– Раз он – действительно преступник, – игемон сделал жест головой в сторону узника, при этом не взглянув на него, – то берите его вы сами и по вашему же собственному закону судите. – Тут же у него промелькнуло в голове: «Право, чего меня беспокоить в столь ранний час!»
– Игемон, но вы ведь знаете, что нам не дозволено никого предавать смерти. – Каиафа продолжал говорить со все той же манерной учтивостью.

Три смерти, три в одной – одна могила, \ на ней креста, таблички не поставят, \ кто где ее укажет в своих картах, \ в воспоминаньях… \ И подчистят даты, \ заменят имена в кладбищенских \ и в куриальных списках. \ Нас пока \ народ, толпа еще в своих полощет \ похабных разговорах. \ Вот так место \ для истины! Народной скудной веры \ не выжжены, не высмеяны сны, \ остатки невеликие. \ А та, \ Большая наша Истина – не так же?

…Она была в национальной, белого в основе цвета, с орнаментами красного и оттенков на груди и по краям на рукавах и воротнике. Несколько длинных бус органично дополняли образ. Но больше всего поразился я… юбкой из мешковины поверх первой, с дюжиной разноцветных заплат, с порванными кусками по низу, вся изрезанная и измахрённая. От удивления я не решился про такое спрашивать.

У автора свой узнаваемый стиль. Он сочетает пленительно тягучее, «медово-коллоидальное» многословие философско-психологической прозы с яркими вкраплениями регионализмов, повышенным вниманием к бытовым деталям и склонностью искать и обнаруживать в них скрытые закономерности бытия. (Наталия Потанина)