Левиафан #8
|
Она не могла напрямую обратиться к Лилли. Слишком многое зависело от этой
встречи, и она боялась расстроить успех дела, двигаясь на ощупь, без
подготовки. Прежде, чем заговорить с ней, Мария должна была
получить представление о том, кто эта женщина, увидеть, как
она выглядит, последить за ней некоторое время, выяснить
все ее привычки.
В первое утро она поехала в Ист Эйтис посмотреть, где находится
квартира Лилли, зашла в вестибюль маленького дома проверить
звонки и почтовые ящики, и, только она начала изучать список
жильцов на стене, из лифта вышла женщина и открыла внутреннюю
дверь. Мария оглянулась посмотреть на нее, но прежде чем она
ее узнала, та окликнула ее по имени.
«Мария?»
Она произнесла это с вопросительной интонацией, но уже через минуту
Мария поняла, что перед ней Лиллиан Штерн,ее старая подруга
из Массачусетса.
«Не могу поверить, - сказала Лиллиан, - это же ты, правда?»
Они не виделись больше пяти лет. После того, как Мария отправилась в
свое странное путешествие по Америке, они потеряли связь,
но до этого были очень
близки, их дружба началась еще в детские годы. В старших классах они
были почти неразлучны, две сумасбродные девчонки, вместе
переживающие нелегкие
подростковые годы, вместе планирующие побег из маленького городка.
Мария была серьезной, тихой интеллектуалкой, с трудом заводившей
друзей, а Лиллиан – шальной девчонкой с дурной репутацией,
спавшей со всей округой,
употреблявшей наркотики и прогуливавшей школу. Однако же, они были
не разлей вода, и, несмотря на все различия, то, что их
связывало, было больше, чем то, что разделяло.
Однажды Мария призналась мне, что Лиллиан была для нее примером и
что, только познакомившись с ней, она научилась быть собой.
Однако, судя по всему, влияние было обоюдным. Именно Мария
уговорила Лиллиан по окончании школы перебраться в Нью-Йорк,
где они потом вместе прожили несколько месяцев в тесной,
кишащей тараканами квартирке на Нижнем Ист Сайде.
Пока Мария ходила в художественную школу, Лиллиан изучала актерское
мастерство и работала официанткой. Кроме того, она сошлась с
барабанщиком
какой-то рок-группы, и к тому моменту, когда Мария уехала на своем
грузовичке, барабанщик уже стал постоянным атрибутом их
квартиры. В течение двух лет, проведенных в дороге, Мария часто
посылала ей открытки, но так как постоянного адреса у Лиллиан
не было, та не могла ей ответить. Когда Мария вернулась в
город, она сделала все, чтобы отыскать подругу, но на старой
квартире жили уже другие люди, а в телефонном справочнике ее
имени не оказалось.
Она попыталась дозвониться до родителей Лиллиан в Холиуоке, но они,
очевидно, переехали в другой город, и неожиданно никаких
вариантов у Марии
не осталось. Когда она в тот день наткнулась на Лиллиан в вестибюле, она уже
оставила всякую надежду снова ее увидеть.
Для них обеих это была необыкновенная встреча. Мария рассказывала мне, что
они обе закричали, потом кинулись друг другу на шею, не сдержались и
зарыдали. А когда смогли разговаривать, сели в лифт и
провели остаток дня в квартире Лиллиан. Столько всего надо было
рассказать, сказала Мария, истории сыпались из них одна за
другой. Они вместе пообедали, потом поужинали, и к тому
времени, когда Мария вернулась домой и залезла в постель, было
почти три часа утра.
С Лиллиан за это время произошли некоторые странные вещи, которые
Мария и представить себе не могла. Я знаю об этом только из
чужих уст, но после разговора с Саксом прошлым летом считаю,
что история, рассказанная мне Марией, в целом точна. Она
могла ошибиться в мелких деталях (также как и Сакс), но, в
конечном счете, это неважно. Даже если Лиллиан не всегда можно
верить, даже если у нее, как мне говорили, была ярко
выраженная склонность к преувеличению, основные факты сомнений не
вызывают.
К тому времени, когда они с Марией случайно встретились в 1976 году,
Лиллиан уже три года зарабатывала себе на жизнь
проституцией. Она принимала клиентов у себя в квартире на 87-ой улице
Истсайда, и работала совершенно самостоятельно – как
предпринимательница с неполным рабочим днем и со своим собственным
процветающим, независимым делом. Все это известно наверняка.
Остаются неясности относительно того, как это началось.
Кажется, с этим как-то был связан ее парень Том, но степень его
ответственности до сих пор не ясна. В обеих версиях этой истории
Лиллиан описывала его как человека с серьезной
наркотической зависимостью, пристрастием к героину, которая, по всей
вероятности, и привела к тому, что его вышвырнули из группы.
Если верить истории, рассказанной Марией, Лиллиан любила его
до сих пор. Она сама все придумала, добровольно вызвавшись
спать с другими мужчинами, чтобы обеспечить Тома деньгами. Как
выяснилось, этот способ обогащения оказался быстрым и
безболезненным. И до тех пор, пока она могла ублажать дилера, она
могла быть уверена, что Том ее не бросит. Как она сказала,
в тот момент она была готова на все, чтобы его удержать,
даже если бы самой пришлось скатиться на самое дно.
Одиннадцать лет спустя она сказала Саксу совсем другое. Что это
якобы Том уговорил ее заняться проституцией, а так как она его
боялась до смерти, потому что он грозился ее убить, если она
откажется, у нее не было другого выхода, как уступить.
Согласно второй версии именно Том находил для нее клиентов, в
буквальном смысле слова продавая свою девушку, чтобы оплатить
расходы на наркотики. В конце концов, думаю, что это неважно,
какая из версий верна. Обе они одинаково грязные и обе дают
один и тот же результат.
Шесть-семь месяцев спустя Том исчез. По версии Марии он сбежал с
другой женщиной, по версии Сакса умер от передоза. Так или
иначе, Лиллиан снова осталась одна. Так или иначе, она
продолжила спать с мужчинами, чтобы оплачивать счета.
Марию потрясло, как непринужденно Лиллиан ей об этом рассказывала –
нисколько не стыдясь и не смущаясь. Это была просто работа,
как любая другая, сказала она, а уж если на чистоту, то это,
черт побери, лучше, чем подавать выпивку и убирать со
столов. Куда бы ты не пошла, мужики все равно будут исходить
слюной, и ничего ты с этим не сделаешь. Чем отшивать их, гораздо
умнее заставить их заплатить, кроме того, лишний раз
потрахаться никогда не вредно. Лиллиан просто-таки гордилась тем,
как хорошо она все устроила.
Она принимала клиентов всего три дня в неделю, деньги держала в
банке, жила в комфортабельной квартире в хорошем районе. Два
года назад она снова поступила в театральную школу. Она
чувствовала большой прогресс в обучении, и в течение нескольких
недель ходила на прослушивания, главным образом, в небольшие
театры на Бродвее.
Уже скоро мне дадут какую-нибудь роль, сказала она.
Накопив еще десять-пяднадцать тысяч, она планировала прикрыть свое
дело и полностью посвятить себя театру. В конце концов, ей
всего двадцать четыре, и у нее еще все впереди.
В тот день Мария взяла с собой фотоаппарат и сделала несколько
фотографий Лиллиан, пока они были вместе. Рассказывая эту историю
три года спустя, она
разложила передо мной те снимки. Их было штук тридцать или сорок,
черно-белые, большого формата, запечатлевшие Лиллиан в разных
ракурсах и с разного расстояния, на одних она позировала, на
других – нет. Эти фотографии
были моей единственной встречей с Лиллиан Штерн. С того дня прошло более
десяти лет, но до сих пор я помню, как смотрел на них. Такое
сильное, неизгладимое впечатления они на меня произвели.
Красивая, да? – спросила Мария.
Да, необыкновенно красивая, - ответил я.
Когда мы столкнулись, она шла в бакалейный магазин. Видишь, что
на ней надето. Майка, джинсы, старые кроссовки. Просто
оделась, чтобы заскочить в
магазин на углу и вернуться. Никакой косметики, украшений, никакой
бутафории. И все равно красивая. Так, что дух захватывает.
Это из-за смуглости, - сказал я в поисках объяснений, - Смуглым
женщинам нет необходимости сильно краситься. Видишь, какие у нее
круглые глаза. А длинные ресницы их оттеняют. И не надо
забывать, что у нее тонкая кость. Кость все решает.
Есть нечто большее, Питер. Некое внутреннее качество, которое всегда
проявляется, как в случае с Лиллиан. Не знаю, как это
назвать. Счастье, грация, животная радость. Из-за него она
кажется более живой, чем другие. Уж если она привлекла ваше
внимание, на нее уже невозможно не смотреть.
Такое ощущение, что она комфортно себя чувствует перед камерой.
Лиллиан всегда комфортно себя чувствует. Ей очень хорошо в ее теле.
Я просмотрел другие фотографии, и мне попалась серия, показывающая
Лиллиан перед открытой дверцей шкафа на разных стадиях
раздевания. На однос снимке она снимала джинсы, на другом – майку,
на третьем на ней были
крошечные белые трусики и белая маечка без рукавов, на следующей
трусики уже сняты, потом и маечка тоже. За этим последовало
несколько фотографий в
обнаженном виде. На первой она стояла лицом к камере, запрокинув
голову назад, смеясь, ее маленькие груди при этом сделались
почти плоскими, упругие
соски устремились вверх, лобок выброшен вперед, она раздвинула бедра
руками, поросль темных волос на лобке обрамлена белизной
согнутых пальцев. На другом снимке она повернулась задом,
отставила его в сторону и, все еще смеясь, смотрела в камеру
через плечо, стоя в классической позе «пин-ап». Совершенно
очевидно, что она наслаждается возможностью показать себя.
Да, нечего себе, - сказал я, - вот уж не думал, что ты снимаешь
голых девушек.
Мы собирались идти ужинать, и Лиллиан хотела переодеться. Я пошла за ней в
спальню, чтобы мы могли продолжить беседу. У меня все еще была с
собой камера, и когда она начала раздеваться, я сделал еще
несколько снимков. Так получилось. Я и не собиралась этого
делать до тех пор, пока она не стала стягивать с себя одежду.
А она была не против?
А что разве не видно?
Тебя это завело?
Конечно. Я же не деревянная, ты знаешь.
А что было потом? Вы переспали?
Да нет, для таких вещей я слишком закомплексована.
Я не пытаюсь вынудить у тебя признание. Мне твоя подруга кажется в
достаточно мере неотразимой. Как для мужчин, так и для
женщин, я бы сказал.
Признаю, что она меня возбудила. Если бы Лиллиан тогда что-нибудь
предприняла, может быть, это и произошло бы. Я никогда не
спала с женщинами, но в тот день, с ней я могла бы переспать. У
меня была эта мысль, в любом случае, и это был единственный
раз, когда мне захотелось. Но Лиллиан всего лишь дурачилась
перед камерой, и дальше стриптиза дело не пошло. Все это
делалось в шутку, и мы обе все время смеялись.
А записную книжку ты ей все-таки показала?
В самом конце. Когда мы вернулись из ресторана, думаю. Лиллиан долго
ее рассматривала, но так и не смогла сказать, чья она.
Конечно, это был один из клиентов. Лилли - имя, которое она
использовала для работы, но больше она не в чем не была уверена.
В любом случае это сужало список возможностей.
Верно, но это мог быть человек, с которым она никогда не была
знакома. Потенциальный клиент, например. Может быть, какой-нибудь
довольный клиент сообщил ее имя другому человеку. Другу,
партнеру по бизнесу, мало ли кому.
Именно так Лиллиан обзаводилась новыми клиентами, из уст в уста.
Человек записал ее имя в записную книжку, но это не значит, что
он ей обязательно позвонил. Может быть, даже человек,
сообщивший ее имя, тоже никогда ей не
звонил. Проститутки так и работают – их имена расходятся концентрическими
кругами, таинственная сеть информации. Некоторым мужчинам достаточно
просто всегда иметь пару имен в черной записной книжке. На
будущее. На тот случай, если жена бросит, или гормоны ударят
в голову, или будет грустно.
Или если они будут в городе проездом.
Вот именно.
И все же у тебя были первые улики. Пока не появилась Лиллиан, хозяин
записной книжки мог оказаться кем угодно. А теперь у тебя
был шанс, надо было только постараться.
Думаю, да. Но дело обернулось иначе. Как только я начала говорить с
Лиллиан, весь проект изменился.
Ты хочешь сказать, что она не дала тебе список своих клиентов?
Ничего подобного. Она бы это сделала, если бы я попросила.
Tогда что?
Я не совсем помню, как это произошло, но чем больше мы говорили, тем яснее
вырисовывался наш план. Это не исходило от кого-то одного из нас. Это просто
витало в воздухе, казалось, уже существовало. Думаю то, что мы вот
так столкнулись друг с другом, сделало свое дело. Все это
было так замечательно и неожиданно, мы были как бы вне себя. Ты
должен учитывать, как мы были близки. Закадычные подруги,
сестры, товарищи на всю жизнь. Мы, действительно, любили друг
друга, и я думала, что знаю Лиллиан как саму себя. И что
потом? Прошло пять лет, и я узнаю, что моя лучшая подруга
стала шлюхой. Я просто с катушек слетела. Я страшно переживала,
как будто меня предали. Но в то же самое время, и вот в чем
ужас-то, я поняла, что я ей в то же время завидую. Лиллиан
не изменилась. Она была все та же потрясающая девчонка,
которую я когда-то знала. Шальная, проказливая, от нее просто дух
захватывало. Она не думала о себе как о шлюхе или падшей
женщине, ее совесть была чиста. Именно это меня в ней больше
всего поразило: абсолютная
внутренняя свобода, то, как она жила по своим собственным правилам, и что ей
было совершенно наплевать, что подумают другие. Я сама к тому времени тоже
уже наворотила лишнего. Новоорлеанский проект, проект «Обнаженная леди» -
всякий раз я пыталась продвинуться чуть дальше, исследуя пределы
моих возможностей. Но рядом с Лиллиан я почувствовала
какой-нибудь библиотекаршей – старой девой, просто жалкой
девственницей, ничего особенного в своей жизни не сделавшей. Я подумала
тогда про себя: если она может, почему я не могу?
Ты шутишь!
Подожди, дай мне закончить. Все было гораздо сложнее. Когда я
рассказала Лиллиан о записной книжке и о людях, с которыми я
собиралась разговаривать,
она решила, что это замечательно, что она не слшила ничего
интереснее. Она захотела мне помочь. Захотела ходить и разговаривать
с людьми из записной книжке, как это собиралась делать я. Не
забывай, что она была актрисой и тут же загорелась идей
изображать меня. Ее это по настоящему вдохновило.
Таким образом, вы поменялись ролями. Ты это мне хочешь сказать?
Лиллиан уговорила тебя поменяться с ней местами.
Никто меня не уговаривал. Мы вместе все решили.
И все же…
Никаких все же. Мы с начала до конца были равными партнерами. И факт
в том, что это изменило жизнь Лиллиан. Она влюбилась в
одного из тех, чье имя
было в записной книжке, и в конце концов вышла за него замуж.
Дело принимает все более странный оборот.
Это было странно, да. Лиллиан вышла из дома с моей камерой и
записной книжкой, и пятый или шестой по счету человек, с которым
она встретилась, оказался ее будущим мужем. Я знала, что в
этой записной книжке заложена какая-то история – но это была
история Лиллиан, не моя.
А ты видела этого человека? Она ничего не выдумала?
Я была свидетельницей у них на свадьбе в Сити Холле. Насколько я
знаю, Лиллиан никогда ему не рассказывала, чем зарабатывала на
жизнь, да и зачем ему об этом знать? Они сейчас живут в
Беркли, в Калифорнии. Он преподает в
колледже, потрясающе приятный парень.
А как все для тебя обернулось?
Не так уж хорошо. Даже совсем наоборот. В тот самый день, когда
Лиллиан ушла из дома с моей камерой, у нее во второй половине
дня была назначена встреча с одним из ее постоянных клиентов.
Когда он утром позвонил подтвердить встречу, она объяснила,
что у нее заболела мать, и что ей надо уехать из города. Она
якобы попросила подругу ее подменить и, если он не против
встретиться с кем-нибудь еще, только в этот раз, она
гарантирует, что он не пожалеет. Не помню точно, что она говорила,
но общий смысл ее слов был таков. Она очень меня хвалила, и
поддавшись на ее нежные уговоры, мужчина. в конце концов,
согласился. Итак, в тот день я сидела у Лиллиан, ждала, когда
раздастся звонок в дверь, и готовилась трахаться с человеком,
которого никогда до этого не видела. Его звали Джероми, он
был широкий и приземистый, маленького роста, лет сорока, с
волосатыми руками и желтыми зубами. Он был
каким-то коммерсантом. Оптовая продажа ликера, насколько я помню, а
может, карандаши, или компьютеры. Без разницы. Он позвонил в
дверь ровно в три, и в
тот момент, когда он вошел в квартиру, я поняла, что не смогу этого
сделать. Будь он хоть наполовину привлекательней, я бы
смогла собрать все свое мужество, но с таким очаровашкой, как
Джероми, это было невозможно. Он спешил и все время смотрел на
часы, горя нетерпением начать, сделать все по-быстрому и
свалить. Когда мы зашли в спальню и сняли одежду, я подыграла
ему, стараясь думать о чем-нибудь другом. Но одно дело
танцевать топлесс в баре, другое - стоять здесь с этим толстым,
волосатым бизнесменом, что предполагало такую степень
близости, что я даже в глаза ему смотреть не могла. Я спрятала
камеру в ванной и решила, что если я хочу, чтобы у меня остались
фотографии моего фиаско, то надо действовать. Я извинилась и
потрусила в ванную, оставив дверь приоткрытой. Открыла оба
крана, взяла камеру и стала снимать спальню. Ракурс был
превосходный. Я могла видеть, как Джероми растянулся на постели.
Он смотрел в потолок и дрочил, чтобы лучше встало. Это было
отвратительно, но и комично в некотором смысле, и я
порадовалась, что смогу это запечатлеть. Я думала, что у меня хватит
времени сделать снимков десять-двенадцать, но на шестом или
седьмом Джероми вдруг
вскочил с постели, подбежал к ванной и распахнул дверь, прежде чем я успела
ее захлопнуть. Когда он увидел меня там с камерой в руках, он просто
обезумел. На самом деле обезумел, вышел из ума. Он стал
визжать, обвиняя меня в том, что я делаю фотографии, чтобы его
потом шантажировать и разрушить его брак, и прежде, чем я
успела его остановить, выхватил у меня камеру и, ударив ею об
ванну, разбил вдребезги. Я хотела убежать, но он схватил
меня за руку так, что я не смогла вырваться, и начал бить меня
кулаками. Это был кошмар. Двое незнакомых голых людей,
дерущиеся в выложенной розовым кафелем ванной комнате. Избивая
меня, он орал во все горло и рычал, а потом нанес такой удар,
что сбил меня с ног. Ты не поверишь, он сломал мне челюсть.
Но это еще не все. Помимо этого, у меня было еще сломано
запястье, пара ребер и синяки были по всему телу. Я десять дней
провела в больнице, а потом у меня челюсть шесть недель
была замотана проволокой, чтобы не отваливалась. Малыш Джероми
избил меня до полусмерти.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
