Проза

 

Отрывок из романа

 

Все началось с обыкновенной интернет-заметки в моем Живом Журнале. Кто не верит — может посмотреть сам. Она там висит до сих пор. Приведу саму заметку:

«У Сократа есть доказательство существования загробной жизни. Очень простое: все горячее становится холодным, все сухое мокрым и так далее. В общем все в мире имеет свое начало и в продолжение становится противоположностью самой себе. Отсюда вывод: жизнь есть противоположность смерти, которая в свою очередь становится жизнью.

Отсюда я сделал интересный вывод: если в нашей жизни вредно пить, курить, шляться по ночам и все такое, то значит где-то в каком-нибудь месте наступает такой момент, что это становится крайне полезным. А вот заниматься зарядкой, ходить на работу, вести трезвый образ жизни и никогда не изменять жене — становится крайне вредным и всячески порицается тамошним обществом.

Отсюда еще один вывод: для некоторых из нас не все еще потеряно! Когда-нибудь и мы станем героями».

 

Обыкновенная, дурацкая заметка, коих в Интернете висит миллионы.

 

Неожиданно пришел комментарий. Аноним говорил, что в сущности я правильно угадал. Но в целом это интереснее, чем я думаю. Аноним спросил: уж не журналист ли я?

Я ответил честно: да, журналист. Да еще со стажем. Он ответил, что журналист со стажем — это все равно, что закоренелый мошенник. Но ему это нравится.

Чтобы сократить вступление, скажу, что мы начали переписываться. Абонент все еще не называл себя, однако настойчиво выспрашивал, что я думаю об антимире. После нескольких писем он неожиданно дал свой адрес в Москве: Большой Палашевский переулок дом***. Спросить Бориса Ивановича, представиться самому, и меня, по его словам, любезная охрана проведет куда следует.

Борис Иванович писал, что готов встретиться в любое удобное для меня время и покажет мне кое-что такое, о чем мне обязательно захочется написать.

Поначалу можно было подумать, что это чей-то розыгрыш. Я перечитал его предыдущие письма, все еще раз обдумал и решился. Идя по переулку я понял, отчего у меня такая неуверенность. Журналисту очень редко удается достать какой-либо стоящий материал вот так на халяву, запросто так. Даже не за красивые глаза, коих в Интернете не висит, а просто за глупую заметку. И какой смысл Борису Ивановичу говорить и показывать мне что-то? Должен быть какой-то мотив, которого я понять не мог. Но он вряд ли сумасшедший, подумал я, вышедши в Палашевский переулок. Поутру здесь собралось больше Мерседесов и джипов, чем возле германского Бундесвера или на американской Пятой авеню.

В любом случае, подумал я, задавливая сигаретный бычок ботинком, терять мне нечего. Я журналист, и моя профессия добывать информацию. Даже если ее представляет какой-нибудь сумасшедший миллионер или новый русский.

 

В просторном мраморном холле первого этажа буйствовал зимний сад. Плескал невидимый фонтан, больше похожий на сломанный водопроводный кран, и шуршал вверх-вниз, как старческие галоши по ковру, стеклянный лифт. Я представился охраннику. Он зашел в свою конторку, что-то сказал в трубку и появился еще один — точная копия первого. Видимо, лицо у меня было удивленное. Охранник улыбнулся и пояснил: Мы близнецы.

 

— Жаль,— сказал я.

— Это почему?

— Я думал вы клоны, но раз нет — значит сказка уже начинает рушиться.

Охранники переглянулись.

— Вы к Борису Ивановичу? — спросил первый.

— Конечно.

— Тогда понятно,— он почему-то вздохнул.— Идемте, я вас провожу.

 

Борис Иванович располагался на третьем этаже. Из лифта надо было выйти направо и посетитель сразу же упирался в дверь его кабинета. Охранник постучал в дверь, открыл ее, пропустил меня вперед и сразу же закрыл за мной дверь.

 

Борис Иванович, плотный, в больших очках, словно они позволяли ему обозревать пространство одновременно на все 360 градусов, с учеными залысинами и в приспущенном галстуке, сидел и что-то паял. Рядом выстроилась батарея разнокалиберных склянок, баночек и пузырьков.

Это несколько не вязалось с шикарным дубовым столом, со стоящим современным компьютером. И с огромным портретом президента в полный рост. От главы государства веяло скромностью невинной профессуры. Он смотрел на посетителей со снисходительной полуулыбкой, как смотрят на дебилов замудрые психиатры.

И вообще убранство кабинета более походило на солидный офис, чем на паяльно-химическую мастерскую.

Борис Иванович оторвался, посмотрел на меня, и показалось, что его глаза в очках увеличились по крайней мере на треть:

— Никак Алексей пожаловал!

— Никак Борис Иванович паяет! — парировал я.

— Да это так, решил вспомнить молодость. Не хватает, знаете ли, атмосферы прошлого.

— Это лагерей ГУЛАГА что ли? — сымпровизировал я.

— Да нет же, нет! — он повел рукой, словно смахивая меня в кресло.

— Так что Вы думаете про Антимир?

— Ну, я, кажется, писал Вам, что там все должно быть наоборот. То, что здесь хорошо — там плохо. И все такое.

— Да, но надо брать шире, намного шире,— он развел руки в стороны.— Я, знаете ли, когда прочел вашу заметку, то сразу как-то решил показать вам этот самый Антимир.

Я отвесил легкий поклон:

— Я не против, но с чего это вдруг такая честь?

Борис Иванович начал убирать пузырьки в стол:

— Вы, очевидно, мне не доверяете?

— Борис Иванович, довольно странно, согласитесь. По моему опыту, журналистов все гоняют, как помойных котов, а тут вы запросто даете мне сенсационный материал, который по вашим словам должен чуть ли не перевернуть мир и обрушить его в тартарары демократии.

— Выбор случаен, сразу скажу. Вам просто повезло, стечение, так сказать, обстоятельств. А решился рассказать после того, как сам там побывал. Я ведь служил в одном из оборонных НИИ. Как водится, институт сократили, персонал разогнали. Я пытался доказать необходимость работ. У меня взяли все чертежи и наработки, внимательно выслушали и выставили за дверь, наказав при этом помалкивать об Антимире и вообще забыть, где я работал. Но я в течение всего этого времени занимался изысканиями самостоятельно и вот теперь хочу показать своим бывшим боссам, какие они кретины. Надеюсь, вам этого объяснения достаточно? А потом я почитал все ваши заметки, мне понравилось, как вы описываете события и излагаете всякие там пусть и не глубокие — но мысли.

Борис Иванович лизнул указательный палец, пощупал жало паяльника и убрал его в стол вслед за склянками.

— Спасибо, о легкости моей мысли Вы прошлись не первый.

— Я Вас обидел? Но, право, не стоит. Это я так. Вы же не ученый, зачем Вам глубина мысли?

— Спасибо, утешили,— сказал я,— А еще я не фотомодель, поэтому могу ходить врастопырку, ковырять вилкой в носу и хрюкать за едой.

Но поскольку разговор пошел как-то в сторону обсуждения моих достоинств, а я пришел сюда не на собственное интервью, то решил действовать сразу в лоб:

— Когда мы пойдем смотреть Ваш Антимир?

— Да хоть сейчас, Алексей, как вам угодно! Хоть сейчас. Но прежде не хотите ли некоторую вводную лекцию?

— А зачем? Антимир — не сифилис, чай не прилипнет.

— Ха-ха. Это точно.

Борис Иванович указал рукой на дверь позади своего кресла.

Смежная комната оказалась раза в два больше кабинета. Потолок, стены и пол были отделаны белым материалом. Посередине стояли два кресла. Точно такие же я видел в кабинете у дантиста. Только вместо бормашин рядом блестели никелированные столики и смуглые пузырьки с синими и красными этикетками.

У противоположной стены можно было различить еще две двери.

— Вот, собственно, мы на пороге,— сказал Борис Иванович.

— Больше похоже на порог психбольницы,— сказал я и покосился на кресла. До отвратительных ассоциаций им все-таки не хватало бормашин.

— Ну, это уж Вам решать. Но Вы, я думаю, напишете даже не просто материал, а книжку.

— Для врачей Кащенко?

— Дались вам эти психи,— сказал Борис Иванович.— Давайте же скорее начинать.

Мне стало как-то неловко. Вроде я должен был сгорать от нетерпения. Но вместо этого меня приходилось подталкивать.

— Давайте, давайте,— согласился я.— С чего начинаем?

— Садитесь в кресло. Вот вам пузырек с синей наклейкой. Запомните — это своего рода ключ туда.

Борис Иванович показал пальцем вверх.

— В загробную жизнь, что ли?

— Ах, пардон,— поправился он и указал в сторону двух дверей.

— Далее вот что: вы пьете эту жидкость. Закрываете глаза и ждете окончания реакции, потом открываете глаза, встаете с кресла, я вас так сказать здесь встречу и потом мы пойдем туда.

Борис Иванович снова указал в сторону дверей.

— А вот для возвращения — вы должны выпить баночку с красной этикеткой.

— Так все просто? И что будет после того, как я выпью эту гадость с синей этикеткой?

— Реакция будет, а потом я все время буду с Вами, поэтому беспокоиться не о чем. Я сам проходил эту процедуру уже много раз.

— По Вам заметно.

— Хватит хохмить, давайте пить.

Я взял пузырек, понюхал — запаха никакого.

— А вы, Борис Иванович, не составите мне компанию? А то я как-то не приучен пить в одиночку.

— Да, понимаю-понимаю, боитесь, что вас отравят. Тоже мне — Бабрак Кармаль,— и Борис Иванович махнул свою склянку, как стопарик.

Крякнув, словно принял сто грамм, Борис Иванович поставил пустой пузырек на столик, откинулся в кресло и закрыл глаза.

Я выпил свою порцию. Ничего. Безвкусная жидкость. Чем-то похожа на дистиллированную воду. Я тоже откинулся в кресло и закрыл глаза. Тотчас, словно этого только и ждали, перед глазами замелькали какие-то образы, клочки воспоминаний, реплики, смешки.

— Может наркотик какой,— подумал я и заметил, как мысль стала громоздкой и неповоротливой.

Потом по всему телу пошла волна, словно тысячи гномов щипают меня везде, где им только вздумается. Потом было чувство, что загорелись корни волос. Через некоторое время все это схлынуло. Мысль снова завертелась, как пьяный у опохмелочной. С кресла я вскочил бодрый и веселый. Борис Иванович уже стоял. Его очки поблескивали, как окуляры пилотов второй мировой войны. Мне вдруг захотелось сказать ему что-то очень доброе, теплое и душевное:

— Борис Иванович, вы похожи на хомяка, который служит в Военно-воздушных силах.

— Не время пока шутить,— сказал он, не заметив моего комплимента.— Нас ждет еще одна процедура.

Он пошел к дверям.

— Сейчас я открою дверь, Вы войдете, я за вами, и далее по коридору. Готовы?

Он распахнул правую дверь и синхронно с этим кто-то отворил изнутри левую. Мы шагнули в коридор. Я пошел впереди, Борис Иванович за мной. Наверное, со стороны мы напоминали двух дураков, занятых игрой в разведчиков. Коридор аккуратно привел нас опять в кабинет Бориса Ивановича.

— Ну, вот, наслаждайтесь,— сказал он с улыбкой.

— Чем?

— Антимиром.

— Так это же Ваш кабинет. Это что, шутка?

— А Вы считаете, что в Антимире не может быть кабинетов?

— Борис Иванович, не выставляйте меня дураком. Я Вам что, мальчик для веселья? Где люди вверх ногами?

Я подошел к окну:

— Или на худой конец женщины с сиськами на спине?

— Алексей, Антимир — это не остров доктора Моро. Здесь все как у обычных людей. Ну, или почти все.

— Понятно,— сказал я разочарованно.— Шутка богатых дядек, новорусские заморочки. Только в чем смысл?

Правда, оглядевшись, я заметил, что взгляд у президента на портрете стал другим, более человечным, что ли? Но тогда я это пропустил.

— Да какой мне смысл Вас обманывать!? — Борис Иванович всплеснул руками:

— Что Вы, боевиков насмотрелись, ей-Богу! По-Вашему, Антимир должен выглядеть как свалка, кругом разруха и роботы стреляют по людям?

— Нет, но какие-то отличия должны быть.

— Но так оно и есть. Сейчас мы с вами пойдем....

— Знаете что,— прервал я его,— Я, конечно, пойду, но пойду я один. Я так понимаю, что Вам или скучно было, или Вы хотите меня убедить в том, чего нет на самом деле, но я, честно говоря, устал уже от всех этих загадок.

— Ну, как хотите,— сказал Борис Иванович.— Я ничуть на Вас не обижаюсь. Я сам поначалу не сообразил, что совершил великое открытие. Сходите, погуляйте, если что, я Вас жду здесь же, в любое удобное для Вас время. Кстати, не советую ни с кем болтать про Мир-Антимир, а то может случиться нехорошее.

Я понял, что разговор окончательно закончен, когда у него в руках вновь появился паяльник и стали выстраиваться в очередь пузырьки на столе.

На выходе охранник принял от меня пропуск, вернул паспорт и вежливо (показалось, что даже искренне) попрощался.

Я закурил и пошел к Пушкинской. Ну и старикашка, думалось мне. И что ему за корысть так прикалываться? И кто ему вообще дал помещение в таком престижном районе Москвы? Одна аренда ведь чего стоит. Снова всплыли прилипшие к памяти кресла, пузырьки. Театр, да и только. Может, это типа съемки «улыбнитесь, Вас снимает скрытая камера?» Если так — то они у меня после этого долго улыбаться не смогут.

Я вышел к Пушкинской. Как всегда — жуткий поток машин, реклама, люди ждут, люди бегут, люди чего-то покупают и жуют. Я двинулся в сторону Красной площади. Тут мелькнуло: а что он мне дал? уж не касторки ли? Может, мне сейчас лучше всего держаться поближе к туалетам?

 

На углу отеля Националь я остановился. Закурил вторую сигарету, задумчиво стал смотреть на купол подземного центра на Манежной. Пронзительно засвистел милиционер. Я отыскал его глазами. Дорожный постовой махал мне жезлом, чтобы я переходил улицу. Я огляделся: может, не мне?

 

Милиционер еще два раза одобрительно свистнул и закивал мне головой. Поток машин встал. Я быстро пересек улицу. Навстречу вылез из патрульной машины еще один милицейский.

— Че они прицепились-то? — подумал я раздраженно, может они мне на роже неприличное слово написали пока я там спал? — и полез в карман за редакционным удостоверением.

— Не надо,— остановил патрульный,— Вы просто в следующий раз будьте поаккуратней. У нас хоть и вежливые водители, но поток машин сами видите какой,— кто-то может не заметить.

— Да я вроде как аккуратно,— вставил я. И сразу пожалел, с милицией надо всегда соглашаться. Все несогласные и противоречивые долго потом извиняются в обезъяннике перед дежурным милицейским.

— Да, но мы с товарищем видим, что Вы так задумавшись идете. Извините нас конечно, просто мы обязаны обеспечивать безопасность наших граждан, поэтому решили сами перевести Вас через дорогу. От греха подальше.

— Да-да, конечно, спасибо,— забормотал я,— я могу идти?

— Да, если что, обращайтесь, всегда будем рады помочь,— улыбнулся он на прощание.

Мне сегодня везет на сумасшедших,— решил я.

— Кому рассказать — не поверят. А если ментам рассказать — забьют до полусмерти.

Тут я вспомнил, что меня ждут в редакции. Поймал таксомотор и поехал на улицу Правды. Перед кабинетом, когда я уже совсем было прошмыгнул внутрь, меня окликнул редактор отдела:

— Алексей, Вы обещали мне статью сегодня сдать!

Я уже собрался выслушать очередное сто двадцать пятое китайское предупреждение, вопли и стенания босса на тему: как важно, чтобы сотрудники не шлялись по своим делам, а занимались работой и вовремя сдавали материалы. А когда они при смерти, то обязаны в точности описать свои впечатления, из чего потом благодарная редакция состряпает статью.

— Да-да, конечно, я Вам сейчас перешлю,— замямлил я.

— Не надо, я почитаю с Вашего компьютера.

Тут я даже удивиться забыл.

Он уселся на мое место, как будто делал так уже миллионы раз, я открыл ему так сказать аналитическую статью о призыве в армию и переходе Вооруженных сил на контрактную основу.

Редактор молча читал, потом посветлел лицом:

— Ну вот все же можете, хорошо написано: «молодые люди спешат в армию. Именно здесь можно получить бесплатное высшее образование, а также найти после контракта хорошо оплачиваемую работу. Реформа только подстегнула рейтинг президента. Теперь ему уже точно не стоит бояться предстоящих выборов».

От такого вранья у меня глаза на лоб полезли. Я такого даже в пьяном виде не написал бы:

— Да, это, это...

— Хорошо все, Алексей. Реформа в армии действительно проведена, как надо. И вполне естественно, что рейтинг президента пойдет вверх. М-да.

Редактор встал, уступая мне место:

— Завтра же статья будет напечатана. Спасибо. Кстати, Вы говорили, что собирались сходить к одному изобретателю: и как?

— Да он совсем сумасшедший. Нет никакого Антимира, все вранье. И вообще он похож на хомяка, которого только что призвали в Военно-воздушные силы.

Редактор засмеялся. Мы поговорили о хомяках, потом о рыбках (редактор — любитель живности). Но чем больше я с ним общался, тем больше понимал, что он как-то уж очень сильно изменился. Подобрел что ли? Потом разговор снова вернулся к ученому.

— Ну зачем же вы так старика? Может, не все еще потеряно? Может, Вы просто не поняли, что он Вам хотел сказать? Вы сами, между прочим, похожи на хомяка, которого только что уволили из ВВС,— и редактор вышел из кабинета.

Я сидел, совсем ничего не соображая. Взорвался трелью телефон:

— Алексей? — спросила трубка.

— Нет, его нет, увезли в неизвестном направлении, завтра позвоните, может привезут...

— Хватит паясничать,— сказал голос,— это Борис Иванович. Срочно приезжайте.

— Борис Иванович! А мы с моим начальником только что о Вас говорили. Много хорошего, между прочим.

— Вы опять врете, Алексей, впрочем, это не важно. Срочно берите машину и приезжайте, срочно!

— А что случилось?

— Я вам все объясню. Это, между прочим, Вас касается, Вашей работы и Вашей карьеры.

Такими вещами понятно не шутят. Через пятнадцать минут я уже взбегал по ступенькам в Палашевском. После моего посещения зимний сад еще не завял и близнецы-охранники были не разлучены. Они сразу меня узнали, провели куда надо.

Видимо, пока я ехал, Борис Иванович ходил все это время по кабинету из угла в угол и поправлял свои гигантские очки.

— Алексей, заходите, заходите. Пойдемте сразу в комнату, вот вам пузырек с красной этикеткой, пейте, я с вами, и сразу ложитесь.

Я до того ошалел от его натиска, что сразу выпил пузырек и лег.

— А что, собственно, случилось?

— Лежите, я вам потом объясню.

— Спектакль продолжается?

— Лежите,— донесся эхом голос Бориса Ивановича.

Как и положено — ощущения повторились. За одним исключением: как только я встал, меня вырвало. Аккурат в подставленное Борисом Ивановичем ведерко.

— Правильно вас все-таки уволили из ВВС,— заметил он, улыбаясь,— Совершенно не переносите перегрузок.

Мне уже надоела эта шутка:

— Борис Иванович, может, хватит, что вообще...

Он не дослушал:

— Заходите, не видите, соседняя дверь уже открыта?

Мы прошли внутрь и опять попали в знакомый коридор. Окончился он, как и следовало ожидать, кабинетом.

— А теперь срочно звоните Вашему редактору! — Борис Иванович протянул мне трубку.

— Если это шутка,— сказал я, набирая номер.— Я Ваши очки и склянки попросту перебью. Ногами.

— Але! — заорал редактор.— Але! Это ты? Ты где шляешься, мать-перемать. Статью не сдал, на работе тебя нет, таких как ты я буду увольнять к ядреней матери, совсем обнаглели, ходят по своим делам. Ты в курсе, что взорвался дом на улице Королева? Ты еще и не в курсе? Так вот я тебе раздолбаю докладываю. Бегом туда и чтоб через два часа уже начитал мне первый текст. И бегом, уволю на хрен!

— Борис Иванович, сказал я со злорадством.— Теперь мы с Вами обязательно еще раз встретимся.

И выскочил пулей за дверь.

Как и обещал редактор, половину дома на улице Королева обрушило взрывом. Милицейское оцепление ходуном ходило от натиска журналистов. Кругом собирались толпы зевак и жильцы соседних домов. Толпы новостийных работников безбожно матерились и пытались просочиться между мундирами. Мне все же удалось прорваться внутрь и я побежал к дому.

Из подъезда выносили убитых и раненых. Здесь уже работали телевизионщики.

Какой-то мент пытался их отогнать, и одновременно орал по рации, запрашивая подкрепление:

— Хули ты вопишь,— ласково говорили ему журналюги,— мы стоим там где можно и не хер тут у нас камеру из рук вырывать. Не имеешь права.

— Да я вас чемурдосов на 15 суток за хулиганство всех упеку. Мародеры херовы! Стервятники тряпошные!

Прорубая себе дорогу трехэтажным отборным матом, мне с товарищами по перу удалось пройти за второе оцепление. Где разрушения были сильнее всего. Там же под видом спасателей нам удалось поговорить с очевидцами, с пожарными, сделать снимки. В общем, материал был собран и тут же отправлен в редакцию. Начальство посмотрело материал и при следующем разговоре по телефону мне было объявлено, что меня прощают, уволен я не буду и могу даже до завтра в редакции не появляться.

Тут я решил, что пора снова наведаться к Борису Ивановичу.

Ученый смотрел на меня теперь поверх очков, отчего глаза его казались маленькими, мутными, как у хомяка-глубоководника.

— Вы опять про хомяков думаете,— сказал Борис Иванович.— А я Вас, между прочим, от увольнения спас.

— Вовсе не думаю,— сказал я самоуверенно.— Так Вы мне объясните, что, собственно, произошло. А то у меня впечатление, что все с ума сошли. Причем одновременно.

— Немудрено. Как Вам редактор?

— У него что-то частая смена настроений наблюдается. Или предынфарктное состояние, или он с опохмела.

— Нет, просто это два разных человека.

— Не понял?

— До Вас плохо доходит. Вы словно хомяк глубоководник,— Борис Иванович засмеялся.

— Это моя шутка.

— В общем объясняю. Когда Вы выпиваете пузырек с синей этикеткой, вы переходите действительно в другой мир — Антимир. Здесь все вроде бы как обычно, за исключением некоторых вещей: человеческие отношения.

— Меня тут менты прямо через дорогу перевели,— сказал я. Наговорили всяких любезностей. Как будто я сын министра Внутренних дел.

— Вот-вот. Не показалось ли Вам это странным?

— Странным? Да если бы на Луне астронавты нашли доисторические слоновьи какашки, я бы и то меньше удивился! А потом редактор вдруг, ни с того ни с сего, начал любезностями меня одаривать.

— Я ж Вам объясняю.

— Ну а зачем Вы меня обратно вызывали тогда?

— У Вас, как и у меня, как и у всякого, в Антимире есть двойник. У Вас такой же журналист. Когда мы переходим в их Антимир, они на всякий случай переходят в наш мир. Мы пока не знаем, как повлияет то, что оба двойника соберутся в одном месте. Вот почему открываются две двери. Только когда произошла эта трагедия с домом, Ваш двойник просил меня срочно Вас вернуть. Он не может работать в наших условиях. А потому обязательно провалил бы все дело и Вас, настоящего, обязательно бы уволили. Теперь все ясно?

— Да, все. Только как вы связываетесь?

— Телепатия, друг мой, не забывайте: я работал в оборонном НИИ, где все эти штучки изучались и развивались. Но я могу связываться только со своим двойником. Не спрашивайте, почему. Мы сейчас в этом разбираемся.

— Понятно.

— Только не надо опять про хомяков, Алексей.

— Хорошо, не буду. А можно мне еще раз попробовать? А то я не то что на книжку, на статью материала не набрал.

— Давайте, продолжим. Вижу, что вам понравилось.

— Только у меня просьба, мне хотелось бы попутешествовать вместе с Вами. Во избежание чего-нибудь нехорошего.

К Пушкинской мы шли медленно, как на прогулке. Я навострил всю свою внимательность. Но вроде все было как всегда. Чтобы проверить кое-что, я предложил зайти в редакцию на улице Правды. Интересно, замечу ли я там еще какие-либо отличия, кроме доброго редактора?

По правде сказать, меня больше всего волновала статья, которую написал мой двойник из антимира. Хотелось также пообщаться с коллегами и выслушать мнения со стороны о доброте редактора. Хотелось доподлинно убедиться, что он действительно не такой уж плохой человек.

Был вечер. Коридоры редакции опустели. И тем не менее мы встретили редактора.

— Вот хочу еще раз проверить верстку газеты. Алексей, у меня к Вам просьба, завтра поезжайте сразу на призывной пункт, там отправляется на учения полк. Напишите что-нибудь нормальное, душевное. Там, может быть, будет президент. Поскольку его сын и дочь там тоже служат.

Я оторопел:

— Президентские дети служат в армии? Скажите еще, что дети премьера, министров — тоже служат.

Борис Иванович стал незаметно дергать меня за рукав. Редактор не понял моего сарказма:

— А что здесь удивительного? По-моему, настоящие государственные мужи должны первыми подавать пример. Очень мудрая политика.

— Ну да, конечно, извините, это я как-то не подумал.

— Действительно не подумали, тем более Вы сами писали нечто подобное сегодня.

— Да, да, извините,— запутался я.

Борис Иванович решил, видимо, преподнести мне еще одни сюрприз и спросил редактора:

— Простите, а как выглядит рейтинг нашего президента?

— Стабильно высокий. И нет никаких оснований в этом сомневаться.

— Алексей, вы писали об этом статью сегодня, расскажите же Вашему другу об этом.

— Да-да, конечно.

— Извините, мне надо идти. Заходите почаще,— обратился редактор к Борису Ивановичу.

Мы раскланялись. Я бросился к своему кабинету и потащил за собой Бориса Ивановича.

— Не спешите, времени у нас еще предостаточно,— взмолился ученый.

В кабинете я врубил компьютер.

— Надо залезть в Интернет и посмотреть, как вообще обстоят дела.

Прежде всего меня интересовало, что случилось с домом на улице Королева. О трагедии ничего нигде не говорилось. Лишь в какой-то коротенькой заметке упоминалось, что дом на улице Королева был отремонтирован и отреставрирован. Счастливые жильцы въехали в свои новые улучшенные квартиры.

— Можете не стараться,— Борис Иванович смотрел на меня с интересом:

— Эк Вас зацепило. А поначалу не верили? Признайтесь, ведь не верили?

— Да, да, признаю. Но проясните тогда мне одну загадку. Редактор сказал о стабильно высоком рейтинге президента. Это же неправда и все об этом знают.

— Знают где?

— У нас.

— В мире, да. Здесь — в Антимире — это действительно так. И доказывается это просто. У здешнего антмировского президента, как вы только что слышали, сын и дочь служат в армии, равно как и дети всех министров. Я Вам больше скажу, Алексей, здесь принято так, что ни один человек, если он не служил в армии, не может занимать государственный пост. Причем дети чиновников и все, кто собирается занять государственный пост, должны служить именно в действующих войсках. Никаких там войск Министерства по чрезвычайным ситуациям и прочих халявных ведомств — здесь не признается. Всякие там милиции, ФСБ и пожарные — тоже не в счет. Ведь в чем истинная сущность демократии? Если дети начальника заняты опасной профессией, через которую должны пройти все без исключения люди — значит, такой человек априори не ставит себя выше остальных. Человек, прошедший службу в боевых частях, и в дальнейшем, на государевой службе, не будет прятаться за чужие спины. В конце концов, он будет знать, как вершится самое трудное дело в жизни человечества — а именно современная война. Такому человеку, согласитесь, можно доверять. Такой человек никогда не начнет войны, не обдумав до конца все последствия. А он их будет знать. Он будет знать, каково это — сидеть в окопах, каково жить на морозе без горячего питания, на одних сухих пайках и так далее.

— Ну, это я и сам понимаю.

— Да это все понимают,— согласился Борис Иванович.— Даже в нашем мире. Но знать о справедливости и следовать ей — совсем разные вещи.

 

Ночевали мы у меня дома. Надо сказать, дом как дом — ничего необычного. Мой двойник по части домоводства ничуть меня не переплюнул.

 

Наутро я поехал на призывной пункт. Борис Иванович ждал меня в офисе на Палашевском. На призывном пункте действительно ждали президента. Не было только привычных по такому случаю в армии бесчинствующих охранников. Впрочем, в Антимире, как я заметил, заметно ближе приблизились к человечности, чем мы. Хотя по известной журналистской привычке я хотел испытать эту добродетель. Вдруг это внешняя позолота?

Мамаши стояли с цветами. Папаши, как водится, через одного были подшофе. Сверкали лысыми черепами призывники. Никаких тревожных взглядов. Когда подъехал президент, началась церемония. Скучно ее описывать. Разве что президент попросил командиров не давать своим отпрыскам никаких поблажек. Глядя на свирепые морды военных, я понял, что они буквально поняли своего Верховного. После церемонии я протиснулся к президенту, представился и спросил:

— Почему Вы решили отправить своего сына и дочь в армию?

Президент, казалось, опешил от такого вопроса:

— А как вы думаете, что бы подумали обо мне избиратели, если бы я этого не сделал? Меня бы за президента никто не считал.

— Простите, но Вас выбрали, именно поэтому вы не обязаны отправлять детей в армию. А не считать вас президентом — они не имеют права.

— Молодой человек, выбраться президентом и считаться президентом в сознании россиян — это как говорится две большие разницы.

На этом наш разговор закончился. Я еще немного послонялся по призывному пункту. Поговорил с мамашами, с призывниками, и уехал в полном недоумении. Никто не считал службу в армии бесполезно-опасным делом.