Проза

Бухгалтер ревизионного отдела Соледад Прохорчук явилась на свой
юбилей в странном виде. Юбилей, конечно, для женщины не ахти
какой, а вернее, не очень веселый, сорок лет, и именно поэтому
подруги Соледад Прохорчук постарались насчет подготовки. Она
заслуживала этого по многим причинам. Нет, конечно, она
была приятна на вид и в общении, и даже где-то добра
по-настоящему своим сердцем, но при этом две ее дочери учились в
университете, сама она ездила на иностранном автомобиле марки
хатчбек, жила в пятикомнатной квартире и имела красивого и
известного мужа-профессора, недавно получившего большую
международную премию, в сущности, ни за что. К тому же, Соледад
иногда была неискрення с подругами, и даже пренебрегала ими, а
это трудно простить. Например, если в общении с ними она
разговаривала только о сплетнях, тряпках, детях, болезнях да о
кулинарных и постельных заморочках, то вот в телефонных
разговорах с неизвестными людьми иногда, нет-нет, да и
проскакивали у нее какие-то элементы явного зазнайства. Нет-нет, да
брякнет что-нибудь такое назло, «концепт» там, «конструкт»
какой-то, или «артефакт». Были и другие обстоятельства.

Так что подготовочка была произведена соответствующая! Нет, конечно,
все было прилично и как обычно, весь юбилейный набор был
представлен, как всегда. Ведь, несмотря на описанные выше
недоразумения, все любили бухгалтера Соледад Прохорчук хотя бы
частью своих существ. Были заготовлены цветы, фрукты, конфеты
и вина, а директор выписала Соледад на эти цели
обыкновенную в таких случаях юбилейную премию, и, разумеется,
поздравительные стихи написал каждый отдел. Например: «Дорогая наша
Соля! Съели вместе мы пуд соли! Седая стала ты почти совсем!
Но все равно ты дорога нам все так же всем!». Была, конечно
же, сооружена и праздничная стенгазета с дружескими
шуточками-прибауточками. В центре этой стенгазеты красовалось
умилительное фото голенькой годовалой Соледад Петровны, а ниже
поместили шуточное стихотворение. «Вот я алмаз! Вот я изумруд!
Но знала б я, что так всегда бывает! Когда пускалась я на
дебют! Что прошлогодний снег растает!».

Однако вся эта подготовка оказалась ни к чему, так как, как уже было
сказано, Соледад выкинула фортель. А дело был в том, что
незадолго до юбилея вся их организация праздновала день труда,
то есть Первое мая, ну и все немного выпили по отделам, а
потом уже как следует, и напились незаметно. И вот в
ревизионный отдел заглянул случайно на огонек молодой, высокий и
красивый мужчина Сергей Н., мечта всех, прямо скажем, потому
что он был не только явно очень полноценный экземпляр мужчины,
но еще и, тоже явно, очень уравновешенный молодой человек
без комплексов, и даже слишком. И вот этот Сергей принялся
почему-то неотрывно ухаживать за Соледад Прохорчук, а не за
кем-нибудь еще, и все время, не отпуская, танцевал только с
ней. Кому бы другому такого поведения ни за что бы не
простили, но только не Сергею Н.! Поэтому все тайное негодование
коллектива по соответствующему поводу обратилось на Соледад. А
Соледад прекрасно видела, кто такой этот Сергей Н., то есть,
нет, не пошляк, и не самовлюбленный дурак-эгоист, а
попросту чрезвычайно равнодушный и потому скучный, по ее мнению,
человек. Да, он выпил теперь, ему хочется женщину именно
сейчас, и только, а то, что он сразу прилепился к ней, а ни к
кому-нибудь другой, то это... То это было немного странно.
Через час или два Сергей Н. стал настойчиво приглашать Соледад
пройти с ним в одно из пустых помещений организации, чтобы,
как он довольно остроумно и заметил, довести все стадо до
белого каления, и только для этого.

И Соледад Петровне вдруг тоже захотелось довести все стадо до белого
каления, и ничего больше, и она пошла с Сергеем Н. в одно
из пустых помещений организации, где как-то так получилось,
она впервые в жизни изменила любимому мужу.

После этого она сразу уехала домой на такси в состоянии
бесчувственного анабиоза, и только в голове настойчиво все время звучал
некий французский афоризм: «Есть сколько угодно женщин,
которые ни разу не изменяли своему мужу, и нет ни одной, которая
бы изменила ему лишь один раз». Какая-то чушь в этом роде.

Возможно, Соледад Прохорчук нормально пережила бы этот не очень
приятный эпизод своей биографии, если бы не последующее
поведение Сергея Н. Этот человек привык уже, что после очередного
инцидента с очередной замужней дамой та некоторое время
приставала к нему, пыталась общаться после работы, заходила в
кабинет и подолгу чирикала, и так далее, пока не успокаивалась.
Это его не напрягало. Но вот в случае с Соледад такого не
случилось ничего подобного. Она спокойно продолжала общаться с
ним, как со всеми, не делая ни малейшего движения в сторону
продолжения отношений. И очень скоро сам Сергей Н. стал
доставать Соледад Петровну Прохорчук своими желаниями и
переживаниями. О любви он, как человек неглупый, все же старался
прямо не упоминать, но порой казалось, что он даже уже на
грани и этой низости.

Результатом этой неожиданной слабости Сергея Н. было то, что Соледад
никак не могла отвлечься от своего падения и от неизбежных
тривиальных мук совести, чувства вины перед мужем. Тем
более, что постоянные визиты Сергея Н. в ревизионный отдел
будоражили местное общественное мнение почему-то, электризуя
атмосферу, и еще более ввергая Соледад в состояние элементарного
смятения.

Именно поэтому, наверное, однажды вечером, приняв, как ей казалось,
взвешенное и необходимое решение, Соледад призналась за
ужином мужу в случившейся с ней неприятности. Впоследствии,
впрочем, она никогда не жалела об этом.

Соледад никогда еще не видела своего мужа, профессора Прохорчука, в
таком состоянии. Нет-нет-нет! Он сохранил полное
спокойствие, и даже развеселился. Но это было именно спокойствие, а не
маска спокойствия, и именно веселость, облагороженная
оттенками горечи, а не истерика. Затем Соледад узнала, что у ее
мужа уже два года есть молодая любовница, да что там,
настоящая жена, и у них есть маленький ребенок, и что теперь, когда
их с Соледад дочери выросли, а она сама тоже «нашла свое
счастье», совесть его чиста, и завтра он съезжает с квартиры.
«Нашла свое счастье!» — муж был слишком умен и тонок, чтобы
сказать это, педалируя пошлую иронию. Нет, он вложил в эту
глупую формулу горький смысл понимания ее, Соледад, драмы, он
был отстранен, и, как всегда, все его слова и действия были
словно только на то направлены, чтобы исключить даже
малейшую возможность некоей «некрасоты» поступков, жестов,
высказываний и умолчаний. Соледад понимала поэтому, что все
дальнейшее для них просто немыслимо, так как это
была бы уже «некрасота».

Она напилась снотворного, а когда проснулась утром, мужа уже не
было. Не было и его вещей, а на столе лежала толстая пачка
денег, и записка, что он оставляет ей квартиру, машину, дачу, и
пятьдесят тысяч долларов, потому что не помешают. Ну, там еще
были какие-то несколько слов, вполне адекватных.

И вот наступил день юбилея. С утра юбилярша позвонила, что
задерживается и будет только к обеду. Это было неудивительно, но
когда Соледад подъехала к подъезду организации на новеньком,
огромном, черном, но местами сверкающем хромом и никелем
мотоцикле марки Харлей Дэвидсон, узнать ее было почти невозможно,
тем более, когда она сняла мотоциклетный шлем. Ее роскошные
медно-золотые волосы были коротко острижены и выкрашены в
какой-то немыслимый желто-красный цвет. Полнеющее, хотя все
еще стройное тело обтягивали обтрепанные джинсы и выцветшая
футболка с надписью на высокой груди: «Нирвана». Кроме того,
на плечах дамы была кожаная «косуха» со множеством железных
заклепок, а на ногах огромные, высокие мужские ботинки
армейского образца. В ярко накрашенных губах дымилась сигарета, а
глаза смотрели на мир сквозь дымку узких и хищных темных
очков. Охранник, куривший на крыльце, все-таки узнал ее и
растерянно произнес, когда она проходила мимо: «Здрасссте...
Соледад Петровна».

Она не успела еще дойти до своего рабочего места, под изумленными
взглядами сотрудников и посетителей, как ей доложили, что ее
вызывает директор. Директор, Екатерина Львовна, умная и
достойная женщина, тоже еще совсем нестарая, была на самом деле
очень хорошей подругой Соледад Прохорчук, и любила и уважала
ее за человеческие и деловые свойства. «Ну, что ты так
раскисла! — сказала Екатерина Львовна, когда Соледад вошла к ней
в кабинет во всей своей красе — Подумаешь, сорок! А мне
сорок пять! Вот я, да, уже не девочка, а ты, ты просто ягодка
еще, сама знаешь!».

«Я-то ягодка! — ответила Соледад подруге — А ты рокфор на любителя!».

«Что?» — не поняла директор.

«Брынза с плесенью!» — пояснила Соледад.

Екатерина Львовна рассмеялась, впрочем, не очень весело. «Ладно —
сказала она — К черту юбилей и этих дур! Иди домой,
расслабься, а завтра... нет, послезавтра, приходи в нормальном виде.
Работать будем! Надо работать!».

Выйдя из кабинета директора, Соледад Прохорчук зашла в кабинет
Сергея Н. и пригласила его покататься на мотоцикле марки Харлей
Дэвидсон. Соледад не знала, наверняка ли откажется Сергей Н.
от рискованной поездки с неуравновешенной женщиной, поэтому
и зашла! А он не отказался, хотя некоторые признаки тревоги
она заметила на его лице. На улице Соледад попросила Сергея
одеть, как и она, шлем, и они помчались. В юности Соледад
увлекалась мотоспортом, и когда-то познакомилась со своим
будущим мужем в придорожном кафе, где часто они, мотогонщики и
мотогонщицы, отдыхали после тренировок, а тогда она сидела
почему-то одна за столиком, и будущий знаменитый профессор
подсел к ней. Смешно было потом вспоминать им вместе, что муж
принял ее за обычную шлюшку, только неестественно красивую, и
как, чтобы произвести впечатление на понравившегося ей
юношу, Соледад вывела его на улицу, посадила на мотоцикл позади
себя и помчала по темнеющему шоссе. Впечатление, однако, она
произвела.

И опять был вечер. Мотоцикл был прекрасен. Соледад сделала с Сергеем
Н. большой круг вокруг города и остановилась около
незнакомой трамвайной остановки на окраине города. Парень слез с
заднего сиденья с явным облегчением. «Наверное, боялся, что я
врежусь вместе с ним в какой-нибудь трейлер или в столб!» —
подумала Соледад. «А не подарить ли ему мотоцикл?!» —
мелькнула мгновенная скучная мысль и погасла.

«Пока!» — весело сказала Соледад Прохорчук. Мотор взревел. И она
помчалась по прямому шоссе в направлении воспаленной закатом
черты горизонта, быстро исчезая вдали.