Литературная критика

Разговорный жанр жизнетворчества.
Беседы Дениса Иоффе с деятелями культуры и искусства, созданные для литературно-философскаго журнала «Топос».

Маруся и ее гномы

="03_121.jpg" hspace=7>

Марусю Климову нет особой нужды представлять читателям журнала "Топос".


Дай Бог, чтобы "ее история Русской Литературы" подольше не кончалась
в здешних пенатах речи. Превосходный, необыкновенно
своеобычный литератор, непревзойденная переводчица со всех
галльских наречий (от парижского ва-Селина до магрибского Кайота),
предстает Татьяна Кондратович (одно из имен "Маруси
Климовой") великолепной собеседницей - веселой мастерицей
"златоустия-как-жанра", изобретенного в русской традиции Вячеславом
Дионисийствующим (до сих пор не нашедшим своего места в "ее
истории русс.лит").


Мы проходили риторическую практику в океане симуляционного праздника
на пиру позаимствованного "у чужих игрунов" мыслеслова: от
построений лично-интимных до гневных эскапад по адресу
Виттгенштейна и Деррида. Результирующий продукт этого процесса и
предложен вашему вниманию.

Вряд ли и Виттгенштейн всерьез созвучен моей эстетике. Мне так не
кажется! И это его отрицание философии - скорее всего,
кокетство, столь свойственное гомосексуалистам, каковым он являлся,
если верить фильму Джармена. Вообще-то, конечно, меня этот
его жест забавляет… Но тем не менее, я все-таки говорю о
вещах куда более серьезных, хотя бы потому, что в моих словах,
надеюсь, нет не только философии, но и логики… Ну разве что
легкий намек на литературу - в жизни ведь всегда ощущается
легкий привкус смерти!

Может быть, это звучит несколько парадоксально, но само качество
перевода: точность, адекватность и пр., - не так уж и важны. Я
бы сказала, это уж как повезет читателям. Тут все зависит от
конкретных способностей человека к переводу, его знания
языка, ответственности и т.п. Тем не менее, выверенный и
откомментированный перевод Ницше, выполненный, например, Свасьяном
- сегодня уже не более, чем музейный экспонат. Увы! А самые
дилетантские переводы начала века до сих пор несут на себе
печать былой актуальности и, я бы даже сказала, духа...

...Вот Владимир Николаевич Топоров - это "профессор". А Деррида, -
так, погулять вышел. Но то, что мир Деррида - это мир ссытых
par excellence - это сверхточно! Ради этого можно и в тюрьме
посидеть (зная, что тебя всенепременно вытащит гнойный
Миттеран, и ты опять вернешься в ссытую конуру профессора Эколь
Нормаль Сьюпериор).

="03_122.jpg" hspace=7>

Д.И. Завлекая вас, любезная Маруся, подпасть этому бесконечному
жанру моих виртуально-беседочных медитирований, так или иначе
сопрягаемых речений взаимодействия между телосами жизни и
искусства, я не в силах избавиться от известных бацилл
«профессиональной» робости. Перед глазами стоят ваши уникальные опыты
интервьюирования таких знатных персонажей интеллигибельной
истории, как Дантес Алигьери и Эдмонд Дантес. Я бы мечтал
концептуально угодить нерасторопным чернилозамаранным перстом
в нечто подобное… Самый же ультимативный фокус
вас-как-интервьера, как мне представляется, сосредоточился в том, что,
работая в спарринге беседы с Умберто Эко, вы ухитрились
сотворить из него точно такого же подкожного карлу, картонного
гнома общения - так, что мне, читая материализовавшееся
интервью, приходилось нешуточно пощипывать (отрезвляющего эффекта
ради) себя под столом за ляжку бедра: создавалось стойкое
впечатление полного тождества Умберто и Дантесов. Как Деда
Мазая и Зайцев. В чем, по-Вашему, кроется (если кроется)
различие между итальянским семиологом и условными убийцами КЛОПа?

М.К. Семиологом?... Не знала, что Эко занимается изучением семян, но
меня он интересовал прежде всего как писатель, хотя я
всегда с большим уважением относилась к крестьянскому труду, так
что это не страшно. В конце концов, и Гамсун был сыном
деревенского портного…


А история моего интервью с Эко, действительно, чем-то напоминает
охоту на зайца. Помню, когда он приехал в Москву, то там вокруг
него творилось такое жуткое столпотворение, что московским
корреспондентам «Независимой газеты», с которой я тогда тоже
сотрудничала, так и не удалось до него добраться. Но, так
как Эко приехал в Питер уже после Москвы, то, в результате,
эту «невыполнимую» задачу перепоручили мне, хотя в Питере
ажиотаж вокруг его приезда был не меньше: в Публичке
обезумевшие поклонники, кажется, даже выломали окна и двери. И, тем не
менее, мне каким-то чудом удалось его тогда перехватить, в
самый последний момент - видимо, помогло знание языка… А
вообще, все это было так давно, что кажется теперь уже
неправдой.


Насколько я помню, Эко приезжал в Россию в 1998-м, а первый номер
«Дантеса» вышел как раз к пушкинскому юбилею, то есть в
1999-м. Восстановив эту временную последовательность, можно
сделать вывод, что, скорее, беседа с Эко каким-то образом наложила
отпечаток на образы Эдмонов Дантесов Алигьери, а не
наоборот. Короче говоря, я никого ни подо что не подгоняла, а
донесла до читателей образ итальянского писателя как могла -
если, конечно, Вы имете в виду именно мое интервью с Эко для
«НГ», а не персонажа «Белокурых бестий», писателя Э, в котором
многие узнают этого, как Вы сказали, «итальянского
семиолога». Вот в романе этот персонаж уже, вероятно, совсем не
отличается от «убийц КЛОПа» и «гномов общения». Но, опять-таки,
почему «картонных»? По-моему, как раз наоборот! И дело тут не
только в личности Умберто Эко, но в законах жанра. Мне
кажется, любой человек, дающий интервью для СМИ, невольно
превращается в «картонного гнома», ибо таковы законы этого жанра.
В газетах, на ТВ, радио люди и сама жизнь как бы лишены еще
одного измерения; им не хватает, если так можно выразиться,
полноты, отчего весь мир предстает невыносимо плоским и
«картонным». И это нормально! Потому что если бы на ТВ и пр. СМИ
люди представали такими, как они есть, во всей полноте, то
это зрелище, вероятно, очень сильно смахивало бы на дурдом.
Во всяком случае, я себе такого не могу представить! Однако
стоит все-таки немного поработать в газете, а не только ее
читать, чтобы почувствовать настоящую тоску и, если так можно
выразиться, голод по жизненной полноте. Вот из этого
«голода» и рождается желание написать роман, например. В этом, в
сущности, и заключается смысл искусства - в воссоздании жизни
во всей ее полноте, точнее, в возвращении жизни ее,
украденной средствами массовой информации (и другими способами и
средствами) полноты… Хотя искусство тоже бывает разным! Но я
думаю, что любой художник должен либо подчиняться законам
жанра, т.е. писать триллеры, женские романы, детективы и пр. -
как это и делает тот же Эко, например - либо воссоздавать
эту жизненную полноту, то есть быть гением. Ибо нет ничего
ужаснее, чем так называемые «авторская литература», или там
кино, которые еще почему-то часто награждаются эпитетом
«элитарные» - когда законы жанра нарушены, но никакой гениальностью
и не пахнет. Вот это, по-моему, самая худшая из подмен!

Д.И. Это, действительно, худшая из подмен. Как демонстрация брады
Пророка - худшая иz порнографий, учит нас Михаил Гробман.


Неавторская литература... Кино серого экрана с вяломаловнятными
тенистыми фигурантами нестройного Рассказа. Это Татьян-Никитична
Перумова-Маринина или Эраст Фандорьевич Чхартишвили?
Картонные гномы - это, думается, "востроносо заземленные
проныры-журнафлюсы", безделкие агенты гнилого дискурса…и никто иной!
Вот, ежели речь зашла о газетном деле, о беззвуком мелосе
крохотных букв мразного алчного петита, северянинских буеров
ананасного петипА, засранном заднике ежедневного Прокорма и
психопатолологии каждодневной "обозревательской" жЫзни,
то.... Хотелось бы одномоментно приоткрыть завесу над нутряной
кухней Вашего бытования в массмедийных структурах. Заполнить
«дымовухой» предельного вопрошания берлогу водяных лягушечьих
приветствий: мрк мрк мрк. Я, к примеру, с трудом
представляю себе вас в контексте кондовой коммуникации с каким-нибудь,
условно, Павловским или Лейбманом… Даже, с немного аутичным
и зело умным Моревым - и то, с некоторых пор, представляю
не хорошо :-). Влияла ли журналюжная "газетная жизнь" (а Вы,
если я верно помню, работали и в "Ъ", и в Сегодня, и в
Независимой)... Как там, семиотические прогорклые семена золотых
монет в Стране Чудес - дали ли они эко-логически чистые
продуктовые всходы?


И почему, в конце концов, Вы все-таки решили уйти со страниц
массово-газетной жизни?


Финансовые проблемы (прошу прощения за моветонный и малокорректный
смысл) перестали быть актуальными? Спрашиваю это еще и
потому, что данный пункт имеет непосредственное отношение к
генезису телесного гнездования всякой творческой продукции: ее
смежность со-существования с продукцией по виду прихотливо,
волюнтаристски текстуальной, но по сути - болезненно профанной,
летально подпавшей быдлянскому какишу скорби = работе на
Тупоглавца читательской массы.

М.К. Я никогда не сотрудничала с «Сегодня», только с
«КоммерсантомЪ», «НГ», «Ex Libris-ом»… И везде писала главным образом о
книгах, кино и культуре… Впрочем, суть от этого не меняется!
Все это газеты, а значит СМИ, так что Ваш вопрос вполне
закономерен, хотя этот период моей жизни был не таким уж и
продолжительным: где-то в пределах трех лет. Вряд ли мою
журналистскую деятельность можно свести исключительно к финансовой
необходимости - точно так же, как и мои занятия переводами,
например… Исключительно ради денег и «куска хлеба» я, скорее,
работала, когда трудилась уборщицей или же занималась
наборами чужих текстов, хотя и этот период своей жизни я бы не
назвала уж совсем безнадежно мрачным и тяжелым… Все это жизнь,
короче говоря, и не более…


Другое дело, что эта жизнь в изложении всяческих СМИ, выглядит очень
обедненной, «одномерной», я бы сказала. И это обидно! Но
самое печальное, что в результате человеческая жизнь не только
как-то «не так», недостаточно красочно выглядит - но и
вправду становится такой: до тошнотворности скушной, бездарной и
плоской. В конечном счете, если что меня и пугает, то
именно такая жизнь, а не какие-то конкретные средства массовой
информации. Но художник не должен бояться жизни: занимаясь
журналистикой, я, безусловно, тоже оттачивала свой стиль -
закаляя его, можно сказать, как сталь!


Кроме того, не стоит забывать, что я принадлежу к так называемому
«задержанному поколению»: не буду объяснять почему - и так,
наверное, понятно; так что, в этот период моей жизни - а было
это где-то ближе к концу 90-х, меня, вдобавок ко всему,
постоянно переполняло едва ли не безумное веселье. Я слышала,
что если в детстве родители не покупают или же отнимают у
детей игрушки, то, вырастая, эти дети порой ведут себя не всегда
адекватно. Возможно, и со мной тогда происходило нечто
подбное. Никогда я так не веселилась, пожалуй - ни до, ни после
- как тогда, когда в самом начале своей журналистской
карьеры мне пришлось, например, составлять телеанонсы для
«Пятницы», любимой газеты питерских домохозяек. Помню, моя
итальянская переводчица как-то попросила меня уточнить: а что значит
не совсем понятное ей слово «оттягиваться». Так вот, без
преувеличения могу сказать, что я «оттягивалась» тогда в этих
анонсах от души. Это как раз тот самый случай! Сегодня я уже
и сама с некоторым ужасом вспоминаю свою передачу про Новую
Академию Тимура Новикова для «Свободы», где роль уже
упоминавшегося вами Умберто Эко исполнял немного говоривший
по-французски один из членов Академии - ну, а я, соответственно,
его переводила! Фиктивный «Эко» нес какую-то несусветную чушь
про то, как его пугают члены Новой Академии, как они
напоминают ему фашистов и Муссолини, особенно своим акциями по
сожжению «безнравственной литературы». В этой передаче принимало
участие еще несколько несуществующих «профессоров» и
«академиков» в качестве экспертов, а все повествование
сопровождалось зловещей музыкой Карла Орфа и Вагнера. А ведь «Свобода»
- это уже не «Пятница»: у этой радиостанции, кажется, около
двадцати миллионов радиослушателей… В общем, я допускаю, что
мое тогдашнее веселье слишком часто перехлестывало через
край, поэтому наши пути с масс-медиа в конце концов и
разошлись.

Д.И. Очень важно было услышать про поколение... Задержанные - это
как бы рисунок на штандарте тоталитаризма? Несостоявшиеся
"шестидесятнички" (=старшие Братья Андреи Андреевичи и Андреи
Георгиевичи, будь оне неладны...) Воплощение пришло лишь с
"демократизацией"?... Не рискую любопытствовать о каких-то
возрастных цифрах - ввиду явного проблемного зазора между
литературным проектом (sorry за навязчивую банальность) "Маруси
Климовой" и реальной Татьяной Кондратович... Кстати, они ведь
приндалежат к разным поколениям, верно? Если мы упростим все
до междустрочного андрогина, до литературнодневникового
"крайнего антона" - выйдет ли, что тыняновский "лиричествующий
герой", скажем, роскошно-свежих "морских рассказов"
тождествен его немужскому автору? Ведь эти рассказы можно
рассмотреть как некий особый тип "репортажей с мест" :-), да?


Не могли бы Вы привести какой-нибудь характерный и "поденный",
"скороговорочно -профессиональный" диалог, происходивший между
вами-как-антоном-крайним и неким условным редактором "Ъ"?

МК. Простите, Денис, не совсем поняла про «шестидесятников». О
поколении Кривулина, Берга, Шварц, может быть, нечто подобное и
можно сказать, а вот уже о Сорокине вряд ли; ну, а о таких,
как я - тем более! Какое отношение имеет моя работа в газете
«Пятница», например, к литературе? Я все-таки говорила о
«задержанности» в глобальном смысле, а именно, об отсутствии
определенного количества различных «игрушек» в более раннем
возрасте: типа работы в газете, поездок в Париж, знакомства с
вдовой Селина и т.п. Или же, если хотите, возможностью
выстроить финансовую пирамиду или там купить себе дом в Ницце - а
может быть, даже возглавить борьбу за независимость
какой-нибудь Чечни… Не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет, но во
времена моей юности дистанция от прочтения одной строфы
Гумилева или же Цветаевой до другой могла измеряться годами, а
то и десятилетиями. Конечно, у нас были другие игрушки, и
тоже по-своему интересные, но - в том-то все и дело - совсем
другие! Мой муж выносил трупы в морге, а я работала
уборщицей, и у нас годами совсем не было денег даже на еду, и в этом
тоже было свое безумное веселье. Селина, например, перед
смертью (читайте «Ригодон») тоже преполняло безумное веселье.
Но именно веселье, а не радость от достигнутых успехов! При
чем здесь Андрей Георгиевич, Белла Ахатовна и тоталитаризм?
Конечно, в девяностые годы я вступила в Союз писателей, но,
честно говоря, не придаю этому особого значения, хотя и это
тоже по-своему забавно. У меня теперь вообще целая куча
всевозможных удостоверений! Не говоря уже о том, что я лауреат
Рокфеллеровской премии! Иными словами, я хочу сказать, что
если кого-нибудь в этом мире и переполняет безумное веселье, то
это происходит вовсе не потому, что такое веселье полностью
воцарилось вокруг вследствие демократизации и крушения
тоталитаризма. Если уж на то пошло, то «демократия», как и
«элитарная культура» - тоже, в своем роде, худшая из подмен!


А Маруся Климова появилась на свет в начале 91-го, то есть еще до
Путча, вместе с «Голубой кровью»; а значит, она тоже, как и
Татьяна Кондратович, рождена в СССР. А вы, Денис, допускаю (и
тоже не буду уточнять хронологию), в то время еще ходили под
стол пешком, поэтому я прощаю вам эту, в общем-то,
непростительную банальность по поводу «проекта», потому что в те
времена даже и самого этого слова еще и в проекте не было.
Самые первые «проекты» вроде Б.Акунина, Обломова, Федора Иванова
и пр., если мне память не изменяет, появились лет так
семь-восемь спустя, если не позже. И гипотетический редактор
газет «Ъ», с которыми мне поначалу приходилось сотрудничать,
бледнел, багровел, брызгал слюной и топал ногами при одном
только упоминании моего волнующего имени. Разговор, как правило,
был самый короткий: «Маруси Климовой в нашей газете не
будет никогда!» На Татьяну Кондратович, кстати, это не
распространялось. После этого я, само собой, доставала из сумочки
стопку исписанных мелким почерком листов и предлагала редактору
«Ъ» ознакомиться со своими очерками из морской жизни. Ну, а
далее уже следовала сцена, описанная Чеховым в его
бессмертном рассказе про писательницу, которая доставала издателя
чтением своих произведений… Остается только удивляться, что
Маруся Климова до сих пор жива! А она, то есть я, до сих пор
жива! И это просто чудо!


А теперь вспомните Б.Акунина и остальных и, как говорится,
почувствуйте разницу! Не говоря уже о том, что мне вообще не нравится
само это слово «проект», так как от него веет
авиаконструкторским бюро. А я, как вы, наверное, могли заметить,
предпочитаю моряков и летчиков всяким там инженерам аэропланов и
человеческих душ!


«Зазор» между Марусей и Татьяной в настоящий момент ощущают,
кажется, только мой муж, дети и самые ближайшие родственники… Ах,
да! Еще, пожалуй, Пьер Гийота… Все остальные самым
естественным образом и давно называют меня Марусей, так что я уже
привыкла… Но правильней всего, видимо, было бы говорить: Маруся
Климова, в миру - Татьяна Кондратович.


Такие роскошные «Морские расказы», по моему глубокому убеждению,
могла и должна была написать именно женщина, и никто другой! Ни
о каких «тыняновских лирических героях» в данном случае не
может быть и речи, так как я филологов и литературоведов
вообще не признаю! И не надо путать меня с Гиппиус, потому что
она была модернисткой, а я - послемодернистка… Ну вот,
кажется, я все сказала по этому поводу!

Д.И. Я имел в виду ту самую несговорчивую экзистенциальную антитезу,
(о ней говорил в интервью со мной и В.Г.С.) зависшую между
литературным поколением Сорокина (и ко) и Битовым-Евтушенко.
Я по наитию предположил, что между вами и Сорокиным не
лежит слишком большой возрастной границы... Я был не прав? Вот
вы упомянули беллу ахматовну и я не могу удержаться, чтобы не
привести свой давнишний задорный вирш, писанный, по ее - и
ее, хм, многочисленным «ебарь-дружищам» - ммммм - поводу:

Авторский набат демифологизаторства 

Ложко, дикой замандулиной, разгуливает по бульвару,
Здравствуй, белла ах-мадуллина, сколько имеем поэтического товару?
Как? Только тару? :-) 
[В.Т. из цикла: для беллы.]

Анне Андревне Карпе-Сгоренко, Белле Ахатовне,  Евгению Александровичу Конформильцеву,
Андрею Андреевичу Опадающему, Борису Леонидовичу Псстернаку, посвящается.... 

Маненький диавол с кошачьим лицом
Приплюснутым дико носатил сосцом
Кольцовостью зырко лихачился в пасть -
На мягких травинках - душистая мразь.

На ссупких котёнках - мяучье и срам
Но грасс оголтелый он врот понапхам
Скуластой звериной косящих темнот
Бурлак поволокий осиновых бот.

Спиралью наддымной в чубук у огня
Чуть тлелся загашек белесого пня
Квадряк землемерный - хлобысть вратаря
Влопошился, падла, в изжопье хуя.

Какое повидло текло из ушей
Перло перламутром, перловкой взашей
Краснухой залупьей в ухмылку костра
Где в травяных струпьях студнела сестра

Улиткость мандая - "живой уголок"!
Что трынь каравая сквозь крынки морок
"Сестрою" как "жизнью" на "чётки" насрав-с
Мерещилось хмырьно челядье прикрас

Так пенки вскочили в узду трепака
С сестринскою шерсткой на смердь елдака
Где камушки перьи - гряда Псстернака
Ахатово семя - горенки строка.

А я - под откосом - безвестный жираф
С диаволком милым закуталсси в шарф
Ведь хладом полынным проткнулся костяк -
Андрюши и Жени известился срак:
То бурлак мочегонный, а то - каллиграф

В девяносто первом как раз меня обуяло ненормальное такое,
малореальное веселие. Есть пити. Под стол я уже перестал любить
ходить в это время, хотя (грешен) пару раз по пьяни и по старой
"инфантовой" памяти - пытался. И больно отшиб макушку. В
девяносто первом ушли все властные сдерживающие акценты -
Советско-Средняя Школа крымской столицы была давно окончена,
выпускной бал отгремел год назад, вино все выпито, пришлось
уехать в Израиль. Но путь туда, вы, несомненно, правы, пролегал
именно под столом... Проект как "слово" поносно вылущился из
чернильных губ моих исключительно по инерции речи, не по
злому умыслу, но волею пославшей мя жены... Вот я сейчас пишу,
а пальцы гадостно атрофированы, подушечки внаглую грубеют и
почему-то не хочется думать о плохом. Это весьма важно, что
вы настаиваете на эксклюзивно-феминном авторстве Морских
рассказов... Интересно это именно в свете некоторой
мизогинности, от которой мне, например, было не так просто упрятаться,
когда я читал этот сборник. Страницы полны определнного рода
"презрением" или даже "презреванием" женского
рода-племени... Конечно, все тамошние фигуранты тщательно-упромысленно
убоги, но женские субъекты как-то по-особенному, концептуально
полотерски... Возможно, "женская" оригинация телоса автора,
как ни странно, всплывает в деталировке эротического
субстрата? Я намекаю на то, что в Морских рассказах нельзя найти
ни одного безоговорочно "брутального" сексуального нарратива,
что брызгал бы прелым запахом натуралистических соков-слов.
Все происходит достаточно "целомудренно". К примеру, даже
несчастную Мартышку чудачки имеют ,в общем,
обоюдосогласованно и причесанно, этак "по-детски". То есть, ничего такого,
что распинало читательский "непривычный" взгляд в какой-нибудь
"Санькиной Любви" (взять хоть бы водку, которую мразной
Санька льет себе на член - "для дизынфекцыи") в Морских
рассказах не встречается. Это ни в коем случае никакая не
инвектива! Но хочется понять, почему это так... Не потому ли, что их
писала женщина? Как вы считаете, почему из племени
"писательниц" не явилось на свет ни одного вящего кис-кис "де сада"?
Потому что женщины мягче?

МК. Ну вот, как говорится, на ловца и зверь бежит! А я тут как раз
во время своего последнего визита во Францию довольно много
общалась с Катрин Мийе, автором нашумевшего бестселлера
«Сексуальная жизнь Катрин М.» Книга появилась на свет пару лет
назад и уже переведена практически на все языки. До Сада,
пожалуй, не дотягивает, но в той же традиции - и, вне всяких
сомнений, самое настоящее «жесткое порно», а ведь автор - очень
известная во Франции женщина, арт-критик, главный редактор
влиятельного американо-французского издания «Арт-пресс». В
этом, по-моему, и заключается основной прикол этой книги,
которая, как и любая литература подобного рода, все-таки,
кажется чересчур однообразной и растянутой. На мой вкус, во
всяком случае. Но вы правы, это исключение, которое только
подтверждает правило, так как я, действительно, не встречала
раньше подобных книг, написанных женщинами. Поэтому, думаю, и
успех книги вполне закономерен. Новаторское произведение,
как-никак!


А с другой стороны, выходит, что дело все-таки не в женщинах. Было
бы желание! И вот у меня, признаюсь, как раз такого желания и
нет. Я вообще не стала бы отождествлять «жесткость» с
откровенностью описаний и, тем более, с грубостью. Тот же Селин
куда более жесткий и одновременно целомудренный писатель, чем
его жалкий поклонник Генри Миллер. Примерно такую же
пропорцию можно выстроить, если сравнить Фассбиндера и Пазолини -
не в пользу последнего!


На самом деле, я уже довольно много писала и говорила на эту тему. И
Сад, и Батай, и Лоренс и пр. в том же роде кажутся мне
писателями очень однообразными и скучными. Если говорить о
французах, то мне куда ближе Лакло, например. Я против
окончательного обнажения и в жизни, и в литературе, и в идеологии.
Стоит только до конца обнажить какую-нибудь конечную истину,
вроде «классовой борьбы», например, как весь окружающий мир,
все прошлое, настоящее и будущее, превращаются в такую же
однообразную и скучную бодягу, как книги Сада и Батая. Ничуть
не лучше! Но самое смешное, что истина-то как раз и
ускользает!


Не сомневаюсь, кстати, что сегодня даже для самых обычных обывателей
все эти многочисленные эротические сцены под музыку во
всевозможных триллерах и детективах давно уже стали чем-то вроде
рекламных пауз, во время которых они, сидя перед экраном
ТВ, невольно начинают ерзать, покашливать и переговариваться
между собой в ожидании продолжения развития сюжетной линии.
Лично я в таким местах иду на кухню ставить чайник… Поэтому я
и стараюсь в меру своих возможностей не отвлекаться от
главного, чтобы в моих книгах было как можно меньше таких
«рекламных пауз».


А Сорокин, действительно, ненамного старше меня - вы правы…

Д.И. Apropos Сорокин... В вашем романе "Голубая кровь" меня привлек
какой-то незримый, но ощутимо тактильный обертон нешуточного
гуманизма, который строился именно на определенном
"вычеркивании" сорокинского холодного рассудка. Ведь В.С. по сути -
законнорожденное (по просвещенной диалектике Адорно и
Хоркхаймера) дитя Рационализма. Как он любит говорить "у меня не
люди, но буквы".


У вас же именно люди. Теплые, прелолистово пахнущие агенты жеребьевки Удачи.


Все очень тонко застраивается, даже чисто женские inconsistencies в
логоцентрическом дискурсиве:


А другая, по имени Ляля, жила со взрослым мужиком. У мужика была
жена и дети, но по вечерам он встречался с Лялей. Он трахал
Лялю в подвале, но больше ей нравилось сосать. Она даже как-то
спросила Марусю: "Как ты думаешь, через рот нельзя
залететь?"


Согласитесь, необычная и напрягающе странная антонимизация признака
действия: он ее трахал, НО ей БОЛЬШЕ нравилось сосать. То
есть сексуальный акт (денотат его) несколько НАРОЧИТО
повествуем с "как бы" мужской точки зрения, где оральный секс и
неоральный секс - это разноплеменные величины. (Разве нельзя,
допустим, "трахать в рот"?) А ведь очень точно подмечено - на
уровне ноэматической разметки означающих.


Я бы рискнул сформулировать разницу Ваших и В.С. (эх, никуда от него
не деться!) поэтик с помощью этой самой заветной
розановской теплоты.


На известный анекдотический вопрос: в чем разница между х-ем и
Жизнью Василий Василиевич любил отвечать: Жизнь жестче.


Ваши литературные миры близки , но вы теплее, тоньше и
"заземленней". Не слышится этого ужасного инопланетного не-гуманоидного
скрежета, как иногда проскальзывает в Сорокине или его
записном эпигоне Масодове. Вы - из НАШИХ:


"....они делали кольца из разноцветных проволочек и дарили их
Марусе, а она за это ложилась с ними в канаву, и они тыкали в нее
мягкими пипками. Один мальчик говорил другому: "Далеко не
запихивай, а то у нее ребенок будет".


Прилагательное "мягкими" здесь КЛЮЧЕВОЕ, человечески оправданное и
натурально ощутимое. Можно ли рассматривать Ваши литературные
тексты как изначально (оригинационно) "жизненные", ввиду их
температурно-человеческой теплоты?

МК. Задорно и Хохмахер - какие смешные имена!.. И какие ужасные
цитаты! Неужели я такое могла написать?! Какой кошмар!..


Да, конечно, Денис, для Сорокина «люди - это буквы», а для меня
даже писатели - это люди… А вообще-то, вы не первый, кто меня
ему противопоставляет. Не говоря уже о том, что еще в 98-м
году я принимала самое непосредственное участие в акции Новой
Академии по сожжению подобного рода литературы. Правда,
тогда в огонь полетели и книги Сорокина, и мой перевод «Кэреля»
Жене, и «Голубая кровь»…


Но этого мало, так как, ко всему прочему, мне действительно в
последнее время все чаще начинает казаться, что Сорокин не только,
как Вы сказали, «не из наших», но и вообще больше «не в
теме»… Особенно после того, как в издательстве «Ad Marginem»
был сконструирован этот впечатляющий литературный проект под
названием «Проханов». Знаете, этой весной мне довелось
полюбоваться на самое большое в мире пассажирское судно «Queen
Mary-2», которое сейчас достраивают на одной из верфей
французского атлантического побережья. Цифра «2» в его названии
указывает, что некогда уже было судно с таким названием, но его
постигла печальная судьба: оно затонуло или же было просто
утилизовано. В общем, получился классический голливудский
римэйк, а может быть даже и постмодернистский, ибо между ними
некогда существовало все-таки некоторое тонкое различие,
которое стоит учитывать. Как бы там ни было, но «Два капитана-2»
- это ведь не то же самое, что «Крестный отец-2» или даже
римэйк хичкоковского «Психо», осуществленный ван Сентом. Так
вот Проханов - это тоже, в своем роде, такой уже однажды
затонувший или же утилизованный теплоход, теперь вдруг заново
отстроенной и на порядок увеличенный в размерах. Но самое
главное, что это тонкое различие между постмодернизмом и
Голливудом в нем уже практически не ощущается, сведено к нулю.
Думаю, что у французских строителей просто не хватило духа
назвать свое судно в начале нового столетия «Титаник-2», тогда
бы моя аналогия была еще более наглядной и убедительной. Но
это как бы подразумевается само собой, все и так
догадываются…


Честно говоря, я не в курсе всех деталей и не уверена, что Сорокин
напрямую принимал участие в создании какого-нибудь из
адмаргиновских проектов. Однако нет никаких сомнений в том, что
Сорокин - это именно Инженер человеческих душ, Изобретатель или
же, как Вы сказали, Рационалист, стоявший у истоков
подобного отечественного «судостроения». Мой же взгляд на всю эту
«конструкторскую контору», как вы опять-таки справедливо
заметили, сугубо «гуманистический». Например, когда я вижу на
экранах ТВ шестидесятилетнего Проханова, дрыгающего ногой в
такт третьеразрядной рэп или там панк-группе и утверждающего,
что это и есть «настоящая музыка рабочих окраин», я
испытываю глубокое сочувствие к этому человеку, который, судя по
всему, в юности чего-то очень важного не добрал, не наигрался.
Мне ли его не понять!? А если бы вы знали, как я волнуюсь за
судьбу Сорокина, когда ему приходится отбиваться от
обрушившихся на его голову обвинений в порнографии со стороны
«Идущих вместе»! Как мне стыдно, что я сама пять лет назад
сжигала его книги!


На самом деле, пожалуй, только однажды в своей жизни я все-таки
отчетливо почувствовала, что между мной и Сорокиным существует
не только различие, но и сходство. Несколько лет назад. Очень
отчетливо! Когда услышала по радио свои «Морские рассказы»
в исполнении народного артиста России Ивана Краско. Вы
можете себе это представить: такой хорошо поставленный
раскатистый низкий голос, каким раньше читали Пушкина и Толстого…


Помню, кoгда-то был такой советский писатель по фамилии Штемлер
(возможно, он и сейчас еще жив), который прославился в свое
время тем, что специально устроился работать на время таксистом
в таксопарк только для того, чтобы написать потом роман под
названием то ли «Таксопарк», то ли «Таксист» - точно уже не
помню. Странная форма извращения, если вдуматься: жить,
чтобы писать! Так вот, скажу вам по секрету - только вы никому
не говорите - я тоже постепенно и незаметно втираюсь в
писательскую среду только для того, чтобы написать потом
какой-нибудь фундаментальный роман под условным названием «Писатель»,
главный герой которого отправляется, наример, в
издательство «Ad Marginem» работать писателем, чтобы потом это все
описать, а может быть, и в таксопарк… Я еще не решила.

(Окончание следует)