдающихся актеров БДТ, которые принимали в передаче участие. Андрей Юрьевич Толубеев, например. Невероятной глубины и таланта актер, сыгравший много ролей в театре и в кино. Мне особо дорога передача «Холодно ходить по свету» о поэте серебряного века Георгии Иванове и его жене поэтессе Ирине Одоевцевой, которую мы снимали в музее художника Исаака Бродского. До бесконечности монтировали историю, пытаясь сделать ее запоминающейся. Толубеев сыграл Георгия Иванова совершенно невероятным образом. К сожалению, пленка хранится только в архивах и у меня дома, но, хотелось бы рассказать об этой истории, как-то ее отметить.

Поэт Георгий Иванов был очень интересным человеком, очень непростым, в чем-то дьявольским.  Анна Ахматова и Марина Цветаева намного известнее его, хотя стихи Иванова невероятной красоты и глубины, откуда-то или с неба, или из преисподней:

 

Я слышу — история и человечество,
Я слышу — изгнание или отечество.
 
Я в книгах читаю — добро, лицемерие,
Надежда, отчаянье, вера, неверие.
 
И вижу огромное, страшное, нежное,
Насквозь ледяное, навек безнадежное.
 
И вижу беспамятство или мучение,
Где все навсегда потеряло значение.
 
И вижу, — вне времени и расстояния, —
Над бедной землей неземное сияние.
 

В одном из эпизодов передачи Г. Иванов прощался с Ниной Берберовой, известным критиком, писательницей. Берберова уезжает в Америку, а он остается в Париже, ведь они, с женой Ириной Одоевцевой только что переехали «насовсем» в «старческий дом», как и многие эмигранты, – бедствуют. Георгий Иванов беседует с Ниной Берберовой и говорит ей о том, как тяжело жить, невыносимо, что вокруг «машины, жучки-паучки», шумы и страх, и что «мир наш создан этаким Достоевским, только не таким талантливым как Федор Михайлович». Георгий Иванов читает ей свое стихотворение «Холодно ходить по свету, холодней лежать в гробу», просит одолжить ему десять франков, видимо, на вино, а Берберова протягивает ему кусочек своего пирога, который Георгий Иванов тщательно заворачивает «на бедность» и кладет в карман. Берберова смотрит недоуменно, но что-то понимает недоговоренное и едко говорит ему: «Вы же его не съедите, тут же выбросите по дороге!», как будто подмечая определенную фальшивость, театральность Георгия Иванова, его дьявольскую, но хорошо продуманную оболочку. В этот самый момент на переднем плане зритель видит лицо Толубеева, после этих, вот, слов. Лицо его выражает все. И радость жизни, и тихое отчаяние, и потусторонний блеск, и понимание чего-то важного. Георгий Иванов за свою жизнь был несколько раз женат, чуть не убил одну старушку (тетку поэта Георгия Адамовича, своего приятеля), был, по словам современников, темным и порочным человеком, а стихи его – прозрачные, чистые, в чем-то даже – ангельские. К тому же  перед самой смертью Георгий Иванов вдруг проявляет себя совершенно с другой стороны, становится трогательным и заботливым,  обращается к эмиграции с просьбой позаботиться о своей жене, Ирине Одоевцевой, которая была «единственным светом и радостью его жизни». В музее было темно, только небольшое освещение и камера. Время – десять часов вечера, зима. И, вот, Андрей Толубеев смотрит в камеру и передает эти смутные чувства поэта, которого давно нет в живых, за несколько секунд, такие нюансы глубины личности подмечает, выражает на своем лице.

Цикл передач «Малые музеи», «Петербург. Место и время» был сделан с ощущением важности сохранить музей памяти нашего города, который неразрывно связан с другими городами, странами, континентами и мирами. На тот момент время как будто вдруг сжалось в клубок, позволяя волшебному незримому мосту протянуться через вечность.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка